Утро под Катовице-2 (СИ) - Ермаков Николай Александрович - Страница 50

Спустившись из вагона на перрон, я зашел в здание вокзала, где нашел кафе и слегка опохмелился для поправки здоровья и слегка перекусил, затем вышел на площадь, где взял такси, на котором в скором времени добрался до комендатуры. Здесь я зарегистрировался и на доске объявлений нашел множество предложений от контор, сдающих жильё. Выбрав несколько адресов на среднем удалении от комендатуры, я вновь воспользовался такси и после нескольких осмотров и переговоров, получил во временное распоряжение довольно неплохую двухкомнатную квартиру в центре города. Оставшись в квартире один, я принял ванную и завалился отдыхать на широкой кровати. Благодать, никуда сегодня не пойду, дела подождут.

На следующий день я покинул квартиру и весь день ходил по городу, с интересом разглядывая улочки незнакомой старой Варшавы. Этот город сильно отличался от того, что осталось в моей памяти из ТОЙ жизни. Ведь в январе 1945 года во время ожесточенных боев столица Польши была разрушена почти полностью. Большую часть исторического центра потом восстановили, но далеко не в полном соответствии с довоенным видом. Я заходил в кафе, рестораны, делал небольшие заказы, осматривался, ел и шел дальше. Вернувшись вечером в квартиру, я обнаружил, что мои сигналки сорваны. Кто-то в моё отсутствие посещал квартиру и рылся в вещах. Отпуск перестаёт быть томным. Хорошо, что я посылку весь день носил с собой, хотя так делать тоже рискованно. Надо поскорей избавляться от неё и уезжать. А ведь так надеялся отдохнуть, в кино сходить, может и в театр, отъесться в ресторанах, а то партизанская каша уже в печенках сидит. Одно радует — слежки за мной не было, в этом я был абсолютно уверен. На следующее утро я ещё раз обошел выбранный для операции район, потом позвонил по имевшемуся у меня номеру телефона.

— Алло, это Збигнев Новачек?

— Да, я слушаю.

— Я сегодня приехал из Вислян, у меня для Вас посылка от пана Корбы.

— А как поживает пани Моника?

— Прекрасно. В одиннадцать ноль-ноль, я жду Вас в ресторане «Оливия» на Дрезденской улице, и возьмите свою посылку для пана Корбы.

— Хорошо, я обязательно приду.

До встречи оставалось немногим более часа и я занялся дальнейшими приготовлениями: нанял такси и, заплатив аванс, сказал шоферу, чтобы ждал меня в соседнем переулке, после чего занял столик в кафе у окна напротив ресторана. Отсюда открывался хороший вид и если бы появились гестаповские «топтуны», я бы их сразу вычислил. Но, к счастью, никого и ничего подозрительного за время ожидания мною замечено не было. Агент также появился без «хвоста», поэтому я зашел в ресторан вслед за ним и приблизившись сказал:

— Это я Вам звонил от пана Корбы, идемте!

Тот несколько удивленно окинул мою немецкую форму, но без проволочек вышел вслед за мной через запасной выход, который вел в переулок, где меня ожидало такси. Мы сели на заднее сидение и я дал команду таксисту, чтобы он ехал на Венскую улицу. Там мы остановились в указанном мной месте, прошли через проходной двор и, убедившись, что слежки нет, зашли в небольшое кафе, где обменялись посылками и расстались. Уф, большая часть задания выполнена. Осталось добраться до отряда.

Доехав на такси до комендатуры, я протянул свое фальшивые документы помощнице коменданта. Она просмотрев их подняла на меня удивленный взгляд:

— Уезжаете? У Вас ведь отпуск на десять дней!

— Связался, со штабом, приказали немедленно возвращаться, — с искренним огорчением ответил я.

— Понимаю, — сочувственно улыбнулась девушка и поставила мне штампик и печать в отпускное удостоверение.

Из комендатуры я сразу поехал на вокзал и купил билет до Бобруйска на поезд, отходящий в полдень. Времени до отправления оставалось немного, но вполне достаточно, чтобы я смог хорошо перекусить в вокзальном кафе и там же взять с собой в дорогу бутербродов с копченой колбасой.

