День саранчи - Велиханов Никита - Страница 5

Единственное, за чем они следили— это чтобы не забивался расположенный у самого окончания улицы, прямо напротив школы, зарешеченный водосток. Иначе весной и после обильных летних ливней мог начаться настоящий потоп.

Вот на этом-то водостоке и лежал большой серебристо-серый щенок. Лежал, свернувшись калачиком, и спал. У Витька словно гора с плеч упала. Нашел-таки, умница, самое теплое место на улице. Где снизу идет иногда пар — рядом, под большой дорогой шла теплотрасса, и вылитые в сток помои замерзали не сразу даже при самых сильных морозах.

Но когда Витек подошел поближе, он понял, что ошибся. Щенок был мертв. Он все делал правильно, он действительно искал самое теплое место на этой стылой улице, куда его принесла незнакомая ему и явно к нему нерасположенная женщина. Он надеялся продержаться у этого источника тепла — пусть тепла весьма относительного — до утра, когда за ним придет его новый хозяин. Но хозяин еще с вечера вымыл его теплой водой, и высохнуть как следует он не успел — с его-то густой и плотной шерстью. А если бы даже и успел, это все равно ничего бы по большому счету не изменило. Потому что сточная решетка оказалась ловушкой. Пар, который из нее поднимался в сильные морозы, не столько грел, сколько нес с собой влагу — и шкура у щенка была теперь ею насквозь пропитана, смерзшаяся снизу в единый ледяной пласт.

Он лежал на самом видном месте, так, что по дороге в школу — если бы он сразу пошел в школу — Витек не смог бы его не заметить. И Витьку показалось, что Людмила Ивановна нарочно принесла и положила его именно сюда, на самое видное место. Чтобы показать, ему, что...

Витек взвыл и бегом помчался обратно в детский дом. Он влетел в холл, не раздеваясь и не обращая внимания на крики нянечки прорвался в кабинет директора и стал бить кулаками по столу и, размазывая по лицу слезы и сопли, пытаться что-то объяснить, потребовать справедливости: чтобы эту садистку немедленно уволили с работы, чтобы ее посадили за жестокое обращение с животными, чтобы... Но голос директрисы мигом остановил его истерику.

— Ты почему не на занятиях? — спросила директриса.

«Ты почему не на занятиях?»

«Ты почему не на занятиях?»

«Ты почему не на занятиях?»

Витек повернулся и вышел, не обращая внимания на то, что она там говорит ему вслед. Он медленно пошел в спальню, выбросил из ранца все, что там было, и стал запихивать туда вещи — какие попались под руку. Потом достал из тайничка под плинтусом деньги. Очень немного денег — все, что ему удавалось выиграть в школе в карты. Он неплохо играл в карты.

Потом он аккуратно оделся, забросил ранец за спину и снова вышел в коридор. В коридоре он повернул не налево, к выходу, а направо, туда, где была воспитательская. В воспитательской сидела Людмила Ивановна, одна, и все так же спокойно, все так же улыбчиво и ласково смотрела на Витька. Улыбчиво и ласково.

Витек, ни слова не говоря, подошел к ней почти вплотную и, коротко и страшно, как в отчаянной уличной драке, ударил ее снизу в кончик носа. Людмила Ивановна, даже не успев удивиться, опрокинулась назад и упала, ударившись головой — правда, не слишком сильно — об угол стола. Витек вытер костяшки правой руки о пальто, развернулся и быстро пошел к выходу. По коридору навстречу ему бежала, растопырив руки, директриса, но он ловко увернулся от нее и выскочил во двор. Во дворе он не стал мешкать, а сразу завернул за угол детдома, перелез через забор и спрыгнул по ту сторону на груду строительного мусора. Пройдя через стройку, он вышел на трассу, сел на автобус и поехал в сторону вокзала. И там же, в автобусе, на четвертой или пятой остановке, он подошел к задней двери и выбросил через закрывающуюся дверь в урну тяжелый свинцовый наладонник.

Жизнь, которая началась у Витька с этого февральского дня, жизнью можно было назвать весьма условно. Потому что называлось это иначе — борьбой за выживание. Первая проблема была — где и как достать деньги. Попрошайничать Витек не умел и не хотел даже пробовать, хотя кое-кто из детдомовцев время от времени промышлял этим способом и промышлял неплохо. Для того чтобы устроиться хоть куда-нибудь на работу, нужны были, соответственно, хоть какие-нибудь документы. А документы — свидетельство о рождении и что там еще — остались у директрисы в сейфе. Да если бы даже они и были. Его наверняка станут искать, причем вовсе не для того чтобы погладить по головке. Людмилу он, конечно, не убил, хотя стоило бы. Но сотрясение мозга ей устроил наверняка. Плюс красоту в центре вывески. То есть телесные повреждения — от легких до средней тяжести. А средняя тяжесть — это уже статья. Детдом и окраинная уфимская школа быстро научили его разбираться в подобных вещах. Мимо тюрьмы, с его нынешним образом жизни, он, вероятно, все равно не пройдет. Но уж лучше потом, и уж лучше за что-нибудь другое, а не за эту суку. Впрочем, это все-таки хорошо, что он ее не убил. Тоже все-таки живое существо.

