Дикий наездник - Торп Гэв - Страница 51

Арадриан разочарованно закричал.

Он огляделся в поисках хоть какого-то спасения — летящего им на подмогу истребителя или просвета между деревьев, куда они смогли бы нырнуть.

Ничего.

Душа Цибилаху заключила его в крепкие ментальные объятия перед лицом неизбежной кончины. Она словно вонзила кинжалы ему в глаза, но последнее биологическое ощущение перед гибелью тела все равно принесло ему наслаждение.

Корабли-косы внезапно прекратили идти курсом на перехват за миг до того, как открыть огонь.

Арадриан ахнул, дрожа от потрясения.

Некронтир понеслись обратно к пирамиде. Летательные аппараты чужаков перестали вопить и повсюду отворачивали от самолетов альдари. Их безмолвный отлет стал даже еще более тревожным, нежели визжащие атаки.

+Что-то не так,+ подумал Арадриан.

По-видимому, это чувство разделили все оставшиеся корабли и эскадрильи. Придя к тому же выводу, что и он, бомбардировщики «Феникс» и рейдеры «Вампир», десантные корабли и перехватчики, истребители «Ночное крыло» и аспектные воины из Багровых Охотников устремились вслед за отступающими некронтир.

Вновь слившись разумами, Арадриан и Цибилаху развернули «Рассветный парус» к гробнице и на полной скорости помчались туда.

Трещина расширилась, и вой усилился, почти физически воздействуя на чувства. Среди яркого сияния двигались фигуры. Нуаду стоял завороженный извивающимися тенями, поскольку не ожидал здесь встретить ничего подобного. Гул стих до мягкого шелеста, нашептывающего ему о потаенных мечтах и исполнении всех желаний. Его взгляд невольно упал на Друткхалу, сосредоточенно глядящую на свет.

Наследник клана увидел себя рядом с Кровавой Невестой — не просто любовником, но правителем мира, целой звездной системы. Они стали королем и королевой, перед которыми преклонялись подданные. Боготворящие массы выкрикивали имя дикого короля и возлагали к его ногам невиданные дары с далеких планет. Его слово было для них законом, исполнение его прихоти — пределом их мечтаний.

Свобода звала. Свобода от клана и рукотворного мира. Нуаду сбросил оковы своего народа подобно разбитым кандалам. Они для него ничего не значили, он был волен без страха следовать любому своему желанию, пока копошащиеся под ногами массы загрызали друг друга ради одного намека на его благоволение. Они воспевали его величие, произносить его имя уже было для них наградой.

А его враги… Их отполированные кости служили украшением дворца, разложенные перед ним, дабы унять его гнев. Ни одно оскорбление не оставалось безответным. Те, кто презирал его, кто унизил его клан, взошли на костры ароматного пламени, сгорев, лишь чтобы сделать ему приятно. Мельчайшее неповиновение безжалостно каралось — выживали только те, кто был абсолютно предан дикому королю.

Но изжаренная плоть его врагов ощущалась пеплом у него во рту. Молитвы последователей раздавались пустыми воплями отчаяния, просьбами о милосердии, обращенными к божеству, которому не было до них дела. Друзья и семейство пали от его гнева, ибо никто не имел права затмевать его. Даже Друткхалу разорвали фанатики, ведь она смела взирать на него с чем-то иным, нежели нескрываемым благоговением.

Пустота снедала его, требуя все новых восхвалений, чтобы заполнить вакуум его души. Он был бессмертным, однако жизнь тянулась подобно бесконечной пустоши его же собственного творения, в которой он и потерялся. Не осталось ни друзей, ни эмоций, ибо все, что было для него ценно, обратилось в прах. Не осталось ни врагов, которых он смог бы одолеть, ни испытаний, в которых смог бы найти себя.

Его душу сковывал лед, проникающий даже туда, где прежде горел огонь страсти. Подобно сияющей звезде, которая все равно рано или поздно сдастся под тяжестью эонов, жизнь его растягивалась далеко за пределы всех смертных границ. Боль существования пожирала его атом за атомом, пока не осталось ничего, кроме холодного негодования.

