Сладкий грех. Искупление (СИ) - Mur Lina - Страница 26

Обхожу его, чтобы одеться, как он, останавливая, хватает меня за запястье.

— Вот это зажгло во мне желание обладать тобой, Энрика. Сначала я думал, что ты тупая идиотка, откровенно глупая и жалкая актриса. Но у тебя был характер, который ты скрывала от меня. И этот характер мне нравится. Я даже буду рад, если ты набросишься на меня, чтобы подраться. В тебе горит мой огонь. Огонь моей жизни. Я обожаю его. Я зависим от него и одержим им. И пока этот огонь горит в твоих глазах, я буду стараться бороться с собой. Погаснет, я убью тебя, потому что потеряю причину держать тебя живой. Поэтому тебе придётся каждую минуту противостоять мне, а не жалеть меня.

— Хорошо. Я тебя поняла. Так бы сразу и сказал, Слэйн. Ты умеешь быть человеком, тебе просто нужно об этом вспомнить, — мягко улыбаюсь ему и быстро целую его в губы.

Слэйн отпускает меня, и я иду к шкафу.

— Мне нравится, когда ты полностью обнажена. Останься такой, Энрика. Животным не нужна одежда, — летит мне в спину.

— Но мы люди, Слэйн. Подожди, поэтому ты поставил условие, чтобы я всегда была голой? — спрашивая, поворачиваю к нему голову.

— Да.

— Разве это не было спектаклем?

— Именно так.

— Тогда я не понимаю, Слэйн. Если ты распланировал всё это и точно знал, что я соглашусь, потому что только так я могла подобраться к тебе ближе, то какой в этом смысл? — хмурясь, спрашиваю его.

— Никогда не отказываю себе в развлечении. И мне хотелось увидеть, сможешь ли ты принять моё животное или нет. То есть таким образом мне нужно было найти твои страхи, кроме насилия. О нём я и так знал. В финале, когда ты лежишь у меня на руках, ты должна была увидеть дикое животное, которое медленно пожирает твою плоть, — произносит Слэйн, и от его слов по моему позвоночнику пробегают ледяные мурашки.

— Ты планировал меня загрызть? — выдавливаю из себя.

— Да. Именно так. Я ещё это планирую. Каждый раз мне очень хочется этого. Я загрызал людей. Загрызал волков, зайцев и быков. Это были мои испытания.

— Боже мой, — на несколько секунд прикрываю глаза от ужаса. — Ты же говоришь это не в переносном смысле, так?

— Да. Я говорю в прямом смысле.

— Чёрт, какая гадость. И как? Как тебе на вкус шерсть и человеческая плоть? — спрашиваю, и меня начинает тошнить, хотя Слэйн обсуждает это, словно мы говорим о сэндвиче.

— Никак. Я ничего не чувствовал. Я перестал чувствовать какие-то эмоции неприязни, отвращения, счастье и радость с четырнадцати лет. Чувствовал только злость, ярость и желание обладать властью и силой, чтобы любой боялся меня. Физическую боль я перестал чувствовать с двенадцати лет. Я не чувствую горячо или холодно, даже это для меня безразлично. — Слэйн поднимает руки, на которых виднеются ужасающие раны и порванная кожа, которую он не забинтовал.

— У тебя отсутствуют осязательные ощущения?

— Да, у меня они пропали. Поэтому я хорошо чувствую то, что ощущают люди. Их боль, страхи, эмоции. Я могу всё это унюхать. Я лишён многих ощущений, но обрёл другие.

— Поэтому ты так хорошо орудуешь ножом и не боишься порезаться. Даже если и порежешься, то тебе всё равно не больно, — бормочу я.

— Не больно. Но стало больно, когда ты вернулась. Боль начала терзать мои мышцы и кости. Она взрывает мою голову, и я перестаю себя контролировать. По идее этой боли нет, но я вырос, как дикое животное, которое умеет только нападать и защищаться. Поэтому мне больно, когда я пытаюсь быть нормальным. От этой боли я тупею и превращаюсь в животное, которое доказывает мне снова, что он сильнее, чем я.

— Но оно не сильнее нас с тобой, — тихо вставляю я.

— Пока не уверен. Я ещё опасен для тебя, Энрика. Я всегда буду опасен для тебя. Это как вечный рак. То ремиссия, то снова рецидив. Никогда не знаешь, какой период наступит через минуту.

— И это началось недавно. Раньше у тебя была ремиссия, да?

— Да. Я был относительно спокоен и жесток. Никто не забирался в мою голову так глубоко, как ты, Энрика. Никто не вынуждал меня желать спасти врага. Поэтому у меня рецидив.

— Но его как-то можно контролировать? То есть… найти лекарство?

— Твоя кровь? — усмехается Слэйн.

