Черные начала. Том 4 (СИ) - Кири Кирико - Страница 48

— Будто у меня есть выбор…

С этого момента я то и делал, что сидел на этом стуле и ждал решения по поводу своей судьбы. Прошёл этот день, настал следующий, и я начал звать стражу, чтобы мне дали сходить в туалет. На призыв заглянул один из охранников.

— Рот закрой.

— Ты своей мамке рот закрывать будешь, — ответил я.

— Ты что-то сейчас сказал? — распахнул он дверь.

— Я сказал, что ты своей мамке будешь рот закрывать, — повторил я. — А теперь подойди и попробуй сделать мне что-нибудь. Хочу посмотреть, как твоя госпожа будет сдирать с тебя шкуру за это.

Охранник из пятёрочки, уже было сделавший шаг в мою сторону, остановился. Упоминание о госпоже Пань Сянцзян заставило его хорошенько задуматься, а стоит ли меня трогать. Такие вот вахтёры понимают только страх, и зачастую это страх перед начальством. И этим я собирался без какого-либо зазрения совести пользоваться.

Было одно удовольствие наблюдать, как он пыжится в дверях от бессилия.

— А теперь дайте сходить мне в туалет, иначе госпожа Пань Сянцзян узнает, что вы издевались надо мной.

Охранник ничего не ответил, чтобы ну совсем не потерять лицо. Он вышел за дверь, и через минут десять в комнату зашли две служанки. В отличие от тех же охранников, на их лице ни единой эмоции, лица как из камня. С полной невозмутимостью они стащили с меня штаны, после чего схватили за член, подставив под него утку (их версию утки), не дав мне при этом встать.

Сказать, сколько я сидел, пока наконец хоть что-то не вышло из меня?

Почти десять минут.

Десять минут борьбы внутри себя, когда очень хочется, но не можешь, так как перед тобой две девушки, которые пристально за тобой наблюдают.

— А можете глаза закрыть.

— Нет (х2).

Окай…

Да, жизнь боль…

С едой дела обстояли не лучше. Меня кормили один раз в день, и не сказать, что вкусно или досыта. Не вызывало рвотных позывов, и на том спасибо. Какая-то кукурузная безвкусная каша с редкими кусочками мяса, какой-то салат и сок из… травы, иначе описать я эту бурду не мог.

Так и прошла первая неделя, за которую я так и не смог сдвинуться с этого несчастного стула. Всё было как на зоне по расписанию: один приём пищи, три похода в туалет. Про меня будто забыли, и единственным собеседником, чтобы совсем не загрустить, была Люнь.

Она и подбадривала меня, и развлекала разговорами, рассказывая сказки из своего детства или о своих приключениях. Как, например, посетила долину летающих гор или видела драконов. Проходила через бесконечные густые леса или встречалась с удивительными животными, которые умели говорить.

Она была хоть каким-то развлечением в этой камере, где я видел только служанок, да и очень изредка охранника.

Не сказать, что я прямо жаловался, но они могли бы разместить меня и в более комфортных условиях. Да хотя бы в камере, где можно вытянуться или лечь, а не сидеть на стуле, так как по прошествии недели тело начало ломить и скручивать болью, от чего пришлось даже Люнь вмешаться.

А следом прошла вторая неделя, и у меня возникло стойкое ощущение, что про меня забыли. Похоронили, как неприятный документ с открывающими грязную историю фактами, в глубину картотеки и забили. Так вроде и не убили, а значит, вернули долг, но в то же время не дали уйти, а значит, и избежали конфликта с той мудоденьской сектой изумрудных дебилов.

Я люблю жить, без шуток, но при таком раскладе лучше бы они меня убили, серьёзно. Вот так забить и обречь жить в таких условиях — это ещё хуже смерти. Всю жизнь провести на стуле, раскидывая по телу Ци, чтобы избежать последствий долгого сидения на одном месте, и смотреть на вечно горящий камин…

Словно камера для пожизненного заключения.

Наверное, единственное, чему способствовало подобное место, так это медитированию. Учитывая, что теперь никуда не надо было бежать, никуда не надо было спешить, я мог сколько угодно потратить времени на собственную прокачку, пусть и без пилюль, к сожалению. Медленно и нудно, но это было хоть какое-то полезное занятие. Да, с моими особенностями это занимало много времени, но теперь я особо никуда и не спешил, если уж быть честным.

