И аз создам! (СИ) - Зеленин Сергей - Страница 83

Профессор потупился, а я за него закончил:

- …До вашего твёрдого и окончательного решения свинтить за «большую лужу»?

Тот, хотя и с некоторой опаской - подтвердил свои намерения кивком, затем продолжил, чтоб соскользнуть со «сколькой» темы:

- Кроме того, я участвовал в «Особой комиссии» Розенгольца…

Перебиваю:

- Эта та комиссия, что вела переговоры с германским Генеральным штабом и немецкими промышленники о достройке в Самаре завода боевых отравляющих газов?

Всплёскивает руками:

- Ваша осведомлённость, Серафим Фёдорович, меня просто поражает!

Говорю словами «папаши Мюллера» - шефа берлинского Гестапо:

- «Что знают двое – знает и свинья». А в вашей «Особой комиссии» - народу побольше было. Однако чисто из присущего мне любопытства – хотелось бы подробностей.

Ипатьев, не заставил себя долго уговаривать:

- Первым делом, мы взялись за разработку хорошего противогаза – прежние не годились для защиты от отравляющих газов нового типа. Этим у нас занималась группа химиков под руководством профессора Прокофьева, который во время войны работал у меня в «Химическом Комитете» и прославился своей изобретательностью. Изрядные затруднения были в том, чтобы подобрать такое вещество, которое будучи положено в фильтрационную коробку противогаза - было бы способно задержать ядовитый дым (испарения), образующийся от распыления к примеру льюизита.

В наших старых – находящихся на складах и в иностранных противогазах, для этой цели употреблялись особые сорта ваты и целлюлозы - не способные задержать эти миазмы…

Со смешком:

- Не поверите, но самым трудным для поглощения является обычный табачный дым!

- Охотно верю, профессор!

- …Вещество, вложенное в фильтр противогаза, кроме надёжной задержки ядовитых веществ - не должно намного увеличивать сопротивление проходящему через противогаз воздуху и, следовательно - затруднять дыхание.

Согласно поддакиваю, вспомнив свои ощущения в палатке с хлорпикрином – когда в «той жизни» проходил курс молодого бойца и забыл вытащить пробку из коробки фильтра противогаза:

- Выбор сдохнуть от газов или просто задохнувшись – не из самых приятных на этом свете.

- …После довольно продолжительных поисков, нам с Прокофьевым удалось найти такое вещество, которое я не могу назвать здесь, так как это является военной тайной35.

Оглянувшись по углам комнаты – не подслушивает ли кто, приложив палец к губам и издав с гадючьим присвистом звук «Тссс», я едва слышно спросил:

- Порошок активированного угля производящийся артелью «Красный активист»?

Тот, пуча гляделки, также - шёпотом:

- А Вы откуда знаете, Серафим Фёдорович?

С некоей гордостью, хотя и скромно потупив свои бесстыжие прогрессорские зенки:

- Стоял, так сказать – у истоков сего производства.

После довольно продолжительного раздумья, разглядывая меня как будто в первый раз увидел, Ипатьев с еле заметной иронией – сразу не понятой мной, произнёс:

- С первого взгляда на Вас, понял что Вы – довольно незаурядная личность… Правильно про Вас Надежда Константиновна сказала.

Отвечаю той же монетой:

- Уверен, Владимир Николаевич, что ещё не раз и даже не два, сумею Вас ещё удивить. Однако продолжайте – об моей ничтожной личности мы ещё успеем поговорить.

Тот, довольно словоохотно:

- Близ станции Иващенково, что в сорока верстах от Самары - во время войны был построен завод по производству хлора, иприта и фосгена. Но до начала Революции предприятие не успели пустить и на момент переговоров - оно считалось «законсервированным». На самом же деле – разворованным и растасканным во время Гражданской войны.

- Какова же была ваша роль в этой комиссии?

