Последыш IV (СИ) - Мах Макс - Страница 5

Вошли и, следуя указаниям распорядителя, встали на почетные места неподалеку от возвышения, на котором обычно стоит королевский трон. Сегодня трона не было, но зато была установлена кафедра для оратора, оснащенная микрофонами, ибо новоиспеченный король желал говорить. Ну, он и сказал. Вошел под звуки фанфар в зал, поднялся на возвышение, встал за кафедру и закатил «краткую» речь на тридцать пять долгих минут. Говорил, в основном, о том, чем будет отмечено его правление, то есть о своих планах, - краткосрочных, среднесрочных и даже долгосрочных, - а в завершении спича объявил радостную весть. Оказывается, в июне месяце сего года состоялась тайная помолвка его любимой сестры кронпринцессы Ульрики Катарины герцогини Сконе с графом Ингваром Менгденом четвертым сего имени, и завтра, - «вы уж извините, дамы и господа, но молодым не терпится», - во второй половине дня состоится их свадьба. Бракосочетание пройдет по старинному обряду в том же храме, где сегодня утром был коронован сам Карл Август. В связи с этим король поздравил жениха и невесту, - Бармин вышел к кафедре вместе Ульрикой и встал перед королем, - пожелал им счастья, здоровья и скорейшего прибавления в семействе, отчего все в зале, скорее всего, подумали, что это свадьба по залету, и в конце своей прочувствованной речи поздравил Ингвара с тем что граф Менгден щедростью его «дорогого» брата императора Ивана VIII вернул себе титул князя Острожского, получив в управление Северную пятину. Ну, и чтобы «знали наших», тут же одарил Ингвара еще одним титулом, на этот раз шведским. Так что следующие десять минут Бармин принимал грамоты, свидетельствующие о возведении его в титул герцога Даларна, коллар[7] с гербом герцогства, владетельский перстень и древний меч викингов, являвшийся неотъемлемой частью герцогских регалий. Ну, а после этого, начался, собственно, сам раут, и Бармина начали поздравлять. Вернее, так – поздравление, кроме всего прочего, было поводом, не теряя лица, представиться и завязать знакомство.

Бармин стоял рядом с Ульрикой Катериной, пожимал руки мужчинам и как бы «целовал» пальцы женщинам, - обозначая поцелуй, но не касаясь пальцев губами, - улыбался и говорил уместные в этом случае слова, а сам между делом думал о своей новой жизни. Жизнь была прекрасна и удивительна, но, если честно, Бармина невероятно раздражала необходимость спешить. В своей прошлой жизни он не был ни отчаянным «ленивцем», ни нервическим холериком, но все-таки предпочитал все делать спокойно, не торопясь, и при этом следовать заранее разработанному детальному плану. И начало его жизни в этом мире, если иметь ввиду, так сказать «заполярный период», казалось, не требовало от Игоря Викентиевича сколько-нибудь существенного изменения привычного ему модуса операнди. Размеренная жизнь, привычные, повторяющиеся изо дня в день занятия… Зато потом все резко изменилось, встав с ног на голову, и жизнь понеслась, взяв с места в карьер, и, кажется, даже все время ускоряя темп. И теперь Бармин постоянно был занят тем, что разгребал свалившиеся на него, как снег на голову, события. Даже жениться по-человечески не получалось. Пять свадеб, - пять, Карл, целых пять, - и ни одну не устроить по-человечески. Нет, чтобы случайно познакомиться с девушкой где-нибудь в театре, на пляже или в галерее современного искусства, галантно поухаживать за ней, хотя бы пять-шесть месяцев, - конфетно-цветочный этап убалтывания не на койку, а на ЗАГС, - узнать поближе, понять, хочешь ли ты жить с ней «всю оставшуюся жизнь», принять и переварить принятое решение, ну и далее по списку: помолвка, приготовления к свадьбе, истерики невесты и собственные душевные метания, и наконец апофеоз – марш Мендельсона и прочее все, включая обмен кольцами и «поцелуйте невесту».

