Туманная река 3 (СИ) - Порошин Влад - Страница 21

— Ты как мой дедушка, да! — Гурам забежал внутрь комнаты и силой поднял меня с кровати.

— Ладно, ладно! Только без рук! — я надел на себя свой концертный костюм, а то как-то нелепо все в красных джипсах клёш, пусть хоть отличия будут.

В международном клубе, который представлял собой большой зал, где можно было послушать музыку из музыкальных автоматов, и стояли десятки столиков, народу набралось множество. Если учитывать, что в Олимпийской деревне проживало около шести тысяч человек, то в клубе была точно половина. За одним столиком меня позабавила следующая картина, за ним сидели боксёр Боря Никоноров, американская гимнастка Дорис Фукс и самый сильный человек в мире штангист Юра Власов. Два таких миниатюрных человека и один человек гора. Я подошёл, поздоровался, оказалось Юра, неплохо знал английский и переводил разговор счастливых влюблённых.

— Что сказала Дорис? — спросил Никонор Власова.

— Говорит, что она очень любит кататься на своём «Роллс-Ройсе» по Нью-Йорку, — прогудел штангист, — и спрашивает, а какой автомобиль у тебя?

— Что ответить то? — задумался Боря.

— Скажи, что у Бори есть лошадь, которая хорошо ориентируется на улицах Москвы, — хохотнул я и пошёл к Корнею и Гураму, которые уже стояли ближе к голове очереди за настоящим душистым кофе.

Вообще вся обстановка международного клуба мне напомнила турецкие, греческие, египетские и прочие туристические отели. Разве что никто здесь не хлебал литрами дешёвый разбавленный колой алкоголь, а народ больше пил кофе и пепси-колу. Из музыкального центра неслись аккорды зажигательных песен Элвиса Пресли. Короче говоря, всякое плохо аранжированное старье. Скукота, подумал я и решил незаметно смыться.

Но на улице меня перехватил Боря Никоноров.

— Ты чего ушёл? — крикнул он, догнав меня.

— Сам видишь, это тоска смертная, — я махнул рукой, — никакого сравнения с нашей алуштинской дискотекой.

— Это да, — согласился он не споря, — слушай, я завтра с местным боксером работаю с Франческо Муссо. Может, что посоветуешь?

— Это плохо, — я почесал затылок, — местных тут хорошо судят.

Я вспомнил баскетбольную игру между Италией и Венгрией, где раз пять или шесть судьи принимали странные решения.

— Ну, так что? — Боря несколько раз посмотрел на часы.

Наверное, ещё с Дорис хочет погулять, подумал я. И тут память мне выдала давно стёртый в голове «файл», как один раз в Черногории, в той моей жизни, подрались два итальянца, и один постоянно кричал другому: «бачьями илъкуло»!

— Значит так, — я махнул рукой, была не была, — подходишь на стартовое рукопожатие и шепчешь итальянцу, что он бачьями илъкуло. И вообще во время всего боя ему повторяешь, что он это самое.

— Бачьями илъкуло, — проговорил Боря по слогам, — а что это такое?

— Да хрен его знает, — я пожал плечами, — что-то обидное, в общем. Выведешь его из равновесия и бей так, чтоб до нокаута. По-другому могут победу не засчитать.

— Может ты и прав, — задумался боксёр легковес.

И попрощавшись со мной, счастливый влюблённый полетел обратно к своей Дорис. Ох и наплачешься ты, Никонор, за связь с американкой после игр в СССР, подумал грустно я. Почему обязательно нужно выстраивать железный занавес? Если построить в стране достойную человеческую жизнь без очередей, все в нормальном жилье и без грязи на улицах, без идеологической дури, без уравниловки и без вороватого быдла, дорвавшегося до кормушки, тогда никаких стен посредине Берлина городить не придётся. Неужели наш трудолюбивый и изобретательный народ этого не достоин? Да быть такого не может!

Глава 16

Игра с баскетболистами маленького островного государства, управление которого было полностью зависимым от США, организаторы Олимпиады назначили на самое позднее время, на двадцать три часа ноль-ноль минут. Одно то, что сборная Пуэрто-Рико в прошлом году завоевала серебро на Панамериканских играх, уже вызывало уважение. Поэтому в команде и тренеры, и игроки были немного напряжены. Во время разминки, когда я обстреливал кольцо с дальних дистанций, меня подозвал к себе главный тренер Спандарян.

— Мысль такая появилась, — прикрыв ладонью свой рот, сказал мне он, — вместо Муйжниекса выпустить Минашвили. Он и побыстрее будет, и позлее, чем наш невозмутимый и меланхоличный рижанин.

