Месть женщины - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 27

– Вы с ума сошли? – спросила она. – Почему вы ходите в таком виде?

– В нашем отеле остановился Роберто Гальвес. Я видел, как он внизу получал номер.

– Ну и что?

– Вы не поняли. Гальвес остановился именно в нашем отеле. И именно в соседнем номере.

– Я поняла. Но это я попросила его приехать сюда и остановиться в этом номере.

– Вы? – Ему предстояло каждый раз открывать в этой женщине нечто для себя новое. – Но почему?

– Я же вам обещала свидание с Флосманом, – напомнила Чернышева.

– Он и есть Флосман?

– Конечно, нет. Садитесь, я вам все расскажу. Только уберите свой пистолет.

Благидзе спрятал пистолет во внутренний карман пиджака. Сел в кресло, стоявшее рядом с окном.

– Только учтите, что через минуту здесь может появиться Гальвес и вам придется уйти в ванную комнату.

– Надеюсь, там я буду сидеть не очень долго, – заметил Благидзе.

– Не очень, – засмеялась Чернышева. – С самого начала я четко представляла, что на этом корабле Флосман обязательно поплывет с нами. После убийства Липки уверенность только подкрепилась. Иначе не было смысла убивать единственного человека, хорошо знавшего Флосмана в лицо. Таким образом, в наличии Флосмана на корабле я не сомневалась. И только четыре пассажира подходили по своим внешним данным на роль Флосмана. Это были Хартли, Кратулович, Суарес, Консальви.

– Вы не допускали мысли, что Флосман мог оказаться среди обслуживающего персонала? – спросил Благидзе.

– Не допускала. Все разговоры о пожилом бармене или о ком-либо другом просто несерьезны. Настоящий Флосман просто физически не успел бы так быстро оформиться на рейс и попасть туда не в качестве пассажира. Поэтому я решила наблюдать именно за действиями этих четверых людей. Признаюсь, поначалу меня очень смущал сеньор Хартли. И своим необычным поведением, и постоянными расспросами обо мне. Я тоже обратила внимание, как он внимательно смотрел на всех входивших в бар именно в двенадцать часов, когда услышал фамилию Флосмана. Он знал об этой фамилии. Но настоящий Флосман не должен был так себя вести. Он обязан был не проявлять интереса к вызвавшему его человеку, чтобы нечаянно не выдать себя. А Хартли явно интересовал человек, который пригласил Флосмана в бар. Причем интересовал даже больше Флосмана.

Уже тогда я поняла, что Хартли не совсем тот человек, за кого мы его принимаем. Он ведь расспрашивал обо мне бармена, а такой агент, как Флосман, никогда не стал бы этого делать, чтобы опять-таки себя не выдать. Многое стало ясно после того, как я получила второе письмо. Очевидно, подозревавший настоящего Флосмана американец следил за ним. И поэтому оказался в коридоре перед моей каютой, когда из нее вышла горничная, подложившая второе письмо.

Именно это обстоятельство меня более всего и смущало. Ведь Хартли был в коридоре и должен был точно знать, кто именно выходил из моей каюты. Но он допустил ошибку, посчитав, что девушка не может принести письмо Флосмана. И тогда я подумала, что Хартли и является настоящим Флосманом.

– А откуда вы узнали, что он был в это время в коридоре?

– У входа стоял Роберто, терпеливо ожидавший моего возвращения. Он видел, как мимо прошел Хартли. Когда он мне это рассказал, я сразу отвела кандидатуру Хартли. Если он настоящий Флосман и сам принес второе письмо, то почему он не уходит с другой стороны, а предпочитает пройти мимо Роберто, которого отлично было видно из коридора? Значит, Хартли не столь волновало, что кто-то узнает о его нахождении в коридоре. Значит, в этот момент он не подозревал о письме и не знал, что мне его принесли.

После убийства Хартли все стало на свои места. Настоящий Флосман понял чуть раньше меня, что именно делает Хартли на корабле. Он сумел просчитать действия американца и в нужный момент убрать его. Мы недооценили и сотрудников местной резидентуры ЦРУ. Очевидно, они также искали Флосмана, и приехавшему из Европы Хартли попалось на глаза это объявление. Видимо, американцы также знали о пароле чешских разведчиков. Но для Хартли эта поездка закончилась печально.

