Не злите добрую колдунью (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 49

— Повесь на улице, — растеряв запал, устало махнула рукой в сторону белья.

— Но его все увидят, — совершенно искренне возмутилась она. — Не могу же я его повесить вот прям перед Нильсом.

— Надо вешать не перед Нильсом, а на веревку за кустами. Действуй.

— В огороде сейчас очень темно и страшно, — нашлась она. — Пусть повесит одну ночку в спальне, а завтра под солнышко вывешу…

— Возьми Нильса, — мстительно предложила я. — Вдвоем вам будет нестрашно.

Танита понуро потрусила к веревке и сорвала с нее вещи.

— Агата, — позвал с улицы ведьмак.

— Зачем ты опять называешь меня по имени? — под нос пробормотала я, понимая, что случилось нечто паршивое, и сейчас мы все дружно будем носиться кругами или задорно скандалить.

Толкнув оконные створки, я высунулась на улицу и посмотрела вниз. Задрав голову, Фентон стоял в прямоугольнике света.

— Что у нас опять стряслось?

— Умертвие пропало.

— В каком смысле?

— Дверь сарая была раскрыта. — Он указал в ту сторону, где за домом стояла старая клеть. — Я обыскал огород. Твою табуретку нашел под кустом, но умертвия нет.

— Ты его звал? — спросила я, имея в виду особый шепоток, каким темные подзывали питомцев, а ловцы на умертвия выкуривали из логова.

Фентон только руками развел.

— Проклятье.

Отскочив от окна, я стремглав бросилась сдирать с себя одежду. Гоняться за воскрешенным в женском платье такое себе удовольствие. Юбок, понятно, не жалко, но не хочется переломать ноги, пока будешь прочесывать местные погосты.

Вопреки расхожему мнению, умертвия, как истинные хищники, избегали людных мест. Если, конечно, ими не управляли некроманты. Редко покидали обжитую территорию, но если вдруг случилось, то брели домой. В смысле, на кладбище или в склеп. Медленные, неповоротливые, ведомые желанием тишины и посмертного покоя… До тех пор, пока на их пути не попадался случайный прохожий.

— Дюк сбежал? — Большими покруглевшими глазами, прижимая к груди влажные шмотки, Танита следила, как я ужом выскальзываю из юбки и, путаясь в штанинах, натягиваю кожаные портки из той жизни, когда о любых платьях даже не думала.

— Если бы… — щелкнув застежкой ремня, отозвалась я. — Пока вы тут занимались творчеством, Дюк пошел кормиться.

— А что же вы не сказали, что его надо покормить? — буркнула она мне в спину.

На Нильса было больно смотреть. Он не поднимал головы, пока провожал нас за дверь.

— Я не останусь, пойду с вами, — настаивал он, видимо, чувствуя за собой вину, что упустил из-под носа опасного для окружающего мира монстра.

— Ты для него стая, а она, — я указала на Таниту, выглядывающую из-за плеча новоявленного друга по несчастью, — все еще еда. Если Дюк вернется и нападет, что надо делать?

— Ударить лопатой, — мгновенно отрапортовал школяр.

— Кхм…

— Зачем лопатой? — искренне заинтересовался свежей идеей ведьмак.

— Так ведь учитель сказала, что в любой непонятной ситуации нужно импровизировать. — Недоуменно моргнул талантливый чародей Баек. — И шарахнула его лопатой.

— Или можно воспользоваться магией, — старательно сдерживая улыбку, мягко напомнил Фентон, пока я пыталась вспомнить богатый словарный запас приличных слов. На ум что-то шло только неприличное, резкое или же откровенно бранное.

— Это тоже, — согласился он. — Но лопату все равно возьму.

— Уверен, когда-нибудь он станет хорошим чародеем, — усмехнулся Фентон, когда мы закрыли за собой калитку и окунулись в ночную стрекочущую сверчками мглу.

— Мне нравится твой оптимизм, — отозвалась я и на раскрытой ладони зажгла мерцающий голубоватым светом шар.

Магический фонарь поднялся над нами, озарив дорогу, деревья и кусты. Вокруг растянулись яркие контрастные тени, отчего знакомые места показались чужими и неизвестными.

Мы минули поворот, и я попросила ведьмака:

— Позови еще раз. Может, он на каком-нибудь окрестном погосте?

