Мио, мой Мио ! - Линдгрен Астрид - Страница 10

- Поглядим, что там, - сказал я Юм-Юму. - Давай поглядим! - ответил Юм-Юм.

Соскочив с Мирамис, мы направились по тропинке меж яблонь к дому. Я взялся за ручку двери, и стук прекратился.

- Войдите, милые мальчики! - сказал кто-то. - Я так давно вас жду.

Мы вошли в дом. Там за ткацким станком сидела женщина. Она ласково кивнула нам.

- Почему ты ночью не спишь, а работаешь? - спросил я.

- Я тку чудодейное полотно. А делать это можно только ночью.

Луч луны проник в окошко и осветил ткань. Как красиво она переливалась! Краше ткани я в жизни не видел.

- Волшебную ткань, чудодейное полотно ткут всегда ночью, - повторила женщина.

- А из чего ее ткут, такую красивую? - спросил я.

Женщина не ответила и снова принялась ткать, тихо напевая под стук станка:

Месяца бледного луч серебряный,

Месяца бледного луч, сердца алая кровь,

Алая кровь и серебряный луч,

Яблони белый цвет, яблони белый цвет

Нежный рождают шелк,

Нежнее, чем ветер ночной

И ласковый шелест травы.

А над лесом птица Горюн поет, вещая черное горе.

Ткачиха пела тихо и монотонно. Только она смолкла, как в лесу раздалась другая песня, которую я тотчас узнал. Правду сказала ткачиха: над лесом пела птица Горюн, вещая горе. Сидя на самой макушке дерева, она пела так, что тоска сжимала сердце.

- Почему так поет птица Горюн? - спросил я ткачиху.

Женщина заплакала, слезы ее скатывались на полотно, оборачиваясь маленькими прозрачными жемчужинами, и ткань становилась краше прежнего.

- Почему так поет птица Горюн? - снова спросил я.

- Она поет о моей маленькой дочке, - ответила ткачиха и горько зарыдала. - Она поет о моей маленькой дочке, которую похитил разбойник.

- Какой же разбойник похитил твою маленькую дочку? - спросил я, хотя уже понял, о ком идет речь и кто этот разбойник. - Не надо, не упоминай его имени, - добавил я немного погодя.

- Не буду, - ответила ткачиха, - не то угаснет свет луны, а белоснежные лошади заплачут кровавыми слезами.

- Почему они заплачут кровавыми слезами? - спросил я.

- Им жаль своих маленьких жеребят, которых тоже похитил разбойник, сказала ткачиха. - Слушай, как поет над лесом птица Горюн.

Я стоял посреди комнаты и слушал, как на воле поет птица Горюн. Вечерами она часто пела мне в отцовском саду, но тогда я не понимал, о чем она поет. Теперь я знал: она пела о маленькой дочке ткачихи, о братьях нашего друга Нонно, о сестренке мальчика Йри и еще о многих-многих других, кого схватил и увез в свой замок злой рыцарь Като.

Вот почему горевали люди в маленьких домиках на Острове Зеленых Лугов, в Стране Заморской, по ту сторону фьорда и в Стране Загорной. Они горевали о детях, своих детях. Даже лошадям в Дремучем Лесу было о ком горевать, и они плакали кровавыми слезами, когда слышали имя разбойника.

Рыцарь Като! Как я боялся его! Как боялся! Но, стоя здесь, в этой комнате, и слушая песню птицы Горюн, я вдруг понял, зачем скакал Дремучим Лесом нынче ночью. За Дремучим Лесом начинались земли Страны Чужедальней. Туда-то мне и надо. Туда-то мне и надо, чтобы сразиться с рыцарем Като, хотя я так боялся его, так боялся! Глаза мои наполнялись слезами, лишь только я представлял, что меня ждет.

Женщина снова принялась ткать. Не обращая внимания ни на Юм-Юма, ни на меня, она вполголоса напевала под стук станка все ту же монотонную песню:

Месяца бледного луч,

Месяца бледного луч, сердца алая кровь...

- Юм-Юм, - сказал я. И голос мой как-то странно. - Юм-Юм, я отправляюсь Чужедальнюю.

- Знаю, - ответил Юм-Юм. Ну и удивился же я!

- Как ты узнал? - спросил я.

- Ты так мало знаешь, Мио! - сказал Юм-Юм.

- А ты, ты знаешь, верно, все? - спросил я.

- Да, знаю, - ответил Юм-Юм. - Я уже давно знаю, что тебе предназначено отправиться в Страну Чужедальнюю. Все это знают.

- Все это знают?

- Да, - сказал Юм-Юм. - Птица Горюн знает. Ткачиха знает. Белоснежные лошади знают. Весь Дремучий Лес знает: деревья шепчут про это, и травы, и цветущие яблони - все это знают.

- Да ну! - удивился я.

- Каждый пастух на Острове Зеленых Лугов знает, и по ночам его флейта поет об этом. Нонно знает. Его бабушка знает, Йри с братьями и сестрами тоже знают. Колодец, который нашептывает по вечерам сказки, тоже знает. Говорю тебе, все это знают.

- А мой отец?.. - прошептал я. - Твой отец всегда знал,

- сказал Юм-Юм.

- И он хочет, чтоб я отправился туда? - спросил я, не в силах сдержать легкую дрожь в голосе.

- Да, хочет! - ответил Юм-Юм. - Он страдает, но хочет, чтоб ты отправился туда.

- Но я так боюсь! - признался я, плача. Только сейчас я по-настоящему понял, как боюсь. - Юм-Юм, я не отважусь на это, - сказал я, обнимая своего друга. - Почему мой отец-король хочет, чтоб именно я совершил этот подвиг?

- Мальчик королевского рода - единственный, кому суждено свершить этот подвиг.

- А если я погибну? - спросил я, крепко ухватившись за руку Юм-Юма. Он не ответил.

- И мой отец хочет, чтоб я все равно отправился туда?

Женщина перестала ткать - в комнате стало тихо. Смолкла птица Горюн. Замерли листья на деревьях, не слышно было ни малейшего шелеста. Стояла мертвая тишина.

Юм-Юм кивнул и едва слышно сказал:

- Да, твой отец все равно хочет, чтоб ты отправился туда.

- Я не отважусь на это! - закричал я. - Не отважусь! Не отважусь!

Юм-Юм молчал. Он только смотрел на меня, не произнося ни слова. Снова запела птица Горюн, и от ее песни сердце замерло у меня в груди.

- Она поет о моей маленькой дочке, - сказала ткачиха, и слезы ее жемчужинками покатились по полотну. Я сжал кулаки.

- Юм-Юм! - сказал я. - Я еду в Страну Чужедальнюю!

При этих словах за окном пронесся ветер. Дремучий Лес зашумел, а птица Горюн залилась песней, такой звонкой, какой не слыхал еще ни один лес в мире.

- Я знал это! - сказал Юм-Юм.

- Прощай, Юм-Юм! - сказал я, чувствуя, что вот-вот зареву. - Прощай, дорогой Юм-Юм.

Юм-Юм посмотрел на меня, посмотрел почему-то глазами Бенки и, улыбнувшись, сказал:

- Я пойду с тобой!

Вот это друг! Юм-Юм - настоящий друг. Я так обрадовался, когда он сказал, что пойдет со мной! Но я не хотел подвергать его жизнь опасности.