Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 65

Старая аристократия: князья с родовыми Источниками. Новое, Петровское дворянство: графские семьи — или простолюдины без Дара, которым посчастливилось получить титул или хотя бы высокий чин — а заодно и обзавестись весомым капиталом. И древние Одаренные, которым плевать и на чин, и на титул, и, похоже, даже на происхождение. Могучие старцы, способные поспорить и с князьями, и с новоиспеченными аристократами. Скрытая третья сила.

А может, есть еще и четвертая? И сколько их на самом деле в мире, который я до шестнадцати с половиной лет считал простым и понятным?

— Что, сложно? — Багратион прищурился и чуть склонил голову на бок. — Не укладывается в голове?

— Вроде того, — вздохнул я. — А ведь я наверняка не знаю и десятой доли того, чего стоило бы знать… по-хорошему.

— Всему свое время. Тебе пока нет даже семнадцати лет. Но затягивать действительно не стоит. — Багратион снова приоткрыл ящик стола и заглянул внутрь. — Уже скоро ты обретешь тот уровень силы Дара, с которым оставаться в стороне от некоторых событий попросту невозможно.

— И вы хотите, чтобы в нужный момент я был за вас?

— За государство. — Багратион сдвинул брови. — Не забывай об этом, Саша. Я не собираюсь терпеть, что кто-то имеет наглость расстрелять князя, наследника рода и члена Госсовета среди бела дня прямо у дома. И если ты желаешь мне в этом помочь — милости прошу.

В голосе его светлости ненавязчиво зазвенел металл. То ли аудиенция подходила концу… То ли к концу подходило желание Багратиона объяснять что-то самонадеянному (если не сказать — наглому) юному князю. Надо отдать должное — верховный жандарм Империи не пожалел времени на беседу. Не увещевал, не заставлял, не требовал и уж тем более не приказывал. Ненавязчиво подталкивал к… нужным мыслям — но не более. Да и крыть мне было, в общем, нечем: с Багратионом или без, я все равно собирался отыскать тех, кто убил Костю и едва не втянул в войну мою семью.

Найти и уничтожить. С законным и справедливым судом государыни Императрицы и всего дворянского общества… или без такового — если придется.

— Я желаю помочь вашей светлости, — твердо проговорил я. — Но пока не очень понимаю, что для этого следует делать.

— Пока — ничего. — Багратион улыбнулся одними уголками губ. — Некоторые вещи не требуют суеты… а порой и вовсе ее не терпят. Все просто, Горчаков-младший. Живи, носи юнкерскую форму с честью… учись. Меньше говори, больше слушай — и не забывай смотреть по сторонам.

— Звучит не так уж сложно, — отозвался я.

— Именно. И вот еще. — Багратион на мгновение задумался — будто сомневался в чем-то — но потом засунул руку в открытый ящик стола. — Держи.

Перстень. Из блестящего желтого металла. Вряд ли латунь — скорее уж самое настоящее золото. Даже не взяв неожиданный подарок в руки, я понял, что он точно будет мне великоват… Да и какая разница? Такие украшения уж точно не следует носить открыто.

Массивную печать украшал тонкой работы щит с двуглавым имперским орлом, за которым расположились два скрещенных меча. Эмблема Третьего отделения. Непростая вещь… была бы непростая, даже окажись она просто куском металла с символом тайной полиции.

Но Багратион дал мне нечто большее. Я чуть ли не полминуты вглядывался в изящный контур плетения. Легкий, почти незаметный в толще материала перстня. Он едва ли предназначался защитить меня, сработать маячком — или наоборот, атаковать врагов. Силы я почти не почувствовал — зато мастерства было хоть отбавляй. Тонкий и сложный магический вензель не имел какой-то особенной и значимой функции — зато однозначно указывал на ранг, мастерство… пожалуй, даже на саму личность владельца.

Надежнее, чем подпись.

— Это украшения… скажем так, откроет некоторые двери. И поможет убедить некоторых людей. — Багратион сдвинул брови. — Но ты должен понимать…

— …что не следует размахивать им направо и налево, — кивнул я. — А лучше вообще никогда и никому не показывать. Использовать на собственное усмотрение в крайних случаях, когда все прочие меры уже испробованы.