Зато на третью неделю меня посетил не кто-то, а сам глава клана Пань Кто-то там. Я, честно говоря, за эти две с половиной недели уже немного и отвык от людей, даже несмотря на Люнь.

Меня разбудила Люнь, не он. Она начала тормошить меня.

— Юнксу, вставай!

— Что? Что такое? — я сонно моргал, пытаясь навести резкость на камин перед собой. Глаза уже настолько привыкли к полумраку, что я с трудом что-либо различал. — Что стряслось, Люнь.

— Глава клана, он идёт сюда.

— Ох чёрт… — пробормотал я, и весь сон как рукой сняло. Сердце тут же подпрыгнуло в испуганном предчувствии и тревоге. Всё внутри защемило от волнения, а мой взгляд сам по себе вцепился в дверь в камеру. Через несколько секунд послышался звук поворачивающегося ключа, и она отворилась.

Не знаю, как выглядел я в этот момент, но вот Пань Кто-то там совсем не изменился с нашей прошлой встречи, разве что сменил ханьфу. Ну да, не он же сидит на этом стуле.

Когда он вошёл, его взгляд тут же защёлкнулся на мне, будто больше в комнате ничего не существовало. Дверь за ним закрыли на ключ, словно боялись, что я отсюда могу убежать. Или кто-нибудь услышит наш разговор.

— У меня такое впечатление, что ты ждал меня. — заметил он.

— Не сказать, чтобы ждал…

— Я чувствую ложь, Юнксу. Чувствую её так же хорошо, как ты чувствуешь запах пота от себя, просидев здесь три недели.

Не две с половиной разве? Хотя поймёшь здесь? Ни окон, ни бойниц, чтобы понять, день на улице или ночь. Я уже скучаю по небу, если честно, и ощущение такое, что я провёл здесь уже целую вечность.

Я промолчал. Чем меньше говоришь, тем меньше палишься, но он, как казалось, и не ждал особо ответа от меня.

— Знаешь, ты удивительно проблемная личность.

— Я стараюсь, — сказал я со всей искренностью.

— Вижу.

Он повернулся к стене, сложив руки за спиной, будто находился не в темнице, а в собственной гостиной, наблюдая за огнём.

— Раньше всё было бы иначе. Ещё лет триста-четыреста назад, когда кланы и секты неустанно боролись между собой, ты бы не прожил и месяца после убийства членов секты Великого Изумрудного Ока. Никто бы не оставил убийства члена секты или клана, будь уверен. Всё было отлажено настолько, что никто не мог уйти от возмездия. Но сейчас всё иначе…

— И что же именно иначе? — спросил я.

— Раньше все стремились стать сильнейшими и готовы были проливать кровь, чтобы доказать своё право на это. Мы не боялись ни войны, ни смерти. А теперь, когда мир стал спокойнее и безопаснее, когда пропала нужда бороться, а любой спор можно решить словами, наш нюх ослаб, выпали клыки и зубы, охотничьи инстинкты притупились. И даже обычный мальчишка смог принести смуту, а его так и не смогли поймать. Мы настолько привыкли к ленивой спокойной жизни, что потеряли все свои способности противостоять опасности, и даже поимка одного-единственного мальчишки оказалась не по зубам.

— Я старался.

— Не сомневаюсь. Но будь это триста лет назад, далеко бы ты не ушёл.

— Я рад, что не жил триста лет назад.

— Мы стали мягче, мы перестали бороться. И сейчас война между сектой и кланом… это будет кровавая резня, где нам придётся вспомнить старое ценой жизни сотен людей, — да как-то по твоей жене не видно. — И я бы хотел избежать этого и избавиться от тебя, признаюсь честно. Но, к сожалению, моя жена против, и это единственный человек, к которому я готов прислушаться.

Его голос был твёрдым, источал такую силу, что пробирало до костей. Это было не какое-то направленное воздействие, которое я мог игнорировать в силу своего начала, а именно аура человека. Аура того, кто уже не одно десятилетие правит железной рукой кланом, что сохраняет лидирующие позиции в империи.

Уверен, что многие дрожали перед ним, боясь навлечь на себя его неудовольствие, а другие признавали в нём лидера, занимая роль последователя.