Ты думал, что я слабая... (СИ) - Осадчая Виктория - Страница 33

Внутри Вова почувствовал как что-то начало вибрировать от нетерпения. Завтра он ее увидит, завтра она окажется в его руках и он покажет насколько он силен. Она пожалеет, что оттолкнула его, что предала. Завтра, все завтра. А сейчас нужно подготовить трюм. Не изверг же он в самом деле. Никуда она уже не денется. Алиса, его Алиса.

ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ НЕМНОГО ПРО ВОВУ, НЕМНОГО ПРО ЗАХАРА, НЕМНОГО ПРО ВОЗМЕЗДИЕ. КАК-ТО ТАК!

Пулково бурлил словно муравейник, несмотря на раннее утро вторника. Люди куда-то спешили, бежали, толкались. Мои каникулы подходили к своему логическому завершению. Через три часа самолёт вылетал в Рим, откуда я буду добираться домой. Ностальгия вещь хорошая, но мне хотелось погреть косточки. А в Питере, через день дожди, а потом духота. Но зато здесь был Захар.

За последнюю неделю я смогла к нему привязаться. Он сдержал свое обещание, никакого секса. Конечно, отношения наши были далеки от платонических, но было в этом что-то правильное, как бы глупо это не звучало. И за это время он ни разу не пытался меня поцеловать по-настоящему.

Я вся трепетала от его легких прикосновений, моя душа болела от одной мысли, что не увижу его больше. Но я хотела домой, коим стал маленький город Шилла на самом мыске итальянского сапога.

— Думаю, нам стоит попрощаться здесь, — я остановила его за руку, оторвав от мужчин из команды, которые прилетели вместе с нами.

— Что, Лисёнок, покидаешь нас? — Саня Молотов, штурман, остановился вместе с Захаром.

— Есть такое! — он обнял меня, прижимая крепко-крепко огромными лапищами к себе.

— Как бы Петрович не ворчал, — он указал на менеджера, — ты украсила эти две недели.

— Ты хочешь, чтобы я разревелась здесь? — стёрла я ребром ладони напрашивающиеся слезы.

— Отвали, Сань, — процедил Захар, отталкивая меня подальше от сокомандников. Я только успела помахать ручкой.

— Зачем ты так грубо? — я не пыталась вырвать свою ладонь из его руки.

— Чтобы руки не распускал.

— Ты ревнуешь, Ольшанский? — удивилась я.

— Думаешь, не имею права?

— Дурак ты! — я повисла у него на шее.

— А если я попрошу тебя остаться? — выдохнул он негромко.

— То будешь самой распоследней сволочью. Не заставляй меня делать выбор. Ты мне дорог, я тебе наверное даже люблю, и как бы я ни отрицала, но после тебя все мужики кажутся пресными, — да, слишком смелое признание, но оно принадлежит сильной взрослой женщине.

— И что тогда тебе мешает, если всё так, как ты говоришь?

— А то, что мне нужно объясниться с Арландо. Я пока не могу остаться. Моя душа там, в Италии, а сердце оставляю здесь в Питере вместе с тобой.

— Хорошо, Алис, — согласился он на мое облегчение. — Я не буду тебя уговаривать. Просто знай, что я буду ждать, — он поцеловал меня на прощание в висок и ушёл, не оглядываясь. А я стояла не в силах пошевелиться, понимаю, что может быть, совершаю самую большую ошибку в своей жизни.

Мой желудок отчаянно просил чего-нибудь поесть, а сонные глаза требовали крепкий кофе. До вылета времени ещё было предостаточно, поэтому я решила сначала уважить свой организм.

Кафе попалось на глаза неожиданно, оттуда пахло свежесвареным тонизирующим напитком. Мммм! Устроив рюкзак поудобнее на спине, я поплелась в сторону приглашающей вывески. В здании сейчас немного опустело, поэтому мне не приходилось совершать маневры между снующими туда-сюда пассажирами и провожающими.

— Тихо, — услышала я за спиной, не успев дойти до желаемого помещения всего несколько шагов. Голос был знаком, даже слишком. Что-то твердое упёрлось мне в бок, и я услышала щелчок предохранителя. Это пистолет? Черт, это пистолет. Какого хрена тут происходит?

— Заорешь, я выстрелю. Предпримешь попытку освободиться, я выстрелю. Попытаешься сбежать, я выстрелю, — голос звучал жестко и был слишком убедителен для того, чтобы моё тело парализовало от страха.