— Оно, — вдруг поправил Фентон. — Умертвие — оно.

— Ага… Точно.

В какой момент я перестала воспринимать умертвие по-настоящему кровожадным монстром? Когда дала ему имя? Ужасное легкомыслие.

Не догадываясь о том, какие муки совести я испытываю, Фентон колдовал, как всегда, обстоятельно и по-мужски. Он расставил руки, поднял голову к черному небу и прикрыл глаза. По земле заструился ледяной ветерок. Качнулась трава, зашуршали сухие листья под ногами, поток воздуха взлохматил пыль на дороге. Вокруг словно зазвучал инфернальный шепоток, неслышный уху обычного человека: "Иди ко мне". От инфернального зова по спине побежали мурашки, а на кончиках пальцев инстинктивно затанцевали ершистые разряды светлой магии.

Колдовство стихло. Фентон опустил руки. Ненадолго мы прислушались к ночной тишине. Ни один мертвяк в нашу сторону не бежал.

— Не понимаю, как он вообще выбрался из сарая, — в сердцах выругалась я. — С утра дверь была заперта. Я проверила.

— Может, художники забыли закрыть? — С угрюмой миной ведьмак осмотрелся вокруг. Видимо, все еще ждал, что Дюк отзовется. — Ладно, после драки проклятьями не кидаются.

— Да? — съехидничала я. — Так диктует кодекс темных?

— Вообще-то, советуют умные люди, — с иронией пояснил он.

— Видимо, мы разговаривали с разными людьми, — пробормотала я, вглядываясь в темноту поля, куда не дотягивал свет магического шара. — Давай искать Дюка… В смысле, умертвие.

Нам пришлось разделиться: ведьмак отправился прочесывать местный погост, оставшийся от вымершей еще во времена драконьей стаи деревни, а я заторопилась кладбище за городской стеной, к единственному в Круэле склепу.

В темные времена высокие каменные стены защищали маленькие города и от нашествия нечисти, и от воскрешенных умертвий, созданных взбесившимися от темной силы некромантами. С тех пор мир шагнул далеко вперед: драконы практически вымерли, на мертвецов требовались разрешения, а чародеи жили по королевскому указу о пиетете. Насколько позволял здравый смысл, потому что указ этот, прямо сказать, был сильно оторван от реальной жизни.

Городские стены перестали восстанавливать. И если в Круэл въезжали по каменному мосту надо рвом, больше напоминающему поросшую лопухами пыльную канаву, то со стороны дальних кварталов рачительные горожане тихонечко разбирали стену на собственные нужды. Наверное, поэтому перед домами то тут, то там высились одинаковые заборчики из серых камней, стыдливо прикрытых кляксами плюща.

В общем, до кладбища я добиралась садами и огородами, через "самопальную" дыру в стене. Кованые ворота были гостеприимно раскрыты, дескать, добро пожаловать в наш тихий покойницкий уголок.

Я специально подняла магический шар практически на высоту деревьев. Свет озарил кусты, печальные каменные надгробья и выкованную гостеприимную надпись на арке "в добрый вечный путь". Литеры, окруженные завитушками, отбрасывали на землю гротескно растянутую тень.

Склеп, украшенный статуями ангелов и колонами, среди простых могил был нелеп и массивен, но его считали второй достопримечательностью Круэла после мэрского здания. Однажды Дюпри слезно жаловался, что горожане водили впервые приехавших родственников сначала в его приемную, поглазеть на портрет его величества и заодно на самого усатого бургомистра, а потом уже демонстрировали склеп. На кладбище.

Расставив руки и прикрыв глаза, я отправила зов. Вокруг заклубились тихие шепотки. По воздуху текли инфернальные голоса: "Приди ко мне. Скорее"

Сначала все стихло, но неожиданно за спиной раздался страшный хруст. Я резко развернулась. Кусты истерично качались, и неожиданно из них выпал человек. Видимо, обо что-то запнувшись, он плашмя рухнул на землю. Со стоном перевернулся на спину и затих. В общем-то, если на потусторонний зов и отозвались, то определенно не с тобой стороны, с которой я ожидала.

— Эй, с тобой все в порядке?

Я быстро добралась до кустов и, уперев ладони в колени, склонилась над пострадавшим. Исчерченное свежими царапинами лицо молодого мужчины оказалось до боли знакомым.