Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 37

Восьмицилиндровый мотор взревел даже раньше, чем я успел провернуть ключ – и «Волга» тут же рванула с места, чудом не зацепив край арки. Непрогретая машина работала натужно, ругалась, то и дело норовя заглохнуть – но слушалась. Я вылетел на улицу, едва не врезавшись в какой–то грузовичок, и вывернул руль. Шины визгнули, проворачиваясь по асфальту, меня занесло, но я чуть отпустил газ, выровнял – и помчался по Каменноостровскому, выжимая из «ласточки» Андрея Георгиевича все лошадиные силы.

На мое счастье машин еще было немного, и я выскочил на Троицкий мост примерно за минуту-полторы. Вслед мне донеслись возмущенные гудки – похоже, я проехал на красный – а через несколько мгновений где–то со стороны Петропавловки завыла сирена. Но мне было уже наплевать.

Все равно не догонят.

Будто кто–то сидел рядом со мной, заставляя изо всех сил вдавливать педаль в пол – и то и дело шептал: быстрее… еще… еще быстрее!

Костя?

Зацепил, пробился ко мне через несколько улиц и толщу каменных домов? Или это я сам дотянулся до брата? Или просто обострившееся от родового Дара чутье смогло заглянуть в будущее – буквально на несколько минут.

И увидеть что–то такое, от чего кровь стыла в жилах, костяшки на сжимавших руль пальцах белели, а огромный восьмицилиндровый мотор «Волги» вдруг начинал казаться недостаточно мощным. Скорость давно перевалила за сотню – а мне все равно ее не хватало. Если бы не Ход, разогнавший мою реакцию до сверхчеловеческих пределов, я бы уже наверняка разбился. Машина заходила в поворот к Зимнему чуть ли не боком, с визгом шин, снова ревела, надрываясь… но время заканчивалось.

Не Костины полчаса – а другое. Настоящее. Отсчитывающее последние минуты, которых никак не хватало, чтобы стальной иглой прошить всю набережную, промчаться мимо Медного Всадника и Исаакия….

– Быстрее… – снова зашелестело в ушах.

– Да еду, я еду! – буркнул я.

Мотор «Волги» заходился и раскручивался так, будто вместе с бензином хлебнул немного моих собственных сил. Я отдал бы все, но чувствовал: еще немного, и железное сердце машины не выдержит, лопнет. Она и так гнала на пределе, стараясь унести меня от сдавливающего грудь чувства, от смертельной тоски…

Не унесла.

К Мойке я сворачивал под запрещающий знак, нарушив все мыслимые и немыслимые правила. «Волга» не удержалась на дороге, заскользила, взревела – но все-таки приложилась боком о высокий поребрик на набережной. Грохот ударил по ушам.

Но еще громче звучали выстрелы где–то впереди. Сначала один. Потом два чуть ли не хором, еще пять или семь почти очередью – и дальше беспорядочной трескотней. Наверное, я мог бы разобраться, откуда бьют, или даже разглядеть вспышки, вырывающиеся сразу из нескольких стволов на другой стороне реки – но вместо этого отчаянно терзал затихший мотор, пытаясь снова его завести.

Нет, бесполезно – «Волга» никак не хотела оживать, чтобы провезти меня оставшуюся сотню или полторы метров.

И тогда я выбрался наружу. Не в дверь – это почему–то показалось слишком долгим – а прямо на капот, высадив лобовое стекло Булавой. И побежал так, как не бегал еще ни разу в жизни.

Как будто это еще могло что–то изменить.

Костя лежал в нескольких шагах от двери дома. То ли только что вышел наружу, то ли наоборот – возвращался под защиту родных стен… и чуть-чуть не успел. Он все-таки поднял Щит – я разглядел на асфальте десяток сплющенных кусочков свинца.

Но их оказалось слишком много. Часть попали в дом, оставив на светло-желтой стене уродливые выбоины – но остальные нашли цель. Когда я рухнул на колени рядом с Костей, он еще дышал – мелко, прерывисто – но под его телом расползалась темно-красная лужа.

Сколько же в человеке крови…

– Кость… – позвал я. – Костя!

Мой Щит надежно укрывал нас обоих. Наверное, сейчас бы я смог остановить даже орудийный снаряд – но никто больше не стрелял. Винтовки на той стороне стихли, а берег Мойки опустел. Ни людей, ни машин – никого. То ли разбежались от шума, то ли…

– Саня…

Костя кое-как перевернулся набок и даже попытался приподняться на локте – и тут же рухнул обратно.

