Утро под Катовице-2 (СИ) - Ермаков Николай Александрович - Страница 40

— А в моём отряде останешься? У нас с тобой хорошо получается бить немцев, — предложил я с дальним прицелом: повоюем вместе, глядишь и смягчится её твердая позиция.

— Нет, — она покачала головой, — Я так не смогу, я уже договорилась и буду работать здесь, в кухонном отделении.

После этих слов она встала из-за стола и ушла, оставив меня наедине с моими душевными страданиями. А ведь такое прекрасное было утро. Думал, позавтракаю и отведу Оленьку в лес, послушать как птички поют…

Закончив завтрак в грустных размышлениях, я нашел удобное сухое место и занялся чисткой оружия — это более важное дело, чем всякие там шуры-муры, но гораздо менее радостное. За этим занятием меня застал вестовой командира отряда, сообщивший, что я должен явиться перед светлые очи капитана Кузнецова.

— Понял, скоро буду, — кивнул я и продолжил чистить СВТ, не бросать же начатое. Вестовой остался рядом и терпеливо стоял у меня над душой все десять минут, что я занимался с винтовкой. Закончив чистку, в сопровождении бойца, я направился в штабную землянку, где застал Кузнецова, Антипова и Павлова, мирно беседовавших с Котовой, у которой лицо было все мокрое от слез и соплей, да и вообще вид довольно печальный.

— А, вот и товарищ Ковалев! — поприветствовал меня капитан, пожимая руку, — Галина Федоровна, давайте ещё раз повторите свой рассказ, только без этого Вашего нытья!

— Да, да, товарищ капитан, — с готовностью кивнула головой женщина и приступила к повествованию, — В начале ведь все были уверены, что немцы до нас не дойдут, а шестого июля всем окончательно стало ясно, что Осиповичи не удержат, народ бросился на станцию, но уехать было не возможно. Отправляли поезда с оборудованием, с ранеными, со скотом… А жителей…

— Давайте без этих подробностей! — резко прервал её капитан.

— Да, да, — согласилась Котова и продолжила, — Многие пошли по дороге, но я бы не смогла пешком с двумя детьми и больной матерью. Поэтому пришлось остаться, а восьмого числа, в городе ещё были наши, ко мне пришел старший лейтенант госбезопасности Иванов Василий Петрович, он провел со мной беседу, всё объяснил, и я согласилась стать агентом НКВД, подписала нужные бумаги, после чего он дал указание, чтобы я устроилась работать к немцам, когда они займут город. Сказал, что со мной свяжутся и оставил пароль. Вот я и устроилась к ним переводчиком, а тут вы… — женщина всё-же не выдержала и заплакала, — А у меня дома мама и дети, немцы теперь их арестуют…

— Связной приходил? — спросил я, стараясь не обращать внимания на слёзы.

— Нет, — ответила Котова свозь слёзы.

— И никаких доказательств вашей работы на НКВД нет?

— Нет, — согласилась женщина и расплакалась ещё сильнее.

Всё ясно. Выслушав этот короткий рассказ, я вопросительно посмотрел на начальников: мол, а от меня-то вы чего хотите?

Кузнецов позвал вестового, чтобы Котову увели и, после того как она покинула землянку, спросил:

— Ну что думаешь?

— Самый простой вариант шлепнуть её и забыть, тем более что проверить слова про мифического Иванова мы никак не можем.

— Нет, это неправильно, — сразу влез в разговор Антипов, — Мы должны соблюдать социалистическую законность!

Капитан бросил на него красноречивый взгляд, но Антипов этого не заметил и продолжил:

— А если она и правду агент, то что мы скажем нашим, когда придут?

— Я сказал самый простой и надёжный вариант, но решение принимать вам, — ответил я ему, снимая с себя всякую ответственность, а то, получается, Ковалев и немцев бей и задачку тут решай, что с этой сомнительной дамочкой делать, вот пусть комиссар думает — как никак, это у него две шпалы, а не у меня.

— Ладно, отложим пока её в сторону, — взял слово Кузнецов, — Что дальше думаешь делать, Андрей?

Они что, сговорились? Кто тут командир? Кузнецов или я? Хотя, если спрашивают, почему бы и нет?