У него же сплошная «суета сует и всяческая суета». Более или менее поухаживать удалось за одной только Еленой, да и то, спать стали практически сразу, как решили пожениться, а решение это было принято исключительно волевым путем и основывалось всего лишь на голом расчете. Однако хуже всего пришлось в этом смысле с Дареной и вот теперь с Ульрикой Катериной. Едва познакомились, толком друг друга не узнали, а уже женятся. И не дураки, вроде бы. Не торопыги какие-нибудь, - прости Вератюр[8], - у которых в голове не мозги, а полтора литра гормонов и эндорфинов, растворенных в алкоголе. Однако же, не успели познакомиться, а уже свадьба. И это не они такие придурки, это жизнь такая, потому что кто не успел, тот опоздал. И хорошо, если опоздал на вечеринку, а то ведь может случится, что и опаздывать после этого будет некому и некуда.

- Князь Аксель Юль аф Верринге, - оторвал его от размышлений крупный белобрысый мужчина с красным несколько одутловатым лицом. Ростом он был несколько ниже Ингвара, но чуть ли не в полтора раза шире его в обхвате. Не толстый, хотя и склонен к полноте, а именно крупный.

«На ловца и зверь, - усмехнулся Ингвар. – Зря ты, генерал-адмирал полез знакомиться. Не стоило тебе высовываться, но любопытство не порок…»

- Это удачно! – сказал Бармин вслух. – Вы даже не представляете, князь, как это замечательно, что мы с вами наконец встретились!

- Имеете в виду что-то конкретное? - равнодушно поинтересовался датчанин. - Наши родственные связи?

- Хотите сказать, что мы родственники? – «удивился» Ингвар.

- Да, через Маргарету фон Менгден и ее дочь Эллен Юль.

- Ах, вы об этих дворняжках? – «вспомнил» Бармин.

- Хотите меня оскорбить? – прищурился князь.

- Помилуйте! – усмехнулся Ингвар. – Вы-то здесь причем? Маргарету я, как глава рода, лишил права именоваться Менгден в связи с адюльтером и предательством супруга, моего отца. А Эллен, по вновь открывшимся обстоятельствам, вообще, не имеет никакого отношения к Менгденам. Маргарета прижила ее от кого-то другого.

У него не было таких данных, но отчего бы не припугнуть? А главное, они ведь не в безвоздушном пространстве общались. Вокруг было полно людей, и кое-кто его отлично слышал. А это слухи, которые, к слову сказать, не так-то просто будет опровергнуть. С Менгденами разбежались, а кроме Ингвара никто ничего поделать в этом случае не мог. Мог бы, наверное, король Дании, но Бармин собирался обнародовать информацию, которая эту возможность убьет на корню.

- Значит, все-таки затеваете конфликт, - качнул князь головой. Не дурак, все уже понял.

- Нет, господин генерал-адмирал, - возразил Бармин. – Не конфликт, а судебный поединок. Я вызываю вас на судебный поединок. Ваше слово?

Судебный поединок – это не дуэль, и отказаться от него крайне сложно. Можно, разумеется, и князь сделал такую попытку, но не преуспел.

- Не вижу причины для суда, - сказал он. – Объяснитесь, граф, за что предлагаете сражаться.

- Я обвиняю вас в том, что вы объявили войну моей семье, но, как подлый трус, побоялись мне об этом сообщить.

Ну, да, так все и обстояло. Правила позволяли начать военные действия против иностранного аристократа втихаря, поставив об этом в известность только свое правительство. Другое дело, что в глазах Света - это будет рассматриваться, как моветон, поскольку не по-рыцарски.

- Войну объявлял вам лично я? – поднял бровь датчанин. Он все еще надеялся, что Бармин не знаком с текстом документа.

- Там стоит ваша подпись, - пожал плечами Бармин.

- Среди других семи, - добавил, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что он знаком с содержанием документа.

- Неплохо, - усмехнулся на это князь Юль аф Верринге. – Но не думаю, что это достаточный повод для судебного поединка.

«Спасибо, дорогой князь, - улыбнулся мысленно Бармин, - теперь ты дал мне повод окончательно измазать тебя в дерьме!»

- Тогда, может быть, подойдет попытка применить ко мне и моей семье сначала запрещенный к распространению атакующий артефакт двойного действия, а затем, два артефакта «Призыва силы», эквивалентных десяти килотоннам взрывчатки. А это, если не ошибаюсь, военное преступление. Как полагаете?