Ц 7 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 34

— Ого-го! — воскликнула мама. — Вот это ничего себе!

В фокусе камеры показался Ю Вэ. Он, как и Брежнев, стоял без шапки, но в пальто, тщательно укутав шею шарфом. Блеснули знакомые очки…

— Дорогие товарищи! — сдержанно выговорил Андропов.

— Волнуется… — обронила Рита.

Я улыбнулся — знать, не одному мне спокойствие Ю Вэ показалось деланным.

— …Мне выпала большая честь стать главой советского государства — и нести личную ответственность за развитие СССР, за стабильность и благополучие. Постараюсь приложить все свои силы, знания и умения, чтобы оправдать высокое доверие. Нынешний исторический момент, товарищи, во многом переломный, и нам потребовалось изменить форму руководства в Советском Союзе, чтобы сберечь социалистическую суть, сохранить в целости идеалы революции. Мы укрепили единство СССР, мы вступили в экономическую борьбу со странами империализма, и уже одержали первые мирные победы. В новом, тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, откроются границы между Советским Союзом и Польшей, ГДР, Чехословакией, Венгрией, Румынией, Болгарией и Югославией. Годом позже будут убраны барьеры для свободного перемещения людей, товаров, финансов между нашей страной и Кубой, КНДР, Вьетнамом и Лаосом. Мы открываем особые экономические зоны на побережьях Японского, Охотского, Балтийского и Черного морей, куда западный бизнес уже вкладывает миллиарды долларов, строя заводы и фабрики, дороги и портовые терминалы, обеспечивая не только валютные поступления в наш бюджет, но и приток технологий. Впрочем, наши ученые и инженеры обеспечивают лидирующие позиции СССР во многих отраслях, тем самым умножая превосходство советской экономики. Однако это вовсе не значит, что всё сделано и стремиться более не к чему. Нам предстоит большая, долгая работа, но у меня нет сомнений в том, что все наши планы будут выполнены и перевыполнены, а великий, могучий Советский Союз станет богатым и процветающим! С праздником, товарищи! С новым годом!

Куранты Спасской башни заняли весь экран, заиграли колокола, поплыли первые тягучие удары.

— Раз! Два! Три! Четыре!.. — вела счет Настя, и вот уже всё семейство отзывается радостным хором.

— …Десять! Одиннадцать! Двенадцать! Ура-а!

С хрустальным перезвоном сошлись бокалы. Телевизор гремел горделивыми тактами гимна, а за окнами не стало ночи — полыхание шутих, ракет, хлопушек озарило окна разноцветными сполохами.

— Ой, а пойдемте на улицу! — заныла Настя, подпрыгивая у подоконника. — Там так классно!

— А пойдемте! — бесшабашно воскликнула мама.

Тихонько рассмеявшись, я пошел одеваться, по дороге чмокнув Риту в подставленные губки.

— С Новым годом, красотулька!

— С Новым годом, красавчик! — хихикнулось в ответ.

Шальной ветерок приоткрыл форточку, занося счастливое эхо:

— С Новым годо-ом, люди-и!

Воскресенье, 8 января 1978 года. Позднее утро

Московская область, Комаровка

Погоды стояли чудесные — в яркой лазури небес плескалось желтое солнце, лучистое, будто на детском рисунке. Потоки света лились, пронзая голые кроны озябших берез или путаясь в густой хвое сосен, встопорщенной, как шерстка кота, вернувшегося с холода.

А как сверкал и переливался снег! Куда там всяким бриллиантишкам! В тени ельника сугробы отливали синим и лиловым, тая блики, а вот на полянках, где вчерашняя пороша успела подернуться тонкой льдистой корочкой, россыпи искр кололи глаз серебряными иголками. Классика!

С разбегу выехав на бугор, я воткнул палки в истыканный наст, сопя и жмурясь на солнцепеке. Дежа-вю. Снова один, как в прошлогоднем походе, и лес знаком…

Как всегда, пугающее впечатление полного сходства размывалось реалиями. Я, словно планета-шатун, замер между двумя «звездными скоплениями» — впереди, во-он за той рощицей, голосили «ежи» и «ежихи» из физматшколы, а позади, гикая и хохоча, поспешала «моя» команда — эгрегор в полном составе, да со спутниками. Лишь Рита с Наташей скользили по лыжне в одиночку — я, «бессовестный, бросил любимую жену», а моя секретарша «никак не могла изменить шефу».

— Ой, чуть не упала! — восторженно взвизгнула Альбинка.

— А чё ж ты? — завопил Изя. — Я б тебя унес! Уй-я…

— Ой, носильщик нашелся! Ха-ха-ха! Лыжу не сломал?

— Да это палка кривая какая-то!

— Ага! — развеселился Женька. — Гнутие ствола!

— Зиночка, помочь? — мощно засюсюкал Дюха.

— Да уж как-нибудь… — пропыхтела Тимоша, вероятно, взбираясь «елочкой». — Руку дай!

— Житие мое! — радостно взвился голос Светланы. — Ай! Юрка, отстань! Я ж упаду!

— Подберем, что останется! — рассмеялся Сосна.

— Щас как дам!

— Вельми понеже! Ха-ха-ха!

— