Слишком борзая! (СИ) - Савельева Алина - Страница 49

Начиная с того, что победитель этой гонки выскочил из машины, отсвечивая широкой улыбкой на всю свою смазливую морду. Как заправский хлыщ, он метнулся к машине Милены, распахивая водительскую дверь и подавая руку девушке. В этот момент он больше всего был похож на отбивную котлету. Только в моих глазах, разумеется. Уж больно победоносно задрал нос этот щуплый ловелас, словно трофеем в гонке была сама Милена.

— Ты победил, Малыш! — звонко рассмеялась рыжая соблазнительница, выпархивая из машины в коротком сарафане трапецией.

Что за наряд такой, который каждого вонючего волосатого членоносца заставляет тут же представить, как он дёргает за завязки на плечах, обнажая роскошные формы! Могу почти все конечности на отсечение дать, что и этот дистрофик купился на обманчивую легкомысленность Милены и рассчитывает на горячее продолжение знакомства.

Но не пришлось мне долго сгорать от ревности, а худосочному купаться в лучах победы.

Заброшенная база в мгновение ока превратилась для Малыша в капкан. Как тараканы со всех щелей повыскакивали вооруженные бойцы, окружая зарвавшегося мальчишку, а тяжёлые ворота беззвучно захлопнули ловушку, отрезая Малышу единственный шанс, чтобы удрать от команды Борзовых.

Дождавшись и выполнив свою часть работы, пока Малыша нарядят в наручники и уведут, Милена наконец-то повернулась в мою сторону.

— Какими судьбами, Тимур Львович? Очередную невесту выбесил или ключ от кабинета потерял?

Ирония и дерзко вздёрнутый нос Милены меня не смогли обмануть. Едва наши взгляды встретились, россыпь искрящихся чувств переполнили серую радужку. Меня словно током ударили. Прямо в сердце, которое встрепенулось и заколотилось в бешеном темпе, захлёбываясь в невероятных ощущениях безграничного счастья.

Подойти ко мне ближе девчонка не соизволила, осталась топтаться у машины, где вокруг было слишком много свидетелей для такой интимной беседы.

— Я за тобой, — просто ответил я, наивно полагая, что моей честности будет достаточно. — Я ведь обещал тебе, что мы начнём всё с начала и будет всё идеально.

— Ох и завидую я твоей избирательной памяти, Царёв! — фыркнула Милена. — Это было до того, как ты со мной попрощался и увинтил в закат!

У торчащего за спиной Милены Германа уши едва ли не развернулись вокруг оси, как локаторы, чтобы подслушать наш разговор.

— В тот момент с меня ещё не сняли обвинений, Милена. Ты же понимаешь, чем для меня грозили лживые показания Олди и подброшенные ею улики? Я не мог обременять тебя ещё и этим, — начал терять терпение я от этих женских бзиков.

Лучше меня понимает, как могла развернуть ситуацию Олди в отдельно взятом деле Норфолков, но всё равно упирается. Ни один суд не примет ещё один эпизод просто за компанию с предыдущими, нужны доказательства причастности Беатрис посерьезнее, чем показания её сообщников. К тому же Олди не дура, она поняла, что Борзова для меня слишком дорога. Ради неё я бы сознался в чём угодно.

— Привет, Своеобразный! — объявился Бес, бесцеремонно вклиниваясь в разговор.

Опёршись боком на крыло машины, Макар всем своим видом демонстрировал, что просить его оставить нас наедине бесполезно. Ну и бес с ним! Даже если выгнать, всё равно подслушает за километр. Малышка и вовсе на брата никакого внимания не обратила, продолжая сканировать меня своими серыми глазами, словно ренгеном.

— А что изменилось? Насколько я знаю, твоя дорогущая Олди разгуливает по апартаментам Паркера с браслетом на ноге, — удивила меня своей осведомлённостью Милена.

— Многое. Я согласился пройти через суд, где меня признали невиновным. По законам Великобритании, если человек оправдан, то второй раз его по этому делу судить нельзя. Это первое. А второе — я переехал, а точнее, вернулся в Россию. Домой. И третье — Олди отпустили не просто так. Нужно время на то, чтобы экстрадировать её в США, где по закону её ждёт высшая мера наказания за убийство первой степени.

— Тьфу, — зло сплюнул Макар. — Лучше бы эта гадина на трусах папаши засохла!

