Враг моего сердца (СИ) - Счастная Елена - Страница 41

Покинули город и Чаян с Леденом, пошли через мост — стороной остёрского становища — через луг, укутанный туманом, рваным и седым, как борода старика. Значит, лето будет хлебородным, щедрым на урожай. Вилась где-то далеко впереди, у границы пала, вереница девушек и женщин, что шли к холму. То и дело доносил ветер обрывки их песен.

Такие же пели сейчас и в остёрском княжестве, да только угощение на праздник там нынче гораздо скромнее, чем здесь. Видел Чаян и кметей из становища: решили среди местных затеряться да тоже развеяться на гулянии. Как бы драк не случилось, коли мужи распознают в них чужаков.

Дорожка бежала-бежала по уже тронутому зыбкой зеленью молодой травы лугу — да и спряталась в приветливом березняке. Эхом разнеслись песни по нему, играя и метясь между влажных от росы белых стволов: словно девушки прятались за каждым, зазывали и обещали нынче нечто волшебное.

Падали с неба искристой пылью, дробясь в тумане, солнечные лучи — и сырые нити его постепенно таяли под их напором. Тропинка забрала в гору: зато и светлее стало, прозрачнее. А на самой вершине высокого и будто срезанного холма уже вовсю чествовали Лелю — девушку, самую пригожую, которую выбрали всем миром для того, чтобы она глаз нынче радовала да об особых обрядах не забывала. Сидела она на скамеечке, окружённая требами: хлебом да писанками — краснела от внимания. Водили вокруг неё хороводы, принимали из рук её венки, свитые из молодых трав. И много кто наблюдал за молодухами, которые чаяли загадать себе в этот день женихов: и парни, жаждущие, чтобы именно на них нынче обратился взор милой сердцу красавицы, и взрослые женщины, уже отгулявшие своё и обретшие семьи.

Среди них увидел Чаян и Елицу. Она стояла под одной из взобравшихся на холм берёз и наблюдала за хороводом — без грусти, только чуть задумчиво. И одета она была сегодня в белёную, расшитую широкими полосами узоров рубаху, в понёву с дорогой шёлковой нитью. На шее её поблескивала гривна с оберегами, переливались нитки стеклянных бус. Бросали колты золотистые блики на её лицо, окаймлённое белым повоем. Пока раздумывал Чаян, подходить к ней или нет, выскочила из круговерти девичьих фигурок Вышемила и опустила ей на голову широкий зелёный венок.

— Да ты что? — рассмеялась княженка. — Разве девица я?

И до того непривычно было видеть её улыбку, что Чаян, уже сделав несколько шагов к ней, встал, рассматривая преобразившееся лицо Елицы, боясь моргать даже, чтобы не упустить теперь из памяти ни одной черты. Как бы сделать так, чтобы и при виде него она тоже улыбалась, а не прятала взгляд, не вздёргивала упрямо подбородок...

— Ничего, скоро будешь совсем как девица, — Вышемила провела кончиками пальцев по её височным кольцам, заставив те прозвенеть тихо и мелодично. — Недолго осталось. А там замуж выйдешь ещё быстрее меня, верно.

Княженка вздохнула, вновь мрачнея. И вдруг повернула голову да взглянула в сторону Чаяна с Леденом, который стоял позади, в тени тонких осин, и тоже на неё смотрел, пытаясь это скрыть. И не видно было, на кого же она всё ж взор обратила: таким быстрым он был. Может, и вовсе мимо. Елица отвернулась сразу и ушла, затерявшись среди гуляющих. Зато Вышемила Ледена увидала и, коротким жестом проведя по знатной своей косе, что, верно, оттягивала ей голову, неспешно пошла к ним. Чаян не стал мешать, зная, что боярышне он вовек не сдался — отправился к реке, надеясь ненароком где Елицу вновь увидеть. Оттуда вернулся на холм: наблюдать, как разжигают праздничный костёр — олелию. И как девушки снова заводят хороводы — теперь уж вокруг него.

Как начало чуть смеркаться, Чаян повернул к городу: нагулялся, хватит. Не встретил он больше нигде Елицы, да и брата не увидел вместе с Вышемилой, которая теперь, верно, и до зари его не отпустит. Ещё долго будет праздновать народ, до утра самого. Будут девушки хороводить вокруг Лели, только в тайном теперь месте, у реки да под месяцем. Будут петь песни-заговоры, замыкая на сердцах имена любых им парней. Такое слышать мужчинам не надобно. А потом станут встречать парни и девушки рассвет — вместе.

