Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Целитель 8 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 14


14
Изменить размер шрифта:

- Уф-ф! – облегченно выдохнул президент. – Ну, слава те… - он остро глянул на своего визави. – А что по этому… стрелку? Разузнали что-нибудь?

Иванов сверкнул стеклами очков.

- Товарищ Цвигун копает глубоко, и кое-что нарыл. Можно считать доказанным, что приказ о ликвидации Гарина отдали в Белом доме. Но вот сам ликвидатор… Это не агент ЦРУ, а частное лицо. Наемный убийца. Он пару раз мелькнул в Америке и Европе, но, похоже, «лицензию на убийство» ему выдал кто-то из больших боссов – следы уводят к кланам Рокфеллеров, Ротшильдов, Морганов и прочим сильным мира сего.

- Для зачина годится… - потянул Юрий Владимирович. Расцепив пальцы, он легонько шлепнул ладонями по столу: - Копай, Боря, копай!

- Есть копать, товарищ президент!

Глава 6

Глава 6.

Вторник, 11 апреля. Вечер

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

«Сегодня – девять дней…» - мелькнуло у меня, стоило Вайткусу подъехать к дому.

- Дальше я сам, - мои губы дернулись в жалкой, стыдливой усмешечке.

Ромуальдыч пожал мне руку, глянув грустно и понимающе.

- Давай, Миша…

Кивнув, я выбрался из машины, и тяжело поднялся по ступеням к дверям парадного. Усталость давно покинула тело, но ноги будто вязли в болоте – скованность, неловкость выросли скачком, понуждая ёжиться душу.

«Возвращение блудного сына…»

Обернувшись, я вскинул руку, прощаясь. Вайткус махнул в ответ. «Волга» заворчала и отъехала, пофыркивая. И снова тишина. Городская тишина.

Звуки скрытого многолюдья наплывали со всех сторон. Далеко-далеко пшикал тормозами автобус. Невнятные голоса доносились из-за открытых форточек – народ вернулся с работы и готовил ужин. Громыхнула балконная дверь, выпуская бубнящий баритон и приглушенное эхо телевизора, вдохновенно славившего работников полей.

Моим вниманием завладел зеленый «Москвич», приткнувшийся у соседнего подъезда.

«Прикрепленные…» - подумал я, и решительно отворил дверь.

Хватит мяться и оттягивать! Зубы стисни – и вперед.

Знакомая кнопка утопла в панельке, высвечивая треугольничек стрелки. Мне на тринадцатый. Серебристые двери лифта вздрогнули, расходясь с металлическим призвуком, и я шагнул на податливый пол.

Все ж таки трусливая натура извернулась – палец, замерев, выжал «12». Я лишь хмыкнул невесело, но исправлять финты подсознания не стал.

Выйдя, одолел лестничный пролет. Еще немного, еще чуть-чуть… Восемь или девять ступенек до «родного» этажа.

Внезапно моих ушей коснулось едва слышное, но до того знакомое позвякиванье ключей, что я буквально взлетел на лестничную площадку.

Мама, отпиравшая дверь, щелкнула замком, обернулась… Ее грустное, потерянное лицо до последнего мига хранило смирение и кроткую обиду на судьбу, и вдруг глаза вспыхнули безудержным счастьем.

- Мишечка… - залепетали вздрагивающие губы.

Ломким шагом она подбежала ко мне, обняла порывисто и жадно.

- Сыночка…

- Мама…

А родная женщина смеялась, всхлипывая, и плакала, сияя. Гладила мое лицо, целовала, куда попадали губы, притискивала к груди. Мне было хорошо, лишь тяжесть комкалась внутри, мешая дышать и жить.

- Мам, прости… - вытолкнул я. – Это из-за меня всё… Я…

Она рывком ухватила меня за плечи, отстраняясь. Заплаканные глаза ловили мой взгляд, а красивые губы судорожно кривились:

- Мишечка, родненький! Ты что такое говоришь? Ты ни в чем не виноват! Ну? Даже думать об этом не смей! Так нельзя!

- Мам…

Я не выдержал, и разревелся. Морщась, жмуря глаза, удерживая плач в себе, а слезы все равно сочились, обжигая веки и теряясь в недельной щетине.

- Родненький мой… Любименький… - ласковые женские руки гладили мою глупую голову, перебирая волосы дрожащими пальцами, а я сам цеплялся за маму, как в детстве. Тягость в душе рассасывалась, тая от слез, и замещаясь чувством опустошения.