– Лежи, дурак! – Я сбросил Щит и обеими руками вцепился в брата. – Не двигайся!

Плетение вышло с первого раза – ровное, сильное, с ярким контуром. А я накидывал сверху еще и еще, пытаясь хоть как–то удержать жизнь в пробитом пулями теле. Пять или шесть попаданий в грудь и живот, одно в шею… С таким бы справилась разве что сама Бельская… или дед с Багратионом.

Моих куцых умений не хватило даже остановить кровь. Дар бурлил, сам норовя сложиться во что-нибудь убойное – вроде Булавы или Серпа – будто вдруг обрел собственную волю и порывался отомстить, наказать… Разломать дом, снести хоть целый квартал на Мойке – но добраться до тех, кто посмел навредить моей семье!

А я упрямо сводил бесполезные ниточки целебных заклятий.

– Саня… не надо… – простонал Костя, обхватывал мою руку красными и липкими от крови пальцами. – Послушай… Я узнал…

Его голос становился все тише, и мне пришлось нагнуться, чтобы разобрать хоть что–то.

– Скажи деду… – выдохнул он мне прямо в ухо. – Я не…

– Кость… – Я осторожно потряс брата за плечо. – Кость, не молчи… Костя!!!

Глава 27

Не знаю, сколько я так просидел: прямо в луже крови, раз за разом пытаясь замкнуть на Косте контур плетения. Десять минут – или целый час. Сначала вокруг собрались люди, потом откуда–то прибежал городовой… и только потом завыли сирены. Приехала «скорая». Может, та же самая, что отвозила меня в больницу.

Только на этот раз – опоздала. Врачи суетились вокруг, но меня не трогали – даже не сказали отойти. Среди них не было ни одного Одаренных, но, похоже, все равно почувствовали: стоит неосторожно дернуть – и будет плохо.

Наверное, я и правда убил бы, попробуй кто–то унести Костю.

Потом откуда–то появился Андрей Георгиевич. Невесть откуда – просто подошел со стороны дома и встал рядом. Молча – только иногда вполголоса отвечал кому–то, раздавал указания… Мне не сказал ни слова. Ни про битую «Волгу», ни про что–то еще. Вообще ничего. Заговорил, только когда рядом с Костей на асфальт поставили носилки.

– Пойдем в дом, Саня. – Андрей Георгиевич. – Тут уже ничем не поможешь.

Я поднялся на ноги, машинально отряхнулся, еще больше размазывая кровь по джинсам – и поплелся к двери. Андрей Георгиевич шагал следом, и я ощущал мерную пульсацию его Дара. Старый безопасник был готов к чему угодно… Наверное, даже вырубить меня, если бы я вдруг сорвался и принялся лупить боевой магией во все стороны.

Но помрачение отступало, а тоска и злоба понемногу сменялись чем–то другим. Тоже недобрым, мрачным, как грозовая туча – но хотя бы относительно спокойным. Голова остывала и начинала работать так, как ей и положено: неторопливо, размеренно, убирая все лишние эмоции в самый дальний чулан – и раскладывая по полочкам то, что по-настоящему имело значение.

– Ты как? – осторожно поинтересовался Андрей Георгиевич. – Сам–то… цел?

– Я в норме.

Я плюхнулся в кресло в гостиной – и тут же запоздало подумал, что выпачкаю в крови всю обивку. Дернулся, но вставать уже не стал – какая разница?

– Может, тебе чаю?

– Андрей Георгиевич, все в порядке. – Я посмотрел безопаснику прямо в глаза. – Меня не зацепили… Они ведь не за мной пришли.

Хотя наверняка могли бы угробить заодно и еще одного Горчакова – если бы я оказался у дома на полминуты раньше. Я не видел и уж тем более не мог сосчитать количество стволов, но их наверняка бы хватило продырявить и мой Щит тоже. И вместо одного мертвого внука у деда было бы два.

В каком–то смысле заглохшая после удара «Волга» спасла мне жизнь.

– Ты видел кого-нибудь? – Андрей Георгиевич поморщился. – Тех, кто стрелял?

– Нет. – Я покачал головой. – Не успел… не до того было. Слышал – на той стороне реки… винтовки. Пять или семь одновременно.

– Винтовки? – нахмурился Андрей Георгиевич. – И откуда ты их научился отличать от пистолетов, к примеру?