Зверь-из-Ущелья. Книга 2 (СИ) - Марей Соня - Страница 57

Колени ослабели – на этот раз от облегчения. Как же мне повезло любить такого человека. 

– Он спрашивал, что со мной?

– Я заверил его, что переживать не о чем. Ты под моей защитой.

Я бы ещё долго стояла и миловалась, растекаясь лужицей с руках своего Зверя, но он решительно шагнул в сторону пещеры и повёл меня за собой.

– Ты знаешь, это ведь и есть Ущелье Забытых.

– Так я и думала.

Но почему врата выбросили нас именно сюда? Матерь Гор вела нас в это место с определённой целью?

– Много лет назад я был здесь, когда меня толкнули в пропасть. Я долго искал дорогу в Лестру и проходил мимо это места, – он хмурил брови, вспоминая.

Мы шагали по сухим изломанным веткам, по стенам ущелья вились иссохшиеся лозы с редкими жёлтыми листьями. Я не слышала ни журчанья ручьёв, ни шёпота камней, будто всё притихло в ожидании чего-то жуткого. И, чем ближе подходили ко входу, тем муторней становилось на душе.

Я крепче вцепилась в запястье Реннейра, неосознанно ища у него защиты.

– Тогда оно спало, а сейчас пробудилось. Я чувствую… – он напрягся, пытаясь подобрать правильное слово. – Что-то. И это давит.

– Такой же свет исходит от алтарей из кровавых камней. И мне кажется, Ренн… – я выдержала паузу, пытаясь рассмотреть в тёмном зеве пещеры ответ. – Мне кажется, здесь находится ствол каменного древа.

Стоило нам войти, как на стенах пещеры вспыхнули алые кристаллы. Они гнедились группами и поодиночке – самых разных форм и размеров. 

– Это кровавый камень, – заметила я шёпотом, потому что говорить громко в этом месте не рискнула. Оно вселяло потусторонний трепет, казалось, в этом месте когда-то ступали боги, а сегодня мы рискнули войти без позволения.

Потолок уходил далеко вверх и терялся во мгле, у земли стелилась серая пелена тумана. Внутри пахло нагретыми камнями и почему-то палой листвой. Я не слышала ничего, кроме своего взволнованного дыхания, даже шаги скрадывала мрачная тишина.

– Подождёшь снаружи? Я проверю, вдруг там опасно?

В знак протеста я крепче вцепилась Ренну в запястье. Покинуть его в такой момент? О, нет. Я не могла себе этого позволить.

– Считаешь меня трусихой, Зверь-из-Ущелья? – спросила строго, глядя на него снизу вверх.

Тот лишь усмехнулся.

– Скорее, безрассудной пташкой. Но моей пташкой, – и ободряюще сжал ладонь. – Ты знаешь, что создать новый портал мне помог амулет с авентином?

Пока мы шли вперёд, к манящему алому свечению, Ренн коротко рассказал о том, что случилось в темнице. А я слышала в голосе боль от предательства друга и незаданный вопрос.

– Нет, он меня не трогал. Просто здорово напугал. Здоровенный такой, страшный, – я поёжилась от дурных воспоминаний. – А то, что кристалл помог тебе создать портал, говорит о том, что кровь искателей всё стремительней в тебе пробуждается. Зря ты сомневался, скоро вообще… – и невольно затихла, потому что сама пока не знала, наступит ли для нас это “скоро”.

Матерь Гор, если ты меня слышишь, помоги! Я ведь только-только обрела счастье, хоть и не была твоей примерной дочерью.

Вскоре свет стал ещё ярче, ещё насыщенней, словно сквозь рубиновую пластину пропустили солнечный луч. Он уже обволакивал стены, дрожал вокруг нас, как знойное летнее марево. И тогда мы увидели нечто огромное, вросшее корнями и ветвями в скалу, ушедшее и в пол и вверх – будто на нём действительно держались все западные скалы.

Это был ствол каменного древа. Сотни тысяч острых граней мерно переливались и блистали, рассыпая вокруг карминовые искры. Кора его была собрана из полированных осколков, в которых отражались мы с Ренном – перевёрнутые, растянутые, изломанные. 

На ум пришли слова Матушки Этеры:

Кровавый камень хранит воспоминания... 

Интересно, что может показать нам древо? Ведь ему не одна сотня лет.