Дверь квартиры приоткрылась, а в следующее мгновенье распахнулась настежь.

- Мишенька-а! – Рита вцепилась в меня со спины, дотягиваясь губами до уха, шепча нежную несуразицу и тычась мокрой щекой. – Ты вернулся… - бормотала она, словно не веря в случившееся. – Ты вернулся!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Мишка-а! – рыдающий зов оборвался громким плачем.

Это Настя прилепилась, деля меня с Ритой, а я прижался к маме.

«Родня…»

* * *

Вымыв голову с крапивным шампунем и побрившись до блеска, я плеснул в ладонь туалетной воды. Щеки обожгло, а нос уловил переплетенье запахов – ядреная терпкость табака неуловимо соседствовала со свежестью льда и забористостью крепкого виски.

Я обтер запотевшее зеркало, вглядываясь в отражение. Кожа слегка обветрена, покрасневшие глаза вернули взгляду твердость… Мокрая ладонь скользнула по лбу, разглаживая, но нет – складочка на переносице осталась. На вечную память.

Вздохнув, я открыл оба крана, и вода с шумом заплескала в ванну. Наконец-то тело погрузится в жидкость! В горячую!

Буду лежать и отмокать… Я залез в ванну, поплескав за спину, чтобы не касаться холодной эмали, и застонал в релаксе. Тугая струя шипела и журчала, а вода медленно поднималась, тихонько отбирая вес.

«По закону Архимеда…»

Я вздохнул. Уже не счастливо и успокоено, как давеча, а длинно и тяжко. Выбор, который мне предстоял, труден, почти непосилен, он нес в себе массу угроз, но сделать его необходимо. Как говаривал Аль Пачино в роли адвоката: «Жертва имеет право на справедливость».

Мне пока точно неизвестно, кто меня заказал, но отца я им не прощу. Киллер – мелочь. Его руку направил тот, кто задумал убийство.

«Мне отмщение, и аз воздам», - мрачно улыбнулся я.

Студеный, кристально чистый воздух, что струился над Сегозером, мозги продул основательно. Изо всех версий, нагороженных в моей голове, к статусу верной приближались лишь две.

Либо кто-то из наших, высоких чинов КГБ, решил меня «ликвиднуть», заодно шлепнув самого убийцу, либо стрелка наняли чужие.

Возлагать вину на Андропова, Цвигуна, Иванова или Питовранова мне не хотелось категорически. Слишком мерзко и нелепо. А вот чужие… Тут или Форд постарался, или Рокфеллер. А, может, и Ротшильды замешаны. «Совершение преступления группой лиц по предварительному сговору».

Очень даже может быть… Я вытянул ноги, блаженно напрягая мышцы. Вода лилась горячеватая, но пусть. Покисну вдоволь…

Ерзая попой, съехал в воду по шею – дышать стало труднее, зато весь в желанной аш-два-о, пускай даже с примесью хлорки.

«Да-а… - подумал я, возвращаясь сознанием в избранную колею. – Кому попало в «девятку» не попасть… А вот если разбудить «спящего агента»…»

Вернувшись в сидячее положение, ощутил, как гулко колотится сердце. Как в парной…

Я тут же осадил явившуюся ассоциацию. Хватит рану растравлять!

«Ясно одно, - споткнувшись, потекли мои мысли, - нанимали убийцу люди не с улицы. И выбора, как в том индийском боевике, у меня просто нет. «Месть и закон»! Ха! Да плевать хотели на закон и в Белом доме, и в «Хадсон-Пайнз», и где-нибудь в Уоддесдон-Мэнор! А месть… Разве это не воплощенная справедливость?»

Боялся ли я? О, еще как! Страх разрастался в огромное, лоснящееся, текучее липкой слизью чудище. Оно дышало мне в затылок, затхло и смрадно…

Образы размывались теплом и застарелой истомой, и я отмахнулся от дум, беря в руки мочалку. Сейчас… До красноты, до скрипа! Всю грязь, пот, тревогу, боль – смою! С мылом!

* * *

…И вот мы снова за столом. Вчетвером, как тогда, в ожидании нашего доктора наук. Скорбное дежавю.

Я налил женщинам вина, себе плеснув коньячок. Все взгляды сошлись, как в фокусе, на папином портрете. Хороший снимок.

Отец улыбался, слегка щуря глаза. Как будто готовился пошутить, сглаживая неловкость.

- Земля тебе пухом… - вытолкнула мама, и мои пальцы с силой сжали ребристый хрусталь.