Туманная река 4 (СИ) - Порошин Владислав Викторович - Страница 55

— Я не опоздала? — Улыбнулась главная редакторша пионерской газеты.

Примерно полчаса в «Праге» ушли на пустые, ни к чему не обязывающие разговоры. Я поблагодарил за помощь с газетчиками, она похвасталась, что Витюшу хотят чем-то даже наградить, так как продажи «Звездных войн» бьют все рекорды по стране. Затем в ресторане заиграла живая музыка, а Татьяна Владимировна «уговорив» треть бутылочки вина, стала жаловаться, что дома у неё надо что-то приколотить, а Виктор на это не способен, зато на это способен, скорее всего, я.

— Да всё понятно, — кисло улыбнулся я. — Я вам такого мастера привезу, он вам всё хозяйство починит.

И тут я обратил внимание, что песня про девушку, которая меня с ума свела, разбила сердце мне, покой взяла, что исполняли музыканты в «Праге», оборвалась на полуслове. Я обернулся к сцене. Подвыпившая компания, громко выражаясь, требовала у солиста других песен. На шум из боковой малозаметной двери появился официант крепкого спортивного телосложения. «Вышибала, — подумал я. — Либо будет вышибать, либо договариваться по-мирному».

— Может быть, поедем ко мне? — Подмигнула редакторша «Пионерки».

— Коллег по ремеслу обижают, — пробурчал я, думая как бы аккуратно соскочить с этого праздника жизни.

После чего встал из-за столика и тоже пошёл разбираться в том, что не понравилось в песне Рашида Бейбутова загулявшим горожанам. Оказалось, что загулявшие горожане, это загулявшие гости столицы с солнечного юга. И требовали они ни больше ни меньше, сбацать «Летящую походку».

— Уважаемый, там такой слова! — Горячился один гость. — В январских снэгах замэрзают рассвэты! На белэх дорогах пурга колдуёт!

— Мы этого не играем, — проблеял худенький солист ресторанного бэнда.

— Дорогой, генацвале! — Вмешался до кучи и я. — Ты же из Батуми?

— Какой Батуми, мы из Кутаысы, да! — Подсунулся ещё кто-то сбоку.

— Тогда позолоти ручку, сделаем сейчас «Летящую походку», — улыбнулся я.

— Молодэц! Вот как дэла надо дэлат! — Обрадовался знакомому торгово-деловому подходу первый горячий южный гость.

Я влез на сцену, забрал у гитариста гитару, пианисту показал аккорды, и дождался, когда он их запишет на обратной стороне нотной тетради. Парень же с контрабасом встал поближе к пианино, чтобы одним глазом подсматривать, что играть. Ну а трубачу оставалось лишь надеется на свой природный слух.

— Для гостей с солнечного юга! — Сказал я в микрофон. — Песня!

В январских снегах замерзают рассветы,

На белых дорогах колдует пурга..

Народ, подогретый алкоголем разного качества, заслышав драйвовый мотив, массово попёрся на танцпол. И пришлось сыграть «Летящую походку» ещё два раза. Редакторша же пионерской газеты прыгала перед сценой, как подтанцовка Дженнифер Лопес, в которую без определённых пропорций тела путь каким-нибудь тощим «селёдкам» — заказан. Зато у Татьяны Владимировны были бы точно все шансы. И гости с юга тоже давали стрекача, выкрикивая громко «Асса»!

Закончился же для меня праздник ресторанной жизни — внезапно. Редакторша детской газеты, где-то не по-детски успела накидаться. И скорее всего это было не вино, а армянский коньяк, который употребляли хлебосольные гости из Кутаиси. Так, после очередного горячего танцевального па, Татьяна, не рассчитав силы, грохнулась на пол. Гитару пришлось экстренно вернуть загрустившему музыканту, а тело женщины для дальнейшей транспортировки взять себе.

До микроавтобуса добрались в целом нормально. А вот когда отчаянно загулявшая «Пионерская правда» немного пришла в себя, и тащить мне её через узкие лестничные пролёты ещё было далеко, началось самое сложное. Во-первых, женщина упиралась, во-вторых, лезла целоваться, в-третьих, я ведь не семижильный!

— Что ты сейчас со мной сделаешь? — Горячо шептала Татьяна в прихожей.

Я снял с неё пальто с меховым воротником.

— Сейчас на кровать отнесу, тогда узнаешь, — ответил я, смахивая пот со лба.