Минус один снайпер, зато плюс один реактивный игрок, подумал я.

— Хорошая идея, — я кивнул головой, — а если что пойдет не так всегда можно сделать замену.

— Внимание, внимание, говорит столица семнадцатых Олимпийских игр, город Рим, — Николай Озеров, непонятно почему испытывал сильное волнение за команду.

Его немного радовало, что радиотрансляция пойдёт в записи лишь завтра утром, так как сейчас на большей территории СССР была глубокая ночь. Если какой форс мажор выскочит, звук всегда можно будет отредактировать. Но в тоже время этот факт его и огорчал, ведь настоящая спортивная трансляция — это исключительно прямой эфир, тот миг и час, когда творится история.

— Сегодня днём уже состоялось несколько важных матчей Олимпиады, — продолжил свой комментарий Озеров, — сборная команда США обыграла Венгрию 107:63, Япония оказала достойное сопротивления хозяевам итальянцам, но уступила 92:100. Югославия проиграла нашим чехословацким друзьям 64:76 и сборная команда Франции лишь в овертайме одолела Болгарию 73:72.

Николай сделал пару быстрых глотков минералки. На площадке выстроились две стартовые пятёрки для начально приветствия.

— Итак, вот наш состав, который начтёт эту не простую игру, — Озеров посмотрел для убедительности в протокол, и тут же платком протер вспотевший лоб, — скажу вам сразу, на паркет вышел очень необычный подбор исполнителей. Гурам Минашвили из Тбилисского «Динамо», московские армейцы Зубков и Вольнов, московский динамовец Юрий Корнеев и наш самый молодой баскетболист шестнадцатилетний Богдан Крутов, чемпион Москвы среди школьников. Странно, что в запасе остался наш капитан, Валдис Муйжниекс, но как говорится тренеру виднее.

Стартовый спорный мяч, подброшенный вверх итальянским арбитром встречи Ревербери, к сожалению, мы проиграли. Витя Зубков поздно выпрыгнул и центровой пуэрто-риканцев откинул мяч на невысокого, но очень координированного разыгрывающего Хуана Висенса, по прозвищу Пачин. Я тут же вырос перед Висенсом, как из-под земли.

— Пасе! Пасе! — закричал наставник островитян.

Но Пачин решил показать кто в доме лучший дриблёр, и переведя мяч на левую руку пошёл в проход. Я мгновенно ускорился и успел самым краем пальцев чиркнуть по мячу, и тот недолго думая, бесхозный покатился в сторону нашего кольца. На него, как два голодных льва, тут же прыгнули наш Гурам Минашвили и ихний Валле Гонцалес. Гурам оказался быстрее и одной рукой откинул мяч с пола Гене Вольнову. Я резко рванулся под чужое кольцо. Что обычно делают хорошие баскетболисты, когда твой партнёр пошёл в отрыв, объяснять такому мастеру было не надо. Я оглянулся, а мячик уже тут как тут, летит прямо мне в руки. Цап царап и вот он родимый в моих ладонях, два длинных шага, спокойный невысокий прыжок и от щита баскетбольный снаряд ловко ныряет в сетку.

— Разобрали, разобрали, всех! — закричал с бровки второй тренер Алексеев.

— Гурам прихвати разыгрывающего! — бросил я, оттягиваясь ближе к центру площадки.

Так как разыгрывающий Хуан Висенс для первой передачи в поле, сам встал за лицевой линией, то тбилисский динамовец максимально близко выдвинулся к лицевой и расставил в стороны руки.

— Мовемос! Мовемос! — засуетился, прыгая около самого баскетбольного поля, тренер пуэрто-риканцев.

Висенс растерявшись, пять секунд крутил мячом в разные стороны, не зная кому сделать пас. И испугавшись, что сейчас накажут за затяжку времени, выбросил его на ближайшего партнёра, которого тут же прихватили Корнеев и Вольнов. Пуэрто-риканец не ожидая такой плотной опеки, отпасовал на своего центрового, которого караулил я. Напрасно он думал, что большая разница в росте ему поможет, я вылетел так высоко, как только мог, и вцепился в баскетбольный снаряд железной хваткой. Минутная растерянность островитян, и Корней резко открылся под самым кольцом. Лови дружище, мысль лишь искоркой сверкнула в моей голове, а мяч уже летел в сторону нашего форварда. И Юра тут же переправил его от щита в корзину. Трибуны, предчувствуя жестокое «избиение» одной команды другой, дружно заулюлюкали и засвистели. Заставляя проигрывающую сторону наконец-то вспомнить, зачем они приехали на Олимпийские игры.