Оставались три человека: Кратулович, Суарес и Консальви. Чувствуя вашу нелюбовь к стареющему жуиру Консальви, я приглядывалась именно к нему. Нужно сказать, что объективно вы были даже правы. Он вызывал гораздо больше подозрений, чем остальные. Во-первых, этот трюк с женщиной. Он все время был рядом с ней. И я могла согласиться, что вы были правы, когда подозревали его. Действительно, настоящий Флосман мог придумать такой оригинальный трюк. Познакомиться с женщиной, оказавшейся его соседкой, и представить дело так, будто они прибыли на судно вместе. Мы ведь не стали бы подозревать пару влюбленных, считая, что Флосман обязательно должен быть один на корабле. Ну, во-первых, девица явно не подходила на роль влюбленной пассии. А во-вторых, Консальви особенно и не скрывал того обстоятельства, что познакомился с дамой именно для приятного времяпрепровождения.

И вот здесь ваша логика вас подвела. Вы считали, что он ухаживает за девицей, чтобы создать себе алиби. А я видела, как он бравирует этими отношениями. Настоящий Флосман никогда бы не стал этого делать, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Но сеньор Консальви, очевидно, принадлежит к тому довольно распространенному среди мужчин типу, который готов охотиться за любой мелькнувшей юбкой и более всего на свете ценит количество одержанных побед. Именно поэтому, чтобы произвести на меня впечатление, он и рассказал о том, как сеньор Хартли расспрашивал обо мне бармена. После убийства Хартли я сразу убрала из числа подозреваемых Консальви. Настоящий Флосман не стал бы демонстрировать мне, что мог заинтересоваться хоть какими-то словами своей будущей жертвы.

Но окончательно мое убеждение в том, что Консальви не является Флосманом, созрело в тот самый момент, когда я получила второе письмо. Подозрение пало на Хартли, но, узнав, что он ушел из коридора, пройдя мимо Роберто, я вспомнила об остальных. Суарес сидел в баре, у него было алиби. Кратулович ушел в город. А Консальви, словно нарочно, чтобы попасть под наше подозрение, вернулся за зонтиком. Но ведь само письмо принес другой человек. Зачем Консальви, если он действительно Флосман, подставлять самого себя под подозрение? Логичнее было бы обеспечить себе абсолютное алиби, которое оказалось лишь у двоих людей на корабле – Суареса и Кратуловича. Тем более что само письмо было написано на испанском языке. Тогда я стала размышлять, почему первое письмо написано по-английски, а второе по-испански. Флосман хотел продемонстрировать свои лингвистические способности? Но, убедившись в том, что во время получения письма у всех троих было алиби, я поняла, что подлинный Флосман сознательно написал второе письмо на другом языке, чтобы его мог прочесть курьер, с которым он отправил это письмо ко мне.

Ведь второе письмо при желании можно было принять и за любовное послание. К сожалению, я не знала, кто именно принес письмо Флосмана, и это послужило причиной гибели несчастной девушки. Но должна признать, что ваша находка с Лаурой, которая относила письмо Консальви к его подружке помогла мне разгадать и эту загадку. А сам Консальви к этому времени уже окончательно порвал со своей подружкой. Она принадлежит к категории профессионалок и, очевидно, требовала гораздо более материальных вещей, чем простое кувыркание в постели. Тогда Консальви и переключился на Лауру, где вы его и нашли. После того, как вы сообщили ему о появившемся на судне комиссаре Рибейра, он и решил сбежать.

– Но почему он сбежал?

– Вы ведь помните, что сказал помощник Рибейры об исчезнувшем Консальви. Он назвал его типичным аферистом. Вы увидели в этих словах подтверждение ваших подозрений. Я нашла в них подтверждение своей уверенности в том, что Консальви не Флосман. Если хотите, вы убедили меня еще в самом начале путешествия, когда сказали о такой нематериальной вещи, как запах кожи. Если помните, вы тогда сказали, что Консальви не похож на торговца кожей. Он им действительно не был. Но Флосман не стал бы так откровенно ухаживать сначала за одной, а потом за второй женщиной и убивать третью, понимая, что подозрения прежде всего падут на него. Консальви не был Флосманом. Он был просто мелким аферистом, сбежавшим с корабля, боясь разоблачения.