— Ты не вампир, — цокаю я.

— Я имел в виду твою кровь у меня на губах, когда ты умрёшь. Это лекарство. Ты хочешь дать мне это лекарство, Энрика? — Слэйн медленно приближается ко мне. Теперь я понимаю, почему его шаги такие плавные и мягкие. Он двигается, как животное.

— Ни черта ты не получишь, — вскидываю подбородок. — Моя кровь выдаётся строго по рецепту. Найди рецепт, и тогда мы это обсудим. У тебя есть рецепт?

Слэйн смеётся. Он притягивает меня к себе за затылок. Мои ладони ложатся ему на грудь.

— Увы, я его потерял. Где-то завалялся. Но зато у меня есть контракт на то, чтобы обладать тобой. Это сойдёт за рецепт и доступ к твоему телу? — Его ладонь опускается по изгибу моей спины.

— Прямо сейчас? Ты хочешь секса прямо сейчас? Ты же…

— Животные могут трахаться очень долго, и я хочу тебя всегда. Когда мой член внутри тебя, то я упиваюсь ароматом твоей похоти. Порычишь для меня снова, моя волчица? — Слэйн ловит мою губу и прикусывает её. Шиплю от боли, впиваясь ногтями в его плечи.

— Если только ты заставишь меня зарычать от удовольствия, Слэйн, — выдыхаю ему в рот. Он ловит моё дыхание и впивается мне в губы крепким поцелуем.

Уверена, что он быстро добьётся поставленной цели, потому что я уже загораюсь и обретаю силу, чтобы позволить ему обладать мной каждую минуту.

Глава 12

Моя жизнь — это сплошная крайность. То всё плохо, то всё чересчур хорошо. К такому сложно привыкнуть, потому что всегда ожидаешь расплаты. Я и раньше жила так же. Ждала, когда за мной придут, когда меня поймают, когда отомстят мне. Сейчас всё стало в разы сложнее. Я знаю врагов в лицо. Знаю проблемы. И знаю многое такое, о чём даже не догадываюсь.

Я начала жить ночью, как и Слэйн. Этим днём я проснулась после полудня, едва сумев пошевелить хотя бы пальцем, потому что у Слэйна слишком зверский аппетит. Конечно, я не могу жаловаться. Я удовлетворена в сексуальном плане на сотню лет вперёд. Да и тот факт, что мы провели рядом всю ночь, и не только ломая кровать и всё вокруг, но и разговаривая о нас с ним, довольно большой прорыв вперёд. Слэйн продолжает отвергать чувства и считает, что все его действия из-за внезапно проснувшейся совести. Мы взрослые люди, точнее, я думаю, как человек, а он думает, как циничный злодей и животное. Поэтому говорить с ним о чувствах сложно. Слэйн отрицает каждое.

За эту ночь я узнала достаточно много. В восемь лет Слэйна забрал его отец и начал учить быть животным. В подробности Слэйн не вдавался, но зато рассказал о том случае в школе так, как это происходило на самом деле, и он не врал мне. Помимо этого, я узнала, что его никогда не воспринимали, как ребёнка, а только лишь как злобного тирана, хотя Ангус упоминал, что Слэйн был хорошим малышом.

Люди даже не задумываются, что каждое их слово, поступок и крик сильно влияют на ребёнка. Они отвернулись от Слэйна и бросили его в одиночестве. А ведь он был невинным. Он не выбирал себе родителей. Он просто родился. Так в чём была его вина? В том, что он появился на свет? Это так жестоко ненавидеть ребёнка и причинять ему боль. Они делали это, потому что не могли отомстить настоящему злодею. Потому что боялись и трусили перед ним, но вот ребёнка они трогать могли, ведь он защитить себя не сможет. Бесчеловечное отношение, и это меня злит. Да, я виню их в том, что они позволили Слэйну уйти в лапы монстра из-за отсутствия их любви к нему. Они сами сделали то, из-за чего теперь ноют. Если бы они хотя бы каплю своей ненависти превратили в желание воевать за себя и принять Слэйна, то он бы никогда не поверил тому, кто его жестоко обманул. Выходит, что родители изначально показывают ребёнку, что он им не нужен, и тогда ребёнок ищет того, кто обратит на него своё внимание. И зачастую это плохое внимание. Итог можно увидеть в Слэйне сейчас. Мне безумно больно понимать это и думать о том, как же одиноко было малышу среди ненависти, причин которой он понять не мог. Я даже представить себе не могу, чтобы моя мама вышвырнула меня из комнаты, лишь только потому, что устала или занята. Даже когда такое случалось, она слушала меня и оказывала мне внимание, как и папа. Родители меня любили, а у Слэйна не было семьи. Они изначально отказались от него. В этом их вина.