— Надо подробно допросить фельдфебеля и Котову, потом обдумать вопрос о диверсии на станции Осиповичи — это важнейший стратегический объект в ближайших окрестностях. Если получится, это серьёзно поможет нашим. Немецким я владею, фашиста допросить смогу.

— Полностью согласен! — поддержал меня Антипов, — Надо переходить к серьёзным делам, — конечно, не ему же под пули лезть, а вот орденок в случае удачи…

— Ну, значит, с дальнейшими планами пока определились, — произнес Кузнецов, — Андрей, видел, что ещё три землянки вырыли? Бери ту, которая посередине, под допросную. Там пока не все сделано, но тебе будет достаточно.

Следующие четыре дня я подробно допрашивал фельдфебеля. Тот по первости попробовал было запираться, даже предложил замолвить за меня словечко, если я помогу ему с побегом и очень убедительно обосновал безнадёжность нашей борьбы. Но хватило нескольких зуботычин, чтобы с него слетела вся спесь и он запел как соловей, даже специальные методы применять не потребовалось. Так много времени понадобилось, так как я вникал во все детали, зафиксировал информацию про всех известных ему офицеров, унтеров и солдат с подробным описанием внешности и характера. Кроме того, он мне рассказал о своей гражданской жизни в Берлине, включая описание родственников, соседей и известных личностей района — вдруг пригодится. Потом я ещё пару дней работал с Котовой, допрашивая и сопоставляя её данные о немецких частях в Осиповичах со сведениями, полученными от фельдфебеля.

Собрав всю необходимую информацию, я доложил, что арестованные мне больше не нужны и Антипов устроил показательный трибунал. Собрали свободных от несения службы партизан, пленного немца привязали к дереву, после чего кратко опросили недавно освобожденных бойцов, которые рассказали, как фельдфебель ежедневно расстреливал советских военнопленных. Я, кстати, исполнял обязанности переводчика и подробно пересказывал немцу все выступления. Когда ему дали слово, фельдфебель заявил, что выполнял приказ, и что он является военнопленным. Однако трибунал в лице Антипова, Кузнецова и Павлова к его доводам остался глух и приговорил немца к смертной казни через расстрел. Немец, услышав вердикт, стал вырываться с криками, что мы, дескать, не имеем права, что нас всех за это уничтожат и в том же духе.

Далее, совершенно неожиданно для меня Антипов объявил, что приговор в исполнение приведет Котова Галина Федоровна. Павлов, взяв женщину под руку, подвел к фельдфебелю, достал из кобуры свой наган, взвёл курок и вложил револьвер бледной как полотно женщине в ладонь, после чего жестко приказал:

— Стреляй!

Женщина, как под гипнозом, подняла трясущуюся руку и выстрелила в лоб изрыгающего проклятья немца, после чего, выронив наган, тут же упала в обморок. Слабоваты нервишки у палача, да.

По окончании суда и приведения приговора в исполнение, я зашел в штаб, где, как и ожидал, застал Кузнецова с Антиповым.

— Ну, что ты об этом думаешь? — даже не дав мне сесть, спросил Кузнецов.

— Соломоново решение, изящно, — выразил я своё восхищение, организацией трибунала, усаживаясь в кресло, плетеное из ивовых прутьев, — И откуда у вас такое богатство?

— Это среди спасенных тобой пленных умелец попался, точнее их там даже двое, но второй как помощник работает. За день одно кресло делают. Всё равно более ни на что не годны, абсолютно деморализованы. От любого окрика трясутся и под себя ходят.

— Только эти двое трясутся? — задал я уточняющий вопрос.

— Нет, все освобожденные так, кроме саперов. У тех нервы покрепче. Поставил этих засранцев на хозработы, землянки копают, мебель кое-какую делают, — он похлопал по подлокотнику своего кресла, — Один сапожником оказался, а то у нас с обувью проблемы, другой парикмахер, так что все заняты, — пояснил Кузнецов.

— Так вот, о Котовой, — вернулся я к первоначальной теме разговора, — Это всё конечно красиво, но если она предатель, то своими куриными мозгами может решить, что если нас выдаст, то ей всё простят, тем более, что у неё в Осиповичах дети.

— Не сможет она отсюда уйти — вокруг отряда лес, наши посты, в хуторах и деревнях свои люди, — уверенно ответил командир и перешел к главному вопросу, — Что думаешь про станцию?