- Кроме меня и Розенгольца - очень надменного человека, много о себе мнящего, но по сути - малопригодного к какой-либо административной деятельности, в комиссию вошли инженер Райнов, химик Ададуров, член Коллегии Военно-Технического Управления Косяков и ещё один тип — несомненно, назначенный из ГПУ. С нами же ехали и два немца: доктор Штольценберг и его помощник, немецкий инженер, который должен был остаться в России в случае, если ему будет дан заказ на постройку завода.

- На меня была возложена очень серьезная и ответственная задача: определить стоимость завода, как его зданий, так и оборудования и установить, какие меры надо принять, чтобы пустить его в ход. Эти данные были нужны Военному Управлению, чтобы в договоре с немцами указать, какой капитал вкладывает СССР в это общее дело: чем выше окажется стоимость нашего вложения - тем больше мы будем в праве требовать с немцев.

- По приезде обратно в Москву мы представили полный отчет о состоянии завода, который был принят в соображение во время дальнейших переговоров. Одновременно с нами, доктор Штольценберг подал смету на полное переоборудование Самарского завода с целью установления производства обусловленных количеств фосгена и иприта. Переговоры относительно заключения контракта затянулись почти на всю осень (я даже успел побывать ещё раз в Германии) пока, наконец, не пришли у договору, что мы должны были привести вы порядок старые цеха и построить новое громадное здание для снаряжения снарядов ядовитыми газами, а вся аппаратура должна была быть доставлена Германией…

С возмущением:

- Этот «доктор Штольценберг» оказался скользким и бесчестным типом! Он обещал мне, после оформления контракта на подряд - пожертвовать около 500.000 марок в фонд, который должен служить для развития научных исследований от области в защиты от ядовитых газов. Он предполагал, в случае моего согласия, поставить меня во главе этого фонда в России, а также обещал использовать мои знания и заграницей. Он даже спрашивал моего совета, как лучше оформить это дело!

- Но как только контракт Штольценберга был подписан на благоприятных для него условиях, о пожертвовании известной суммы для научных исследований он более не упоминал… А я находил, что мне самому поднимать разговор совершенно неудобно и нецелесообразно.

Негромко резюмирую:

- Лох, это судьба!

Но у профессора оказался великолепный слух:

- Извините, не понял… Какой «лох»?

- Конкретный.

- Ммм… Снова ничего не понимаю из вашего «Нижегородского новояза».

- Я хотел сказать: «Оказанная услуга – уже ничего не стоит».

Вздыхает:

- К великому сожалению, я это понял слишком поздно…

***

В СССР 20-30 годов бзык в части «газов» не уступал таковому же по части авиации.

Лев Давидович Троцкий, как-то выступая с приветственной речью на каком-то собрании, по какому-то случаю, изрёк:

«Мы хотим создать газовую ограду, в которой будет строиться новое общество. Если кто и имеет право на жестокость, то это мы… У нас химия и авиация будут сочетаться с добротой не в силу нашего советского словосложения, а по самому существу».

Вслед за этим, по аналогии с «ОДВФ» 19 мая 1924 года в СССР - появилось «Добровольное общество друзей химической обороны и химической промышленности» (ДОБРОХИМ). Если первое действовала под лозунгом: «Трудовой народ, строй воздушный флот!», то основным девизом «ДОБРОХИМа» стал призыв «Массовая защита от газов — дело трудового народа!». По сути, общество было призвано пропагандировать использование химических веществ в мирных целях — но при этом учить защищаться от их боевого применения.

К лету 1924 года был создан Центральный совет «ДОБРОХИМа СССР», который избрал Президиум во главе с Троцким и ревизионную комиссию, секретарем которой был избран Иосиф Уншлихт. При этом руководящим органе были созданы секции: организационно-инструкторская, агитационно-пропагандистская, производственная, финансовая, применения химии в сельском хозяйстве, научно-техническая. Общество быстро набирало обороты: к августу 1924 года были созданы более 50 губернских отделений «ДОБРОХИМА», а с 1 ноября на постоянной промышленно-показательной выставке ВСНХ СССР был открыт и одноименный павильон — в целях популяризации идей и принципов этой организации.