Туманная река 4 (СИ) - Порошин Владислав Викторович - Страница 33

Жора вышел к микрофону весь такой длинный и нескладный, напоминавший человека, которого обсчитали в магазине и до кучи сунули некондиционный товар. Взглянул в зал дурашливыми простодушными глазами, из-за чего кое-кто из зрителей пару раз хохотнул.

— Не смешно, — бросил обиженно Бурков, невидимому для него зрителю.

В ответ раздалось уже с десяток разнокалиберных хохочущих голосов.

— Я вчера видел раков по пятьдесят рублей! — Актёр сделал небольшую паузу, чтобы народ массово «взял себя в руки» и перестал беспричинно ржать.

— Раков я вчера видел по пятьдесят рублей, но больших, но по пятьдесят… Ну очень большие!

Я тоже не выдержал и захохотал, вспоминая как эту миниатюру, читал Роман Карцев. И мне показалось, что у Буркова вышло даже смешнее. Кстати, чиновник из министерства культуры, очень долго крепился, но когда Жора в финале заявил про жабу за десятку, ну очень зелёную, мужчину просто «разорвало» от гомерического хохота.

«Может быть, не понадобиться до беспамятства его поить коньяком?» — подумалось вдруг.

Однако когда со сцены зазвучала песенная лирика, «Мне нравится, что вы больны не мной» и «Я спросил у ясеня», мужчина вмиг накинул на лицо маску безразличия и скуки.

«Всё ясно», — решил я, и тихонько из зала полез на выход в буфет тёти Зины. Нужно было составить в ряд столы, нарезать бутерброды с копчёной рыбой и «Краковской» колбасой. Разложить по вазочкам солёные опята и порезанные же солёные огурцы.

Окончание творческой встречи «Школы Современной пьесы» с благодарными зрителями и одним недовольным чиновником я досматривал уже из-за кулис. Всю труппу несколько раз вызывали на поклон. И Высоцкий, который по слухам петь на бис не любил, здесь и сейчас спел вместе со всеми актёрами ещё раз «Балладу о любви». После чего кулисы медленно захлопнулись.

— Какой успех! — Громче всех хвалился Жора Бурков.

— Да, надо бы это дело отметить, — сказал Трещалов, покосившись на Высоцкого.

— Ну? — Вперился Владимир Семёнович в меня.

— Дальше план такой, — я три секунды сомневался, может быть, чиновник и не совсем сволочь, но риск остаться без нужной бумажки превалировал. — Сейчас идём в буфет на фуршет. Накачиваем товарища из культуры «до поросячьего визга». Сегодня же подписываем разрешение на концертную деятельность. Завтра даёте второе представление, на которое пригласим газетчиков. И пока там, в министерстве очнутся, у нас всё будет «на мази».

— Его значит, накачиваем, а сами? — Взлохматил себе волосы Бурков.

— У тёти Зины ещё план не выполнен по продаже гранатового сока! — Я потряс указательным пальцем. — Этим мы с вами сейчас и займёмся.

— Вот так всегда, кому-то всё, а кому-то шиш с маслом, — махнул рукой Жора.

На фуршете сладкие речи в честь министерства культуры лились непрекращающейся рекой. Трещалов дружески подмигивал чиновнику и постоянно ему подливал в коньяк новый коньяк. Володя Высоцкий сидел на фуршете «чернее тучи».

— Ну почему я всё это должен терпеть? — Шептал он мне на ухо. — Вся эта ситуация просто — омерзительна! Мы сделали хорошо свое дело, почему нужно ещё перед кем-то унижаться?

Хорошо, что через полчаса мужчина из министерства пытку лестью и крепким алкогольным напитком не выдержал. Иначе могло бы дойти до драки.

— Галина Сергеевна, — обратился я к директрисе. — Придержите товарища, чтобы он на пол со стула не грохнулся.

Я порылся в портфеле чиновника, и выудил оттуда нужный бланк и свой подарочный набор из механического карандаша и автоматической ручки с закрытым пером. Затем бланк лег перед мутным взглядом товарища из культуры, а ручку я втиснул ему в пальцы практически насильно.

— Напишите, пожалуйста, — я чуть-чуть подтолкнул мужчину. — Одобряю, и поставьте здесь свою подпись.

— А если я не одобряю? — Чиновник похлопал глазами.

— Если вы не одобряете планы нашей Коммунистической Партии, и против Мира во всём Мире, то так и пишите, — я ткнул пальцем в бланк.

