Сливовое дерево - Вайсман Эллен Мари - Страница 38

Казалось, целый час она смотрела на падающие бомбы, онемело наблюдая за тем, как долина наполняется дымом и пламенем. От запаха гари ее мутило. Она почувствовала рвотные позывы, но пустой желудок послал к горлу лишь желчь. Наконец самолеты улетели, и их рев сменился треском пожара и отдаленными криками.

Словно одурманенная, в полубреду, Кристина с трудом оторвала руки от дерева и, спотыкаясь, стала спускаться с холма. Ветки и шипы обдирали девушке руки, когда она пробиралась через подлесок не обычной своей дорогой, а просто — вниз, вниз. Руки и ноги отказывались подчиняться мозгу, болтались, как у любимой тряпичной куклы без лица, с которой она не расставалась в детстве. Помутившееся от ужаса сознание Кристины безотчетно направляло ее тело к дому.

Через полчаса она вошла в объятый огнем задымленный город — на трясущихся ногах, с часто вздымающейся грудью и покрытым грязью и потом лицом. От зловония горящего жилья и тошнотворного сладковатого запаха обугленной человеческой плоти ее снова стало выворачивать. Она зажала рот рукой и побежала, стараясь обогнуть охваченные пожаром улицы и обрушившиеся дома. Одни погорельцы метались, звали родных и пытались разбирать голыми руками завалы. Другие, казалось, приросли к одному месту, что-то бормоча и уставившись в одну точку, по их головам, ногам, рукам текли струи крови, одежда была порвана и обуглена. Босые дети бесцельно бродили вокруг, белки их глаз ярко выделялись на покрытых копотью лицах. Какой-то человек с обожженными лицом и руками пытался ухватиться за Кристину. Стараясь увернуться, девушка едва не упала.

Наконец она нашла угол Шеллергассе и остановилась как вкопанная. Улицу застилала стена бурого дыма, и подъем в гору можно было видеть только наполовину. Несмотря на пекло пожаров, девушку трясло мелкой дрожью, ледяная хватка ужаса мешала переставлять ноги. Кристина сняла передник, скомкала его в руках, закрыла им нос и рот и двинулась вперед, обходя разбитую черепицу, раздробленные кирпичи, обугленное дерево и разбитое стекло. Кот с опаленной дымящейся шерстью выскочил из клубов дыма и с мявом промчался через улицу. Затем слева от девушки дым стал рассеиваться и появился фасад церкви: из арочных окон вырывались языки пламени, а на лужайке перед входом тлеющей грудой лежала башня. Потом Кристина увидела соседский амбар, обвалившийся и пожираемый огнем. Дым относило в противоположном направлении, и воздух на улице стал свежеть. Завеса чада приподнималась. Кристина затаила дыхание, ожидая увидеть родной дом в руинах, и вдруг вскрикнула: он стоял на месте. Окна на фасаде вылетели, верхние ветви сливовых деревьев обуглились и скукожились, но крыша осталась цела, а стены невредимы. Слезы так и хлынули у Кристины из глаз. Она добежала остаток пути вверх по холму, ворвалась через открытую дверь в дом и взмыла вверх по лестнице.

— Mutti! Бабушка! Мария! — кричала она, мечась по коридорам. Никто не отвечал. Кристина снова сбежала вниз, выскочила на улицу и увидела бабушку у дровяного сарая — она плакала и придерживала одну руку другой. Сердце у Кристины подпрыгнуло к горлу. Ома стояла вплотную к горящему амбару, ее хрупкий силуэт выделялся на фоне стены оранжевого пламени. Кожа на правом запястье и кисти была красной и в волдырях.

— Отойди оттуда! — заорала Кристина, перекрикивая треск и шипение пожара. Она отвела бабушку к другой стороне дома. — Где все?

— Мария взяла мальчиков в магазин, — бесцветным голосом произнесла ома, не отрывая взгляда от горящего амбара. — Они ушли еще до сирены. Где мама, я не знаю. Думаю, она пошла искать тебя.

У Кристины защемило в груди. Если с матерью что-то случится из-за того, что она не вернулась домой после сбора яблок, она не сможет с этим жить.

— Где дедушка? — спросила она, осматривая бабушкину обожженную руку.

— Там, — ома указала на бушующее пламя. — Дедушка пытался потушить огонь, боялся, что пламя перекинется на дровяной амбар. Но на него упала стена.