— Вова, ты что творишь? — говорить было тяжело, как впрочем, и думать.

— Час расплаты, дорогая, — от смеха, который он издал, по спине вдоль позвоночника пробежал холодок. Я хотела было еще раз возразить, но оружие прижалось к моему телу плотнее, вызывая легкую боль.

— Топай, дорогая! У нас впереди долгая дорога.

Если есть на свете справедливость, то это как раз она. Внутри всё свербело от чувства удовлетворённости. Вова вышагивал рядом с Алисой, а в глазах плясал огонь неимоверного счастья. Сколько лет он мечтал об этом моменте, когда он сможет отомстить. Эту маленькую мысль он вынашивал, холил и лелеял такое долгое время, что поставил ее своей самой главной целью.

Всю свою сознательную жизнь Володя Краснослободцев мечтал вырваться из того места, где вырос. В маленькой деревушке под Псковом было только два варианта, либо спиться и сдохнуть под забором, либо идти работать в поле и тоже спиться, а дальше направление известно. Семья была у него большая. Он был средним ребенком, от того и научился рано самостоятельности. А что? Мамка на работе, а он вместе с двумя сестрами, которые были ему погодками, присматривал за малыми. Отец даже если и получал нечастый выходной, то на шоблу отпрысков в количестве шести штук внимания совсем не обращал. Иногда только, если необходимо было помочь по хозяйству.

Поэтому Вовка никогда не чувствовал себя чем-то обязанным родителям. Им главное было, что они обуты, одеты и накормлены, пусть и не самым вкусным. Сладости выдавались только по праздникам, а мамка каждый раз перепрятывала свои заначки так, что найти было не возможно, сколько бы не старались.

Поэтому Вовке всегда хотелось жить красиво, чтобы было всё и сразу.

Когда ему исполнилось шестнадцать, он собрал скудные пожитки в виде запасного белья, сменной рубашки и теплой куртки и уехал куда глаза глядят. На самом деле это был такой своеобразный побег. Сначала жил в районе. Там можно было подработать, чего он совсем не боялся, будь то даже работа грузчиком, а жить можно было на квартире у друга, у которого мамка пила по-черному и появившегося неожиданно мальчишку, совсем не замечала.

А потом прошел слух, что в Питере в группировку Мамонта набираются молодые ребята, желательно спортсмены. А точнее, это он услышал случайно около главного городского кабака, когда разговаривали двое «спортиков». И тут Володя понял, вот это его шанс. Заядлым спортсменом он не был, но в школе очень хорошо бегал, хорошо стрелял, ну и из драк всегда выходил победителем, что немало важно.

Снова собрал вещи, взял припрятанные на черный день деньги, которые так тщательно собирал много месяцев, и отправился туда, не зная куда, к тому, не зная к кому.

Город встретил его приветливо. Правда, таких как он, желающих иметь лёгкие деньги было много. И как ни крути, а сразу взять и попасть к такому криминальному авторитету, как Мамонт, было сверхсложной задачей. Нельзя вот так просто прийти и сказать: «Возьмите меня к себе». Сначала нужно было заработать, пусть не самое громкое, но имя. А оно, как известно, получается из набора «подвигов» и знакомых. Причем эти знакомые должны тоже иметь репутацию. Короче, пока Вова разбирался в этой иерархии, занялся вымогательством, собрал себе небольшую команду из таких же никому не нужных пацанят, которые помогали ему трясти ларьки, несмотря на то, что они тоже находились под «крышей». Однажды нарвались на слишком крутых ребят. Огребли по полной, даже на счётчик их попытались поставить. Но большую роль сыграло Вовино красноречие. Договорился работать на хозяев территории, где он орудовал, отработать долг, но с тем учётом, что за него поручается перед Мамонтом. Вот так он стал на шажок ближе к своей мечте.

Только вот к Мамонту он не попал. Нашлись люди и поинтереснее этого пресловутого вымершего слона, да и занятия по душе. Он был обычным курьером, мелкой сошкой в большой системе, но получать за одно дельце неплохие деньги и ждать, пока твоими услугами снова воспользуются. Ну а что? Почему бы и нет? Перевозил все, что предложат, не брезговал ни чем. В основном это были наркотики, да оружие. Получалось у него выворачиваться хорошо, а вместе с этим пришел и спрос. Ему было хорошо, и имя заработал.