— Тс-с-с! — Мужчина приставил указательный палец к губам. — Партию и Мир я всем сердцем…

После чего чиновник потряс головой, написал, что всё одобряет и влепил размашистую завитушку со своими инициалами.

— Теперь-то можно выпить?! — Бурков потянулся ко второй непочатой бутылке коньяка.

— Нет! — Легонько хлопнул ладонью по столу Высоцкий. — У нас завтра вечером представление для газетчиков.

— Кто ж так стучит? — Товарищ из культуры громко икнул. И как дал со всей силы кулаком по поверхности стола, что все рюмки разом попадали, и на пол полилась тоненькая струйка непонятного напитка под названием «Гранатовый сок».

Глава 19

Ближе к одиннадцати часам вечера, наша разношёрстная компания показалась на крыльце ДК Строителей. Чиновника из министерства культуры, который нарезался до бескультурного состояния, надо признать не без нашей помощи, мы с Высоцким выволокли, как раненого бойца с поля неравного боя.

— Куда? — Коротко бросил поэт.

— Галина Сергеевна, может его в медвытрезвитель сдать? — Спросил я директрису, которая замотала головой и схватилась за сердце. — Понятно, довезем до квартиры в лучшем виде. Володь, давай его в автобус.

Другой Володя, который Трещалов, открыл настежь двери в свой персональный «лимузин».

— Спасибо деду за «Победу», — хохотнул он. — Кому в центр залетай!

По пути с актёром оказалось Высоцкому, Шацкой и Жоре Буркову. В конторский микроавтобус уселись, кроме меня на водительском кресле и лежачего в беспамятстве чиновника, директор ДК Ларионова и Света Светличная, которая сегодня была немного грустна.

— Втравил ты меня в историю, — недовольно проворчала директриса.

— Я, Галина Сергеевна, поверьте, думаю не о себе, — я завел автомашину. — Наши «Гитары» сейчас на гастроли поедут, возможно, надолго. Кто вам будет план давать? Только театр.

— Езжай молча, и без тебя тошно, — отвернулась и уставилась в черноту за окном Ларионова.

По практически пустым московским улицам я довёз тело ценного работника культуры за пятнадцать минут. Ещё пять минут эту тушу, под понукания директрисы, я затащил на четвёртый этаж. Жил, надо сказать, чиновник по меркам 1960 года не плохо. Отдельная двухкомнатная квартира, новенькая мебель, телевизор.

— Клади на диван, — скомандовала Галина Сергеевна.

— А давайте ему непочатую бутылку коньяка откроем и нальём в стопарик, — предложил я. — Пусть рядом стоит на табуретке. Проснётся, опохмелится и ещё сутки из дома никуда не пойдёт. А к понедельнику и не вспомнит, что он там кому подписывал.

— Правильно, — согласилась директриса. — В следующий раз будет меньше пить.

Шебутной и нервный день закончился для меня лишь ближе к полуночи. Когда мы со Светличной вошли в квартиру, Санька Земакович со своей зазнобой уже видели первые сны. Ведь дверь в его комнату была закрыта и за ней была тишина.

— Будешь кофе? — Тихо спросил я актрису.

Света неопределённо пожала плечами, но на кухню со мной прошла. Я насыпал в турку уже заранее намолотые зёрна и, добавив внутрь воды из-под крана, поставил медную емкость на огонь. Внезапно Светличная встала с места, подошла и прижалась со спины всем телом ко мне.

— Не волнуйся, я ещё крепко стою на ногах, — улыбнулся я.

— Я знаю, ты сильный, — прошептала актриса.

Кофе забурлил в турке, и я быстро выключил газ. Затем оставив горький и ароматный напиток на плите, я развернулся и уже сам прижал Свету к груди.

— Иногда на крутой и скользкой дороге лучше притормозить, — сказал я девушке в самое ухо. — Примерно дня на три.

— Чтобы не наломать дров? — печально улыбнулась актриса.

— Чтобы на этих дровах больно не обжечься, — я аккуратно освободился из таких соблазнительных объятий.

На следующий день на улицу Станкевича к зданию бывшей Англиканской церкви вся наша уже не дружная команда «Синих гитар» приехала вовремя, к восьми часам утра. Вадька, Санька и Лиза прибыли со мной на микроавтобусе. Толик и Наташа подъехали на такси. Мы, прохладно поздоровавшись, уже с инструментами в руках вошли в странное помещение Всесоюзной студии грамзаписи.