Я сама тебя выбрала (СИ) - Осадчая Виктория - Страница 27

Только по прибытию кареты скорой помощи, нервы начинают сдавать. От первоначального шока я начала отходить, поэтому все раны на теле начали ныть. А еще, как оказалось, Валя-Вера успела меня садануть хорошенько по спине, где остался синяк, который увидели врачи при осмотре. А потом на моем теле была обнаружена еще одна существенная деталь — след от укола, при чем не одного.

Как выяснилось, искали меня мои товарища вот уже двое суток. От этого даже жутко становилось. Но я помнила лишь последние несколько часов, так как все остальное время находилась под действием какого-то наркотика, или снотворного. Черт его знает. В подробности в тот момент вдаваться не хотелось, а название этого препарата стерлось из головы, как ненужная информация.

А знаете, что делал Митяй со своими коллегами? Следили! Нет, вы можете себе такое представить? Я ему прислала доказательства, конечно, косвенные. Но спасать меня никто не собирался, решив, что возможно я уже не жива. Поэтому за этой психопаткой просто следили. Гребанные детективы!

И на них я злилась, и на себя тоже. Сама ведь влезла в эту историю.

А потом меня долго-долго допрашивали, просили что-то подписать, когда просто хотелось есть и спать. Эмоции все смешались, поэтому я не знала, что чувствую в тот момент. Но точно знала, что никого видеть не хочу. А само прекрасное было то, что мораль мне никто не читал, ни сестра, ни мама, ни Даниил.

Местная пресса с особым остервенением освещала данную тему, придумывая все новые и новые факты из жизни Вали-Веры, создавая ей все больше угрожающую репутацию. Конечно, все материалы дела не разглашались. А мне ее, если честно, было жалко. Она была несчастным человеком, которого предали близкие, которому сломали психику, судьбу и жизнь. Она ведь не сама стала такой. А что бы я сделала, оказавшись на ее месте? Если честно, даже думать об этом было жутко.

Вот только терзаясь мыслями об одном человеке, я совсем не замечала, что теряю другого.

Для Даниила это тоже стало большим потрясением. Во-первых, Женька иногда оставалась с Валей наедине, во-вторых, женщина, которую он считал предательницей, которая все это время терзала его изнутри, оказалась жертвой. Это перевернуло его сознание. Ему нужно было это все переварить, настроить себя на новую жизнь, да и вообще решить, нужна ли ему эта вот самая новая. И в этот момент я должна была находиться рядом. Но я побоялась быть отвергнутой. Клятву «в горе, и в радости» мы друг другу не давали, поэтому я просто собрала вещи и вернулась в Москву, оставив их с Женькой налаживать свою жизнь, но уже без меня.

Несмотря на то, что больничный у меня продлен был еще на две недели, я решила немного отвлечься и вернуться на работу, где меня встречали настоящим героем, по слухам этой истории. А я совсем расклеилась. Не знаю, что случилось. То ли это все навалившаяся не вовремя осенняя хандра, переходящая медленно в депрессию, то ли боль, от которой хотелось рвать и метать, что я, собственно, делала по вечерам дома. Я скучала по Женьке, по Дане, по нашим тихим почти семейным вечерам, по тому времени, когда я просто могла наблюдать за тем, как Даниил трудится над куском дерева…

Думаете, сильные девочки не плачут? Читала где-то в соцсетях о том, что они сползают по стене в беззвучных рыданиях… Бред! Сильные девочки просто заливают свое горюшко хорошим пойлом и танцуют полуголые в полном одиночестве, превращая свои проблемы в агрессию.

Я единственный раз позволила себе порыдать, когда приехала мама. Арина все еще с настороженным хладнокровием относилась к переменам, что произошли в ней, когда я начинала привыкать к ее вниманию. Мне нравилось, что, наконец, у меня появилась мама. И я плакала… плакала, положив голову на ее колени, позволяя себя убаюкивать, как маленького ребенка.

