Дайте шанс! Том 3 (СИ) - Сагайдачный Вадим - Страница 35

Вдруг князь остановился. Он слегка отстраняется и лыбится.

— Боже, Катюша, как же ты прекрасна даже когда плачешь. Прости. Такого больше не повторится. Каюсь, не сдержался. Дал себе зарок не прикасаться к тебе и все равно не смог.

Он прикладывает к лицу девушки ладони, начинает пальцами стирать льющиеся из глаз слезы.

— Я не соврал тебе ни на грамм. Я действительно ни с кем не помолвлен. Сказал отцу, что возьму в жены ту, какую захочу. Уверяю тебя, у нас может быть будущее. Ты родишь мне десять сыновей и десять дочек. Таких же красивых как ты сама.

Понимая, что переборщил, он начинает смеяться.

— Ну или не десять. Родишь, сколько захочешь. Договорились?

Будь у него хоть чуточку настоящих чувств, уважения к ней, он бы так не поступил. Он лишь тешит себя. Свое большущее Я. И это Катерина понимает. Она не хочет отвечать, но тело… Тело отзывается, кивает в ответ.

— Я хочу, чтобы ты была моей. Вся была моей. Чтобы ты отдавалась мне сама, а не под властью моего Голоса. Обещаю, сегодня я тебя не трону. Ты сохранишь свою целомудренность. Отдашься, когда сама захочешь. В остальном мы будем обходиться другими ласками. Я научу. Прости, но без этого никак. Ты слишком хороша. Я не смогу постоянно сдерживаться. Ну как, договорились?

Будь князь трезв, он разглядел в заплаканных глазах девушки всю ту злость, что она сейчас к нему испытывала. Но он видел лишь то, что хотел увидеть.

Катерина почувствовала, что ее власть над телом возвращается. Она снова могла им повелевать. Отчаяние отступило. Теперь на первый план вышло нечто другое.

— Мы договорились? — снова повторяет вопрос Болховский.

Волгиной хватило секунды, чтобы понять, что ей следует сделать.

— Конечно, — улыбнулась она. — Скажите, Максим Владимирович, вы обещали Пахомовой покатать ее на своем автомобиле. Вы действительно намерены сдержать обещание?

— Это ты о той? Об Ольге? Неужели ревнуешь? — рассмеялся князь. — Катюша, солнце мое, пусть Оленька достается Друцкому. Я взял то, что хотел Я.

Болховский делает шаг, обнимает девушку и снова лезет в губы. Руки опять лезут к ее ягодицам. Катерина на пару секунд отвечает взаимностью и отстраняется.

— Ну вот, обиделась. Из-за таких пустяков обиделась.

Девушка отворачивается к столику. Коробка конфет, бокалы, недопитая бутылка бренди и тяжелый канделябр на три свечи с гранитным основанием. Больше немедля ни секунды, Катерина хватает канделябр.

Удар!

Удар!

Удар!..

Вспыхнув Светом, тем усилив свои возможности, она била и била по лицу, по голове князя за то, что он посмел ее унизить. За то, что сделал и собирался делать в будущем. За то, что посмел с ней так поступить, тогда как она не дала ему ни малейшего повода. Потому что она не шваль и не последняя бл*дь, с которой можно так обращаться. Она лишь позволила немного за ней поухаживать и не более. Пусть ее статус ниже князя, но она не даст себя унизить. А если так и произойдет, не позволит сойти этому с рук.

Волгина остановилась лишь когда почувствовала, что ее Свет на исходе. Проломленное ударами тяжелого подсвечника лицо князя, залитое кровью и жутко израненное, выглядело ужасающе. Вот только этот вид совершенно ее не ужасал. Сейчас ее больше пугало, что Болховский может оказаться все еще жив и может снова применить Голос.

— Мы будем обходиться другими ласками? Ты научишь? — вопросительно повторила девушка то, что только что сказал князь и взорвалась: — Хотел еб*ть меня в жопу! В рот! И чтобы я терпела?! Да ну нах*й!

И снова на Болховского обрушилось тяжелое основание канделябра, превращая и без того израненное лицо в кровавое месиво из костей, мозгов, ошметков кожи.