Рыдая слезами из крови своей семьи, он молил о прощении, о конце страданий и воистину понял, что проклят, а не благословлен. Вот он, истинный ужас Великого Врага. Не быть поглощенным и встретить свой конец, но продолжать жить дальше, став частью вечно голодной сущности, что была порождена извращенными мыслями альдари. Бога неизбежного самопоглощения, который стремился не уничтожить своих творцов, но ждал, пока они бесповоротно не погрязнут в собственных пороках, чтобы затем принять их с распростертыми объятиями.

Ничтожный и бессмертный, он убивал себя снова и снова, только чтобы быть оживленным поддерживающей его силой и вновь оказаться в полной страданий Вселенной.

Смерть. Он жаждал ее. Оглушаемый своими неистовыми воплями, он желал безмолвия забвения. Озаряемый огнем своих истерзанных чувств, он алкал безмятежности пустоты.

А затем появилась сила, готовая унести его в убежище. Легкий бриз, ставший сильным ветром, а затем ураганом, вырвал его из лап Той-что-жаждет. Полетев на его потоках, он отдал себя безжалостному ненастью и нашел избавление в объятиях Шепчущего бога.

Золотой свет померк, сменившись образом Иврайны в белом зареве огня. Открывающая Седьмого Пути парила над неподвижным телом Эльдрада в окружении вихрящегося миража безликих душ.

Тяжело сглотнув, смаргивая обжигающие слезы, дрожа от переизбытка чувств и усталости, Нуаду снова посмотрел в открытое хранилище.

Он знал, что увидит. Обрушившиеся на него видения продолжали гореть в голове, хотя пронизывающий холод вмешательства Иврайны лишил их своей притягательности.

Из растянувшейся над пирамидой дуги золотой энергии выступила одинокая фигура, ростом не выше альдари и с таким же изящным телосложением. Существо ни мужского, ни женского пола, с изящными изгибами и единственной аккуратной женской грудью, а также почти идеальным овальным лицом с носом-щелкой и глазами, похожими на черные каменья. Одна его рука заканчивалась длинной и зазубренной клешней, вторая — тремя проворными многосуставными пальцами. Из-под практически белой кожи проглядывали не вены, но мерцающая энергия, передающаяся от золотой пульсации открытого хранилища.

То была демонесса, младшая прислужница Той- что-жаждет.

Чудовище призывно воздело клешню и, широко растянув рот, высунуло язык и завыло.

Затем из ее темницы вырвалась демоническая орда.

Глава 21

УЖАСНЫЙ ПОВОРОТ

Площадь наполнилась скрежетом когтей и стуком копыт нематериальных существ, волной вырвавшихся из своего узилища и хлынувших к Нуаду и остальным альдари. Переливчатые голоса, одновременно ужасающие и воодушевляющие, хором пели гимны Князю Удовольствия. Демоническая речь была неразборчивой, но отдавалась в душе у каждого, кто ее слышал. Появились всадники с рожками и арфами, причитаниями и бренчанием создавая ритм, под который маршировало полчище. Впрочем, «марш» — слишком формальное название для этого действа, ибо, хоть демонессы и змееподобные скакуны двигались в такт, делали они это не подобно боевым подразделениям, но с одинаковыми грациозными покачиваниями, словно на театральном представлении. Войско жутких зверей и демонов стремительно наступало, будто вышедшее из берегов озеро, грозя утопить потрясенных альдари.

Нуаду судорожно задышал, когда из толпы демонесс вырвались своры двуногих тварей с глазами-драгоценностями и плетевидными языками, коими они улавливали в теплеющем воздухе страх альдари. Сквозь массу неземных врагов поползли змееобразные создания с позолоченной чешуей, выпускающие клубы ароматного дыхания из сморщенных отверстий на боках. Над увеличивающимся войском вспорхнули блестящие фигуры с мотыльковыми крыльями, клинками вместо рук и хвостами-кнутами, вплетая в оркестровое пение шепот из наполненных игольными клыками ртов.

Иврайна стояла над неподвижным Эльдрадом, сжимая в руке ярко горящий меч Скорби. К ней подступил Визарх, а двое Закрученных Клинков выбежали вперед, чтобы поднять ясновидца на плечи. Посох Ультамара выпал из его бессильной хватки, но еще один суккуб в алом облачении подхватил жезл, и все вместе они отступили к «Волновым змеям».