— Если бы хоть четверть из моих людей были бы такими же догадливыми, как ты, Саша, — Багратион протяжно вздохнул, — у государства бы уже давно не осталось врагов. Как внутренних, так и внешних… А теперь ступай. Не хватало еще доказывать твоему дедушке, что я вовсе не похитил тебя и не держу в застенках.

— Дедушка… — вспомнил я. — Сколько из того, о чем мы сегодня говорили, я могу рассказать своей семье?

Не то, чтобы я действительно собирался соблюдать какую-то особенную секретность. Но вопрос все-таки задал.

— Ровно столько, сколько посчитаешь нужным. Решай сам. Думаю, это тебе вполне по силам.

Вполне.

Уже открывая дверь кабинета, я обернулся. Багратион снова взялся за перо, но к работе еще не вернулся — смотрел прямо на меня. Требовательно и сосредоточенно, вдумчиво — но одновременно и с мягкой улыбкой, которую я никогда не видел ни у деда, ни у Андрея Георгиевича. Только у Кости… но это было что-то другое.

Может, так должен смотреть на свое чадо строгий, но любящий отец? Или мудрый начальник — на молодого, но толкового подчиненного, и не более того?

Знать бы, знать бы…

Глава 4

— Равняйсь! Смир-р-р-рно!

Зычный голос прокатился над строем, и примерно сотня фигур в черном — и я в их числе — встрепенулись. И тут же застыли, вытянув руки по швам. Ровно и чуть ли не одновременно. Из всех чуть замешкались и отстали всего человек десять-пятнадцать. Остальные зачислялись во Владимирское из кадетских корпусов — так что знали о шагистике более чем достаточно.

Да и я усвоил основы нехитрой науки достаточно быстро. Юнкера со старших курсов гоняли нас три дня почти без перерыва, так что к моменту знакомства с ротным вся разношерстная толпа младшего курса уже представляла из себя… что-то.

Дрессированные звери, из которых выйдут отчетливые юнкера — примерно так нас охарактеризовали усатые здоровяки с темляками на кортиках и в офицерских портупеях, которым первокурсники, по слухам, должны оказывать чуть ли не большие почести, чем преподавателям и кураторам. В общем, терпкий аромат военщины я ощущал уже вовсю, хоть новоиспеченных воспитанников еще даже не заселили в комнаты при училище: первые дни зачисленным дозволялось ночевать дома.

Чем, я, разумеется, воспользовался. Не только для того, чтобы напоследок вдоволь наесться стряпни Арины Степановны, но и поспрашивать чего-нибудь нужного. Андрей Георгиевич выпустился из училища в Москве еще при Императоре Александре, так что кое-что в быту и нравах юнкеров с тех пор непременно изменилось.

Но не так уж сильно. Судя по тому, что творилось на построениях, в коридорах и даже в учебных классах — там, куда первокурсникам дозволялось заглянуть — во Владимирском молодых гоняли едва ли меньше, чем в Александровском полвека назад.

Багратион не ошибся — на элитное заведение для знатных дворянских сынков моя будущая alma mater походила мало.

Настолько, что я даже удивился реакции деда. Старший Горчаков лишь немного поворчал на самоуправство Багратиона — похоже, исключительно для формы. То ли не пожелал противиться воле государыни, то ли решил соблюсти дворянский обычай отправлять младших отпрысков на военную службу… то ли и сам считал училище лучшей альтернативой не в меру прыткому внуку.

Если вообще внуку.

Скорее всего — третье. Особенно есть учесть, что за нарушение приказа главы рода, вскрытый сейф, выбитые ворота в усадьбе, стрельбу и гонки по центру столицы мне по-настоящему так и не влетело. Похоже, даже дед посчитал перевод из лицея в военное училище второй категории достаточным наказанием.

— Здравия желаю, господа юнкера!

Рев ротного снова резанул по ушам, вырывая меня из размышлений — а заодно и напоминая: мешкать не стоит. В первые дни несоблюдение устава здесь еще как-то прощается, но дальше…

— Здравия желаем, ваше высокоблагородие! — громыхнул я вместе с остальное сотней первогодок.