Сливовое дерево - Вайсман Эллен Мари - Страница 4

— Ты ответишь что-нибудь? — спросил Исаак.

— Обычно мы смотрели с противоположной стороны улицы, — улыбаясь, проговорила Кристина.

— О чем ты?

— Мы наблюдали за вами. Я, моя сестра Мария и подруга Кати. Любовались, как богатые люди в красивой одежде выходят из своих автомобилей и идут на праздник, устроенный твоими родителями. Видели, как ты вместе с младшей сестрой встречал их у дверей.

— Да уж, — он закатил глаза, — я это ненавидел. Дамы вечно лезли обниматься, а мужчины трепали меня по голове, как собаку. Даже сейчас, когда я выше большинства из них, они норовят похлопать меня по плечу и приговаривают: «Молодец, хороший мальчик» или «Весь в отца, весь в отца».

— Но ты был неотразим в смокинге. Кати и Мария тоже так считали. А маленькая Габриелла — один в один твоя мама: такие же каштановые волосы и черные глаза.

— Но нынче меня избавили от этой обязанности. К тому же Габриелла с радостью станет встречать приезжающих одна. Она любит быть в центре внимания, — к удивлению Кристины, его лицо внезапно омрачилось. — Боюсь, однако, на сей раз гостей будет меньше, чем обычно.

— Почему же? — поинтересовалась девушка, вдруг испугавшись, что именно поэтому он пригласил ее.

— Многие евреи уехали за границу, — объяснил Исаак. — Их приглашения вернулись с пометой: «Возврат отправителю. Адрес не установлен».

Видя, что он расстроен, Кристина поспешила сменить тему. Ей не хотелось испортить такое чудесное утро.

— Но как я могу согласиться? — спросила она. — У меня даже нет подходящего платья.

— Платье мы найдем, — он привлек ее к себе. — У моей мамы их целый шкаф. Если тебе там ничего не понравится, я отведу тебя в магазин. В любом случае ты будешь самой красивой девушкой на вечеринке.

Он снова поцеловал ее, и весь мир с его заботами и треволнениями перестал для нее существовать.

Через полчаса они рука об руку спустились с холмов. В полях фермеры разбрасывали навоз с телег, запряженных лошадьми, и с помощью грузных серых волов, тащивших плуги, вспахивали землю с остатками летней пшеницы.

С востока, миновав город, приближался поезд, черная лента состава казалась короче и приземистее, когда он описывал широкую дугу. Кристина и Исаак стояли у переезда и провожали поезд взглядом. Руки Исаака обвивали талию девушки. Выйдя на прямую дорогу, локомотив набрал скорость и прогрохотал мимо, обдав молодых людей жарким воздухом. Клубы серого дыма валили из раскаленной трубы, запахло горящим углем. В неистовом могучем стремлении поезда к следующей станции назначения настойчивый громкий стук огромных чугунных колес поглощал все другие звуки. Кристина засмеялась, помахала пассажирам, выглядывавшим из окон, и попыталась представить, в какие далекие и интересные места они направляются. Проводив последний вагон, влюбленные припустили во весь дух и бежали до самого города.

Глава вторая

По пути к дому Кати Кристина поглаживала большим пальцем гладкий камушек, лежавший в кармане пальто, и припоминала каждое сказанное Исааком слово. Какие сильные у него руки, какие теплые губы! Ей не терпелось поделиться радостью с лучшей подругой, а то бы она остановилась на углу булыжной улицы и достала камушек из кармана, чтобы хорошенько его рассмотреть. Девушка улыбалась, довольная, что Исаак доверился ей, поведав свои сокровенные мысли. Перед тем как расстаться у моста Халлер, он снова поцеловал ее и взял с нее обещание, что она отыщет его, когда придет на работу, и они вместе сообщат ее матери, что в этом году Кристина не сможет прислуживать на празднике Бауэрманов.

— Я буду в саду, — объяснил он. — Нужно обрезать куст ежевики и починить ограду.

— Но как я смогу выйти в сад? Для этого надо пройти через весь дом, а мама будет ждать…

Она представила, как мутти в белоснежном переднике, с рыжими волосами, убранными в пучок на затылке, работает за массивным дубовым столом в центре выложенной кафелем кухни Бауэрманов, а позади нее на дровяной печи бурлят, шипят, брызжут кипятком медные кастрюли и пыхтят чайники. Она вообразила лицо матери, когда та поднимет голову от теста и увидит Исаака, держащего Кристину за руку. Мутти может улыбнуться и спросить, что они задумали, а может с непроницаемым видом отвернуться к печи, чтобы помешать варево в кастрюле. И это будет означать неодобрение с ее стороны. Кристине не хотелось, чтобы кто бы то ни было отравлял ей такой счастливый день. Лучше подождать. Ведь вечеринка еще только через несколько месяцев.