Она ушла. Утром Даниил обнаружил пустой шкаф и пустые полки ванной комнаты, где остались его бритвенные принадлежности и Женькины пузырьки с пеной и шампунем. Что-то надломилось внутри, обдало обидой словно кипятком. Оставив распоряжения Свете, Даниил решил отправиться на поиски беглянки. Он не знал еще для чего, и что он хотел выяснить, но эта ситуация задела за живое. Ярость обуревала внутри, силясь превратиться в ураган, и если он обрушит его на Риму, ей точно будет не очень хорошо. «Бросила!», «Сбежала» — слова пульсировали в мозгу, причиняя не то боль, не то облегчение.

Облегчение…

Это осознание заставило его резко вырулить и направить автомобиль совсем в другую сторону. Нет, не сейчас. За Римой он не поедет. Ярость сменялась каким-то непонятным чувством, что все идет правильно. Необходимо изначально разобраться в себе.

Притормозил у причала, который в это время года начинал пустеть. Одинокие лодки и небольшие катера уныло покачивались на волнах, создавая ощущение полной раздавлености.

Он ведь верил на протяжении долгих восьми лет, что Марина его предала и поддалась на провокацию своей болезни. А теперь оказывается, что она жертва, и что он все это время заставлял себя подавлять все то светлое, что хранилось в его памяти о ней. Он ведь себя и разлюбить ее заставил.

В бардачке он обнаружил пачку сигарет, которая осталась от Римы. Сейчас никотин организму просто был необходим.

Рима что-то почувствовала, она не могла просто так уйти. Да и какая уже разница? Свой шанс они уже просрали.

Уже к вечеру, немного успокоившись, позвонил Арине:

— Да, она уехала сегодня. Не знаю, что между вами произошло, но такой я ее давно не видела.

— Я все испортил, — честно признался Даниил.

— Бывает. Вы там разберитесь.

— У меня даже номера ее нового нет.

— У меня, если честно, тоже. Телефон она после своего похищения так и не купила. Могу дать адрес, но пока не советую ехать, а то пришибет ненароком. Пусть успокоится немного

Совету старшей Римкиной сестры Волков внемлил, и решил эту ситуацию поставить на тормоз. А пока можно заняться самобичеванием, например, облегчить задачу сигаретами.

Сколько времени прошло? Уже месяц как. Долгий и мучительный месяц, который выбил меня из привычных колеи и образа жизни. На работе я была все той же самой жёсткой и беспринципной акулой пера, но дома заедала депрессию плюшками, и всякими другими сладостями, включающими опасную дозу шоколада. За это время Волков пытался со мной связаться, дозвонившись на домашний номер, но был послан на три советские, отчего обиделся, и больше не звонил. Тоже мне мужик пошел, никакого упорства. Конечно, я бы тоже обиделась, но я же девочка!

Зато эта нехорошая хандра способствовала творческому подъему. Возьмём, например, мой ноутбук, на дисплее которого виднелись черным по белому целых полторы главы моего нового романа. А чем я хуже всех новоявленных писак? Редактор есть. Несмотря на мой вредный характер, гадкий нрав, и любовь к шантажам, Андрей свёл меня с одним интересным человеком, которого заинтересовала история, которую я ему поведала. И с прототипом главной героини я даже попыталась встретиться.

К Валюше, которая в это время лежала на освидетельствовании в психушке меня пустили не сразу. Пришлось побегать по нескольким инстанциям, и выкупить это право. И пока она ещё не была признана психически-больной, мне необходимо было с ней договориться, и заключить договор на авторские права.

— Про меня книга? — удивилась она.

— Ты станешь прототипом главной героини.

— Гадости будешь писать?

— Обещаю, что не буду. И имена реальные упоминать тоже не буду.

— Думаю, это будет лучшей компенсацией за то, что я натворила, — вздохнула она, а я в который раз поняла, что не перестаю ее жалеть.

Мой адвокат подготовил бумаги, и только после того, как они были подписаны, я начала писать. Выходило все достаточно мрачненько, под стать моему настроению. Зато с работы уволилась, перейдя в ряд внештатных журналистов, которые получают не хуже, ведя свой микроблог на сайте газеты. А ещё волосы с каре сменила стильной короткой стрижкой. Говорят, когда женщина меняет прическу, она меняет что-то в своей жизни. А перемены уже начались и без новой прически.