— Я согласна, — пьяно улыбнулась женщина.

Я подхватил довольно тяжёлое тело на руки, пронёс его через комнату и бросил прямо на нерасправленную пастель в спальне.

— Раздевайся и считай до ста, а я в душ, — выдохнул я.

Дальше не слушая, что бубнила похихикивая вслед редакторша, я действительно заглянул в ванную комнату, умыл лицо и руки. Потом тихо вышел, прошёл в прихожую, открыл входную дверь и тут, какая-то тень бросилась на меня.

Я заметил, как сверкнул блик на длинном и тонком лезвии шила, которое метило мне в живот. И лишь благодаря своим феноменальным рефлексам, мне удалось в последний момент отстранить руку с оружием в сторону. Резкий апперкот. И тень, охнув, и растянувшись на лестничной площадке, жалобно заныла. Шило осталось висеть, пробив моё новенькое пальто с самого края насквозь.

«Ещё чуть-чуть и прощай печень», — подумал я, вытаскивая инструмент для прокалывания плотных материалов.

С шилом в руке я нагнулся посмотреть, кто это такой в одиннадцать часов вечера на людей с оружием бросается, которые ему ничего плохого не сделали. Я отвернул высокий воротник серого пальто. На меня испугано смотрел зарёванный Витюша. Студент медик недоучка, который за несколько месяцев пробился в союз писателей и выпустил мировой бестселлер. Между прочим, с моей помощью.

— Ты это, в следующий раз световой меч с собой захвати, — хмыкнул я. — С шилом встать на Тёмную сторону Силы — можно, но не надёжно. Так и в челюсть могут долбануть.

— Я тебя всё равно убью, — пробубнил Витюша.

— Вставай Энакин Скайуокер, — я схватил студента за шиворот и приподнял с пола. — Не было у меня ничего с ней. Да и быть не могло. И вообще, тебе писать надо, а со счастьем в личной жизни пока придётся подождать. Кстати, и поискать его придётся тоже в другом месте. И ни тебе одному.

Я подтолкнул недовольного писателя вперёд на выход из подъезда, на свежий осенний воздух.

Глава 29

В последний воскресный день перед гастролями я валялся в своей комнате до тех пор, пока не надоело. Потом добрался до кухни, выпил кофе и ещё пошёл долёживать. Мозг в прямом смысле слова болел от перегрузки. Ведь за несколько дней выдал на-гора шесть новых песен, то есть почти шесть, оригинальный текст написал лишь к четырём, пятую чуть-чуть адаптировал и переделал. Кстати, только этой ночью дописал последний куплет для песенной истории про влюблённого паренька.

К тому же посидел над продолжением «Звёздных войн» с Витюшей, который меня накануне чуть не отправил на больничную койку, или ещё куда подальше, хотя куда может быть дальше? Отвёз я вчера писателя-горемыку к родителям, нравоучений читать не стал, корить за испорченное пальто тоже. Пусть сам разбирается в своих личных проблемах, пора взрослеть. Ведь в жизни каждого человека есть такие дилеммы, которые никто кроме него разрешить не сможет.

Полностью я пробудился из-за того, что на кухне опять кто-то забрякал посудой. Наверное, Ободзинский с Бурковым решили нарушить режим, не дожидаясь выходного понедельника. Я их уже раз предупредил, что распитие пива может плохо для них закончится. Вроде вняли. Но для успокоения души в одних баскетбольных трусах я всё же решил проведать творческую парочку. И что только двадцатисемилетний Жора нашёл общего с восемнадцатилетним Валерой?

— Ты представляешь, — услышал я из-за угла, немного гнусавый голос Буркова. — Он меня нашёл в самой дыре, в Перми! И ведь знал, зараза, что я хотел переехать в Москву.

— А меня из Одессы вытащил, — поддакнул тихо Ободзинский. — Как он меня там отыскал? И откуда узнал, что я сам хотел со дня на день уехать?

— Я тебе так скажу, здесь дело не чистое, — зашептал актёр.

Я громко прокашлялся, чтобы не вводить товарищей в конфуз, и с видом самой крайней степени заспанности прошлёпал босиком на кухню, широко зевнул и принюхался к содержимому кружек.

— Молодцы, — похвалил я Буркова с Ободзинским. — Вижу, растёт сознательность. Или капнули в чай что-то для сугрева?