На этот раз Волгина не использовала Свет. Била сколько смогла своими силами, пока окончательно не обессилила. Руки, лицо, волосы, конечно же платье, покрылись брызгами и отлетевшими кусочками плоти. Но в нервном порыве она их не заметила.

«Теперь точно сдох», — мысленно заключила она и выпустила из руки оружие, ставшее теперь неимоверно тяжелым.

Приступ гнева стал сходить на нет. Начало приходить понимание случившегося. А вместе с ним внутри начало подкатывать.

Катерина попыталась подняться и ее прорвало. Только что выпитый чай с конфетами, все что было еще внутри полилось наружу вместе с горькой желчью. Прямо на кровавое месиво, в которое превратилось лицо Болховского. Приступ продлился несколько минут, прежде чем она смогла прийти в себя и подняться.

Катерина прошла за барную стойку, там в раковине прополоскала рот, горло и лишь тогда поняла, что сильно испачкана. От этого ее снова начало выворачивать.

Извергнув из себя остатки желчи, Волгина принялась отмываться от крови. Особенно пришлось повозиться с волосами. В них застряли мелкие косточки и кусочки плоти.

Прошло пять или все десять минут, прежде чем Катерина закончила отмываться и наконец смогла окончательно взять себя в руки. Осознанность случившегося заставили душу сжаться в паническом страхе за последствия. Сердце отчаянно заколотилось.

Тут на улице установлены камеры. Они стоят на каждом доме. И у Болховского они должны быть.

В следующее мгновение Катерину бросило в холодный пот.

У князя дом большой. Он не мог жить один. Здесь должен быть кто-то еще. Этот кто-то обязательно видел, когда князь привез ее.

Напоследок на ум пришли отпечатки пальцев, коих она оставила превеликое множество в машине, на перилах лестницы, когда они поднимались на третий этаж, и тут в комнате.

Внутри подобно взрыву разразилось: «Что я натворила!»

Катерина еле сдержалась, чтобы не закричать в голос. Теперь, когда весь этот ужас остался позади, впереди замаячил другой, куда больший ужас. Ужас последствий. Она разбила голову не абы кому. Погиб князь. Ее все равно найдут. Подобные преступления всегда раскрываются. Это убийство будет иметь для нее катастрофические последствия. Собственноручно отстояв честь, она поставила крест на своем будущем.

Глава 17. Интерлюдия

Часы шли медленно. Томительно, мучительно, до невозможности. Войдя в свои права, ночь как будто специально затянула ход времени, превратившись в нескончаемо долгую.

Федор Гордеевич взглянул на висящие на стене большие круглые часы, отделанные золотом. Минутная стрелка, поблескивая бриллиантами, наконец-таки завершила очередной круг и поползла осваивать следующий.

Еще до прилета в Москву он созвонился с председателем Совета добытчиков скверны Жиловым. Тот вынужденно согласился выступить в роли посредника в переговорах с Высшими. Все-таки речь зашла о проблемах не одного лишь Вагаева, а по меньшей мере его и Нестерова. Это если не брать в расчет еще восемь кланов, чьи дети тоже учились в Императорском университете и, если не сегодня, так завтра могли попасть в похожую ситуацию.

Встреча должна была состояться в резиденцию главы банковского дома Смирнова ровно в полночь. К этому времени самые видные банкиры, промышленники и торговцы империи, коих принято было называть Высшими уже прибыли.

Федор Гордеевич думал, их сразу пригласят за стол и начнутся переговоры. Он был готов с ходу пуститься в бой, в отстаивании интересов клана. Потому что подобные встречи обычно начинались без промедлений.

Однако пришлось ждать.

Ждать долго.

Слишком.

Его, Нестерова и Жилова проводили в отдельный зал, где все трое прибывали уже который час в томительном ожидании, когда Высшие наговорятся и наконец-таки соизволят их принять. Затянувшаяся пауза усугубляла ситуацию. Без того взвинчивала натянутые нервы.

— Четвертый час сидим… Четвертый! — не сдержавшись, воскликнул Федор Гордеевич и вскочил с кресла.

Слуга в парике и ливреях тотчас появился в дверном проеме.

— Господа чего-нибудь желают? Может быть поужинать?

Последнее было произнесено уже в пятый раз.

— Господа желают знать, как скоро завершится ожидание! — по возможности мягче ответил глава клана Вагаевых, чтобы не сорваться.