— Со стороны Бримбахштрассе в ограде есть калитка, — ответил Исаак, — я отопру ее.

— А если кто-то увидит меня и спросит, что я там делаю?

— Просто открой дверь и проскользни внутрь, — он вынул из кармана и положил ей в руку что-то прохладное и твердое. — Вот, принеси мне это сегодня. Отец подарил мне этот счастливый камушек, когда мне было восемь лет. В детстве я собирал разные вещи — засушенных насекомых, раковины улиток, голыши, желуди. Но этот камень особенный. Отец сказал, он из триасового периода. Видишь, здесь окаменелый моллюск. Может, это и глупо, но я все время ношу его в кармане: благодаря ему я впервые понял, что мир огромен и ждет моих исследований и открытий.

Кристина покрутила в руке камушек — с одной стороны гладкий как шелк, а с другой — изрезанный затейливым спиралевидным рисунком — и произнесла:

— Это совсем не глупо.

— Ты уж обязательно верни его поскорее, а то удача мне изменит. Смотри, если я пораню руку ножовкой или уроню булыжник на ногу, это будет твоя вина, — и он бросился через мост по направлению к дому. — Я буду ждать тебя! — крикнул он через плечо.

Теперь Кристина со всех ног бежала к Кати — ее распирало от желания рассказать подруге новости, прежде чем идти домой переодеваться. Они с Кати Хирш родились с разницей всего в две недели. Их матери были подругами, и новорожденные девочки спокойно спали в колясках, прыгающих на булыжных мостовых, когда фрау Бёльц и фрау Хирш вместе направлялись на рынок. Научившись ходить, Кати и Кристина играли на расстеленном одеяле в солнечном саду, в то время как их мамы собирали сливы. А подростками девочки часами скакали через веревочку, подзадоривали друг друга перейти вброд реку под мостом Палача, стригли одна другой волосы и пугали друг дружку страшными историями про черного монаха из Орлаха, живущего в лесу, или про русалок, заманивающих путников в омут. Кристину одолевало нетерпение рассказать Кати о своей любви.

Она бежала по улице и улыбалась, слушая бодрящие звуки суетящегося городка. Березовые метлы размеренно шуршали по каменным тротуарам, сохнущее на веревках белье хлопало на ветру, в палисадниках квохтали куры, кукарекали петухи, восседая на садовых калитках и на открытых голландских дверях, коровы с глухим стуком бодали стены сараев. Запряженные в повозки лошади цокали копытами по булыжной мостовой, а свиньи хрюкали и повизгивали, роя землю в кисло пахнущих загонах, построенных между тротуаром и зданиями. Пронзительный лязг металла и дымный аромат костров стояли над дворами, где кузнецы подковывали лошадей, а фермеры чинили сбрую и инструменты. На задних дворах матери звали детей в дом, из открытых окон доносились обрывки смеха и разговоров вместе с запахами свежеиспеченного хлеба и жареного шницеля.

Кристина обгоняла немолодых женщин, которые с трудом плелись по улицам, и размышляла, помнят ли они, как восторг пылкой страсти кружил им головы, прежде чем жизнь заставила их впрячься в беспросветность будничных хлопот. Повязав темные шарфы вокруг истомленных заботами лиц, заскорузлыми, мозолистыми руками они тащили за собой маленькие деревянные тележки с расхлябанными колесами, со звонким стуком прыгающие по булыжнику. В них женщины везли бочонки с сидром или бидоны со свежим молоком, мешки с капустой или картофелем, а в особо удачные дни — тушку кролика или кусок копченой свинины.

На крылечках девочки играли во взрослых дам, их мягкие кудряшки выбивались из-под вязаных шапочек, а тонкие ручки стискивали рваных кукол, в то время как они разливали воображаемый чай и откусывали воображаемые лебкюхены и шпрингерле[10]. Пиная мятую консервную банку, мимо Кристины промчались несколько вопящих краснощеких мальчишек в дырявых башмаках и коротких, заплатанных брючках. Пацанята напоминали банду беспризорников, и Кристина почувствовала к ним жалость, не только из-за их лишений, но и потому, что они влачили заурядное, будничное существование, в то время как ее жизнь изменилась навсегда.