– Мона, не подходи близко, – предупредил Ренн, оттесняя меня назад и крепче сжимая рукоять меча.

Но я видела, как и его притягивает всё ближе. Этой несокрушимой мощи невозможно противиться.    

– Ты знаешь легенду? – начала я негромко, делая шаг вперёд. – Каменное древо проросло из крови Матери Гор, а, когда она полюбила, древо зацвело. Из цветов этих появился народ искателей. У нас даже есть скульптуры, которые изображают младенца в сердцевине цветка.

Глава 45.

Как зачарованный я тянулся к стволу, вглядываясь в мозаику наших отражений. Голос Рамоны звучал будто сквозь стену, зато голос древа становился всё громче. Он был таким объёмным, что вскоре заполнил собой всё пространство и мысли.

А потом я начал различать в утробном гуле сотни других голосов. Меня окутали крики, смех, ругань, звон и вой… Наши отражения пошли рябью, покрылись туманом, но вскоре сквозь него начали проступать картины.

Я оказался затянут в тенёта прошлого, как и в ту ночь, когда кровавый камень моей матери открыл воспоминания. Даже если я не хотел смотреть и слушать, они против воли забирались в голову, картины мелькали и мелькали, как взбесившаяся карусель.

Прошлое восставало из руин – я пронёсся сквозь столетья и увидел древние жертвенники, где искатели убивали чужаков с равнин, а после сбрасывали тела в Ущелье Забытых. Я видел извержения вулканов и небо, подёрнутое пепельной дымкой, гнев гор и каменное древо, раскинувшее под землёй жадные ветви. Матерь Гор отдала ему последние силы и растворилась в нём, когда сердце разбила несчастная любовь.

С тех пор камни, и корни, и ростки хотели почувствовать себя живыми, хоть на миг прикоснуться к теплу человеческого тела и души, испить немного искрящегося Дара.    

Я видел много святилищ разом – люди моего отца пришли туда, чтобы разорить их. Но с небес дождём сыпалось золото, солдаты рылись в снегу, набивая карманы. Это было похоже на безумие, на всеобщее помешательство.

Я видел и отца – тот брёл в метели, закрывая лицо и голову плащом от режущего ветра и слепящего снега. А впереди зияла пропасть.

И видел искателей – те выходили неведомо откуда, сжимая в руках всё оружие, которое только нашлось. Дети гор наплевали на свою мирную природу и покинули Антрим, чтобы покарать чужаков. Надвигалось кровавое пиршество, горы и камни чуяли кровь, которая скоро должна пролиться.

Но картина быстро сменилась – и золото, этот проклятый блестящий металл, на глазах изумлённых солдат начал превращаться в глиняные черепки. А порывы ледяного ветра раскачивали алые маки, отрывая от них тонкие лепестки – они летели прочь, как стая бабочек.

Все эти картины навалились на меня глыбой, грозя раздавить. 

Потом кровавый камень показал мне последнюю жертву Ущелья – того, чьё искажённое злобой лицо я не мог забыть. Друг, которого я не смог спасти много лет назад, вновь явился по мою душу.

Это всё из-за твоего отца!...

Звучало, как обвинение. Я и правда был на суде – самом страшном, какой только может быть. Раз за разом оставался наедине со своей совестью и понимал, что никогда не смогу себе простить это слепое послушание.

Я всегда был верен отцу, я был дехеймом. Искал его признания и доверия. Закрывал глаза на его жестокость и жажду власти, надеясь, что тот оценит мою верность, и я смогу приблизиться к его сияющему величию.

Я убивал по его приказу, воевал, гнал мысли о том, что можно жить по-другому. Шёл проторенной дорогой, а не своей собственной.

Никогда не прощу себе этого.

Не встреть я Мону, Дар бы не проснулся. Я бы не проснулся. Она – ключ ко всему. 

Стоило мне это осознать, как по телу обжигающей волной понёсся Дар, сосредотачиваясь в руках. Запястья налились тяжестью, жар стал невыносимым, а дальше... 

Железные цепи со звоном осыпались к ногам. Я был свободен от оков.   

– Ренн! Ренн!! – голос Рамоны вернул меня в реальность.

Рывком повернувшись, я встретил встревоженный взгляд и посмотрел туда, куда она указывала пальцем. На стене позади нас разгоралось багряное свечение, из стены вырастали пучки кристаллов – совсем как тогда, когда Мона создавала врата.