Зарабатывал на жизнь Витек щипачеством. То есть карманными кражами. Началось все по чистой случайности, в Москве, в метро, где в невероятной давке, в самый час пик, прямо перед ним встала дородная дама, одетая в дорогую натуральную шубу. Витек не очень разбирался в мехах, но в том, что эта шуба когда-то бегала на своих четверых, не разобраться было трудно. И дело было даже не в том, что эта дама буквально вмяла Витька в боковушку сиденья. Дело было в том, что вмяла она его левым боком, а на левом плече у нее висел довольно объемистый ридикюльчик, и вот этот самый ридикюльчик пришелся Витьку прямо под правую руку. Застежка на сумочке была самая элементарная, и, как Витек ни колебался, он через пару минут, воспользовавшись очередным толчком поезда, застежку эту расстегнул. И даже сам не услышал щелчка — локомотив выл, вагоны скрежетали, колеса стучали — какие уж тут щелчки. А когда расстегнул, понял, что ему повезло еще раз. Потому что кошелек у дамы лежал прямо тут же, напоказ, поверх косметички и еще каких-то ненужностей. Дама, очевидно очень торопилась на выходе из очередного магазина. А может, просто покупала в кассе наверху жетончик — она явно не каждый день ездит на метро — и автоматически сунула кошелек, куда пришлось.

Витек осторожно, стараясь не делать лишних движений и не менять позы, вытянул кошелек из сумочки, а потом, когда поезд затормозил, подъезжая к станции, защелкнул застежку. Чтобы не хватилась сразу. Он уже собрался было проталкиваться к выходу — сердце стучало так, что, казалось, если бы не стук, не вой и не скрежет, было бы слышно на весь вагон. Но тут дама сама развернулась, еще раз, только теперь уже спиной, вплющив Витька в боковинку, и, словно ледокол, раздвигая и разбрызгивая по сторонам толпу, поплыла к дверям. Двери открылись, постояли открытыми и захлопнулись. Хрипловатый голос в динамике сказал:

— Следующая станция — Добрынинская. Переход на кольцевую линию.

В том, первом, кошельке сумма была такая, что Витек поначалу просто офонарел. Он вообще не знал, что бывают такие деньги, а если даже и бывают, что их можно носить просто так, с собой, небрежно бросив в сумочку. Впрочем, закон жанра: дуракам везет. Под дураком в данном случае Витек имел в виду исключительно себя. О дородной даме в натуральной шубе он забыл сразу же, как только деньги, в первом же общественном туалете, перекочевали к нему в карманы, а дорогой кожаный кошелек отправился в сортирное ведро.

С деньгами жизнь образовалась как-то сама собой. Витек, в первый же день бродя по городу, обнаружил под одной из многоэтажек совершенно замечательный подвал. Подвал, закрытый — как положено — стальной сварной решеткой на петлях. А на решетке — солидный навесной замок. Вот только замки эти Витек знал в лицо — у них на детдомовском гараже, где стоял разбитый и не подлежащий починке уазик, висел точно такой же. И открывался он — на раз, обычным гвоздем, особенно, если чуть-чуть загнуть кончик.

Витек не стал ковыряться в замке днем, на виду у потенциальных прохожих, которые вполне могли оказаться заинтересованными жильцами этой самой многоэтажки. Он пришел к ночи, часам к двенадцати, замерзший как собака (он проговорил про себя эту фразу, и его прострелило), с заранее припасенным, найденным по дороге гвоздем. Замок, как и следовало ожидать, сковырнулся с первого же поворота. Витек аккуратно открыл решетку, потом дверь, зашел внутрь, закрыл за собой решетку, навесил на нее замок и защелкнул его. И закрыл за собой дверь. Ну, вот мы и дома. Фонарик у него тоже был — свой, еще с Уфы. Подвал оказался высокий и теплый. Витек обследовал его весь, а потом нашел, как ему показалось, оптимальное место — в дальнем конце подвала была какая-то явно заброшенная бендешка, запертая точно таким же замком. Вход в нее был завален ржавыми радиаторами, обрезками труб и гнилыми досками. А прямо через бендешку шли две большие трубы парового отопления. Лучше и не придумаешь. Дворец с бесплатным подогревом. Витек кое-как разгреб проход — но не слишком заметно, чтобы не бросалось в глаза. Внутри бендешка оказалась несколько меньше, чем он ожидал. Однако на то, чтобы поставить топчанчик и пару ящиков места хватит. И ещё останется.