В посаде было тихо: кто не гулял, те уже укрылись в домах. В детинце, слоняясь тоскливо, казалось, только стража одна осталась. Чаян забрал из горницы своей оружие и вышел на ристалище: тело, разнежившееся нынче в отдыхе и сытости, требовало разминки. Но не успел он и меч из ножен вынуть, как заметил вдалеке светлое пятнышко женской праздничной рубахи.

Оказалось, то возвращалась Елица с гуляний, зажав в руке венок, что Вышемила на голову ей надела. В золотистых закатных сумерках она казалась сейчас полупрозрачной вилой, что вышла из воды и неведомо как оказалась в детинце. Чаян ещё миг подумал, сомневаясь, стоит ли поддаваться сильному порыву пойти за ней. Девушка уже скрылась в тереме, потекли мгновения… Чаян взял с ограды рубаху и поспешил в дом, надевая её на ходу. Попались во дворе ему идущие навстречу челядинки, глянули недоуменно, но не в силах оказались даже возразить, что не в ту сторону идёт да ещё и ночью, посчитай. Он взлетел по лестнице и успел заметить, как закрылась дверь и мелькнула в узкой щели белая девичья фигурка.

Скоро он вошёл в горницу княжны, поймал Елицу за локоть, пока дальше пройти не успела — из руки её выпал снятый только что повой. Чаян приложил палец к губам, встретив её растерянный взгляд и закрыл за собой дверь. Успел только мельком окинуть хоромину взглядом — сразу видно, девичья: и рукоделие тут, и расшитые рушники то на столе, то на сучке возле умывальника, сундуки даже с узорной оковкой и ларцы с украшениями на полках. И пахло здесь ею: мёдом немного да как будто васильками — свежо и дурманно одновременно. Так наполняет каждую горницу особый дух, присущий только хозяину или хозяйке.

— Терема перепутал, княжич? Или горницы? — возмутилась было Елица. — Чего здесь забыл?

Но он слушать её не стал: и так знал, что скажет, что прогонит его, а то и наперсницу кликнет. Удерживая за руку, Чаян дёрнул её к себе, обнял, не давая вырваться — и припал к манящим губам. Раскрыл их своими, пока девушка не опомнилась, вжался, удерживая невольный стон, что так и норовил вырваться из груди. Елица отвернуться попыталась, упёрлась узкими ладошками ему в плечи — и пришлось к двери её придавить, чтобы и шелохнуться толком не могла. Только не отпускать, не давать ей вздохнуть лишний раз, а там — он знал — любая строптивица поддастся.

Княжна дышала возмущённо, отталкивала его и даже пнуть пыталась. Да ему было всё равно. Он мягко прикусил её нижнюю губу, за ней — верхнюю, скользнул языком между ними. И она замерла, ещё не отвечая, но уже не силясь вывернуться, словно воробушек из ладоней.

— Не бойся меня, Елица, — прошептал Чаян, чувствуя её сомнения. — Зла тебе никакого не причиню. И силой брать не стану. Только если сама захочешь.

Он поцеловал её снова, и внутри всё так и зашлось, когда скользнула она руками по его плечам вверх, но остановилась, словно одумалась. Пахли её собранные в две косы волосы молодой травой и ромашкой, щекотали, распушившись, лицо. И кожа её, гладкая и тёплая, словно молоком текла под ладонями.

— Быстрый ты, княжич, — с укором проговорила Елица, когда он снова отстранился на миг — полюбоваться ею. — Скажи ещё, и жениться надумал. Иначе с чего пришёл?

Она усмехнулась невесело, словно сама в свои слова не поверила, бросила взгляд с поволокой — всё ж проняло её, как бы ни ярилась.

— И надумал, может, — он медленно огладил её спину поверх рубахи. — Я же во сне тебя видел. Как только сюда приехал и в детинце первый раз на ночь остановился. Скажешь, не невеста ты мне после этого?

— В твои сны я заглядывать не могу, — княжна дёрнула плечом и начала неспешно, якобы невзначай, выскальзывать из его рук. — Сновида вот могла бы. А я и не знаю, правду ты мне говоришь или выдумал. Да и когда это сны кого обручали?

Она уже почти высвободилась — и Чаян позволил ей поверить в это — но снова к себе притиснул. Елица нахмурилась, отвернулась, боясь, что опять целовать начнёт. А он и не мог удержаться. Окрасил её гладкие щёки румянец, и губы запылали так ярко, что от вида их тесно становилось в штанах, а внутри будто что-то натягивалось: сорвётся — и не будет пути назад. Нарушит своё же, только что данное обещание.