Грубо. Но, чёрт возьми, с ним невозможно не согласиться!

Я катастрофически устал жить в эпицентре преступных махинаций, заговоров и прочих грязных сопутствующих аспектов в этой тёмной стороне жизни. Всё, что мне сейчас нужно — чтобы Милена шагнула со мной вместе на новую страницу моей истории.

Милена молча разглядывала моё лицо, словно переваривая информацию. Не доложили, что я решил взяться за предложенные мне несметные богатства деда?

— Малышка, предлагаю продолжить разговор вечером, в ресторане, — завидев приближающуюся особо крупную фигуру отца и командира Милены, поспешил я, пока меня не вышвырнули за ворота. — Поговорим о нас. Для Олди игра окончена, всё, что ей осталось — ждать дня своей смерти.

Милена упрямо поджала губы, гневно сверкнув глазами, и выдала такое, от чего у всех вокруг глаза на лоб полезли:

— Ага. А мне ты что предлагаешь? В знак траура приспустить трусики?

Глава 19.

Вернувшись в Москву, первым делом я, конечно, поделилась подозрениями о своём положении с мамой. И буквально на следующий же день мы узнали наверняка, что тошнило меня не от лондонского смога и даже не от увязшей в криминале троицы.

Я не знаю, можно ли быть готовой к такой новости, когда ребенка мама планирует и трепетно таскает тесты в туалет с утра до вечера. Я даже с учётом моих подозрений готова не была.

То, что творилось со мной, пока мы добирались из клиники домой, я не смогу описать никакими словами. Это было как удар молнии, в долю секунды растворивший меня в пространстве. Я не чувствовала собственного тела, не слышала своих мыслей, а происходящее вокруг и вовсе размазалось как картина пьяного художника. Безграничная эйфория, возносящая меня к небесам, мгновенно сменялась страхом неизвестности, нового, погружая мои мысли во тьму.

— Мам… что мне делать? — отвлекла я мамулю от любования какой-то точкой на снимке УЗИ, когда мы засели с ней на кухне.

— То, что считаешь правильным, девочка моя, — ободряюще улыбнувшись, ответила мама.

— Я не знаю, что правильно. Пополнить ряды матерей одиночек? Или всю жизнь казнить себя за аборт? — терялась я в хаосе собственных мыслей.

Я не знаю, что правильно! Не знаю! Он отказался от меня! Ушёл! Как жить без него, я знала, но как жить с тем, что мне от него осталось?

— Девочка моя, я не буду осуждать тебя, какое бы ты решение ни приняла. Существуют ситуации, когда у женщины просто нет иного выхода, но, как мне кажется, это не наш случай, верно? — мягко погладив меня по голове, мама, как бы случайно, опустила лист со снимком на стол перед моим носом.

Моё сердце сжимается, становясь одного размера с этой белой бусинкой на фотке.

— Мам… у меня будет ребёнок… я беременна, — тихо произношу я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами.

— Что значит — беременна? — врывается на кухню голос папы, а следом за ним и сам Борзов.

Поначалу папа выглядит обескураженным, но с каждой секундой сталь в его глазах раскаляется, норовя уделать по температуре вспышки на июльском солнце.

Бросив короткий взгляд на лежащий на столе лист, папа гневно раздувает ноздри, изрыгая всё пламя преисподней:

— Я этому инвестору… все фонды поотрываю! Вместе с уставным капиталом! — рявкает папа.

— Тише можно? У меня от твоего командирского голоса уже даже мурашки строем ходят! — пытается усмирить мама главу семейства.

— Где этот «жених до гроба»? Я ему устрою царскую жизнь! Никакой дед не поможет! — не успокаивался папа, почему-то вешая всех собак на Тимура.

Так-то без моего участия сие мероприятие не обошлось…

Мысленно приказав себе оставить слёзы подушке, я решила остудить пыл папы, пока он всех Царёвых в мире не рванул наказывать.

— Ой, всё, пап! Сама воспитаю, какая от вас — мужиков — польза с младенцами? Ты хоть раз маме помогал?

Сколько себя помню, этот приём всегда действовал безотказно. Понятия не имею, как это работает, но стоит папе напомнить о временах, когда мы только родились — он моментально меняется. Все морщины на лице разглаживаются. Взгляд, брошеный на маму, неизменно теплеет и светлеет. Он идёт к ней, будто вспоминая что-то важное, обнимает и шепчет что-то на ухо.