Кристина обратила взгляд к догоравшей постройке, и ее желудок подпрыгнул к горлу. Появились молодые люди из гитлерюгенда и, по цепочке передавая друг другу ведра с водой, стали тушить огонь в непосредственной близости от дровяного сарая. Кристина, часто мигая, чтобы сдержать слезы, обняла бабушку.

— Милая, — прошептала она ей на ухо.

Через задымленную улицу к ним бежала мутти: руки и ноги покрыты копотью, по лбу течет струйка крови. У Кристины камень упал с души.

— Все целы? — прокричала мутти с искаженным от беспокойства лицом.

— Мы не знаем, где Мария и мальчики! — крикнула в ответ Кристина. Она помолчала и положила ладонь на руку матери, готовясь сообщить ей ужасную новость. — Стряслась беда, Mutti, — проговорила дочь. — Дедушка погиб.

Как мама воспримет страшное известие — зарыдает, рухнет на колени, впадет в ступор? Кристина с трепетом ждала, когда ее слова дойдут до сознания мутти. А та, казалось, целую вечность с непроницаемым лицом смотрела на бабушку с внучкой. И вдруг ее полные слез глаза медленно прояснились. Она глубоко вздохнула, с решимостью сжала губы и твердо сказала:

— Я пойду в убежище искать Марию с мальчиками. Останься с бабушкой.

Возразить Кристина не успела — мутти уже спешила по улице. Кристина увела бабушку в дом и уложила на диван в гостиной, накрыв одеялом. Пока внучка осторожно обмывала и оборачивала чистой материей ожог на руке бабушки, ни одна из них не промолвила ни слова. Ома сжала губы, закрыла глаза и ни единым стоном не выдала боли. Обрабатывая рану, Кристина старалась сдержать дрожь в руках и не обращать внимания на доносившиеся с улицы крики, рыдания, грохот обрушения и лязг конных повозок пожарной команды — колокольцы тщетной надежды в минуты светопреставления.

Из-за бушующих вокруг пожаров дом наполнился дымом и запахом серы, и Кристина распахнула окна во двор и двери между комнатами, чтобы создать сквозняк. В кухне она забралась на стул, достала бутылку сливового шнапса, припрятанную дедушкой в глубине высокого буфета, и сделала изрядный глоток, стараясь не закашляться, когда алкоголь обжег ей глотку. Потом принесла бутылку в гостиную и убедила бабушку сесть и выпить две полные стопки крепкого напитка — других снадобий для облегчения боли в доме не было. Затем она унесла бутылку, подмела с пола комья земли и осколки оконных стекол, стерла слой пепла со стола и, придвинув стул к дивану, села возле бабушки.

— Промой ссадины на руках, — проговорила ома.

— Ш-ш-ш… Не беспокойся обо мне, — Кристина погладила бабушку по щеке. — Постарайся уснуть.

В бабушкиных голубых глазах стояли слезы, ее тонкие морщинистые губы дрожали от сдерживаемых рыданий. Кристина не выдержала бы ее плача, поэтому вздохнула спокойно, когда обессилевшая пожилая женщина сомкнула веки и уснула.

После того как усилившийся ветер выдул из комнаты большую часть дыма, Кристина закрыла обращенные во двор окна, притворила дверь гостиной и завесила одеялами выходящие на улицу окна, в которых взрывами выбило стекла. В полумраке девушка повернула выключатель лампы — она не горела, попробовала включить другую — бесполезно. Кристина ощупью прошла в кухню, отыскала масляный фонарь, зажгла его и поспешила назад в гостиную, где поставила в центр стола и снова села около бабушки. Теперь оставалось только ждать.

Наконец снизу донесся взрыв возбужденных голосов — вернулась мутти вместе с Марией, Карлом и Генрихом. Их грязная одежда пахла, как топка печи, в которой жгли мусор. Мария плакала, волосы ее были растрепаны, а глаза распухли. Карл и Генрих, шмыгая носами, забрались в угол дивана и размазывали по лицу копоть вперемешку со слезами.

— Когда завыла сирена, мы были далеко от нашего убежища, — всхлипывая, стала рассказывать Мария, — и побежали в другое. Я не смогла вернуться за бабушкой и дедушкой! Я должна была позаботиться о мальчиках!

— Ты верно поступила, — успокоила ее мутти. — Не дай бог, вы бы не успели вовремя спрятаться от бомбежки.