Состав, в котором мен предстояло ехать, оказался сборным десяток товарных вагонов и три пассажирских. Разумеется, у меня был билет в лучший вагон с двухместными купе, который был прицеплен непосредственно за тендер. К счастью, моим соседом оказался не военный, который за долгое время пути мог бы раскусить меня, подловив на какой-нибудь оплошности. Нет, моим соседом оказался торговый представитель коммерческой берлинской фирмы, представившийся Гансом Шмидтом.

— А вот скажите, Гюнтер, — спросил меня сосед после того, как мы выпили по полстакана вина из щедро предоставленной им бутылки за знакомство, — как Вы что вообще возможно приобрести у этих русских дикарей?

— Я, вообще, мало интересовался этим вопросом, сами понимаете, у меня другие интересы. Но насколько я слышал от других офицеров, то там вас может заинтересовать только древесина. Продовольствие ведь закупается централизованно, коммерческие фирмы к этому не допускаются. А кроме древесины там взять больше нечего, ну разве что можно скупать у населения по дешевке золотые изделия, но не думаю, что там можно с этим широко развернуться. А вот Вы лучше расскажите мне, как сейчас живется в Германии, а то я так скучаю по родине… — с помощью этого нехитрого приема я перевел разговор на другую тему и в дальнейшем я больше спрашивал, а Ганс мне подробно описывал берлинскую жизнь.

— Только подумать, — сокрушенно восклицал я, — Там в кинотеатрах идут американские фильмы, рестораны как и прежде ломятся от посетителей, а мы кормим вшей на Восточном фронте!.. А скажите Ганс, бордели работают по прежнему?..

Так, за легкой светской беседой, приправленной хорошим вином протекало наше путешествие ровно до тех пор, пока партизаны не спустили с рельс наш состав. От мощного удара я, не успев сгруппироваться перелетел через стол и врезался о противоположную стену, оставшись в сознании только потому, что Ганс любезно смягчил удар своим телом. Слетев с насыпи, наш вагон свалился набок и меня опять хорошенько приложило. Когда поврежденный состав замер и грохот ударяющихся вагонов прекратился, я услышал выстрелы, доносящиеся снаружи и плотнее прижался к стене вагона, которая сейчас стала полом. Над головой появились аккуратные отверстия, пробитые партизанскими пулями. Первоначально я надеялся, что нападавшие, немного постреляв, уйдут в лес, но услышал с наружи приказ:

— Забросать гранатами и добить!

Твою ж мать! И что мне теперь делать? Орать: «Не стреляйте, я свой!», а потом долго объясняться и доказывать? Это если слушать будут, что далеко не факт. Вот же влип! Похоже остаётся только экстренный выход. Я проверил пульс у Ганса — труп. Затем подтянул к себе чемодан и вынул из него гранату. Ну что же, рискнем! Я представил себе Ольгу и потянулся к ней всеми своими эмоциями, каждой частицей души и тела.

Мгновение, и я стою в незнакомом кабинете. В правой руке у меня граната, в левой чемодан. За столом сидит Ольга, которая отрывает взгляд от бумаг, лежащих перед ней и поднимает взгляд на меня, её глаза округляются, а рот открывается, чтобы заорать. Я, бросив на пол поклажу, перепрыгиваю через стол и крепко обнимаю девушку, зажимая ей рот ладонью.

— Тише, тише, всё нормально, это же я, Андрей, — прошептал я ей на ухо успокаивающие слова. Девушка в моих руках пару раз дернулась и обмякла, а у меня снесло крышу от её близости и ощущения столь желанного тела в руках, отчего я, убрав руку, жадно впился в её губы, Оля ответила, плотно прижавшись ко мне и время сжалось в один миг, полный ни с чем несравнимого наслаждения и счастья.

— Я думала, ты погиб… — произнесла Оля, чуть отдышавшись и надев трусы, — Как же я себя кляла, что оттолкнула тебя! Жизнь так коротка… — она надела юбку, заправила блузку и застегнула жакет, — а когда увидела тебя в ресторане, обрадовалась, что ты жив и тут же испугалась, что ты больше никогда ко мне не притронешься, побрезгуешь… — она взяла в руку кусочек ваты и стала протирать лицо, глядя в небольшое зеркальце, — Мне показалось, что ты появился сразу посреди комнаты, что только не привидится сдуру… Я тебя не сразу узнала, со страху-то. Да, кстати, а ты как тут оказался? Да ещё с гранатой?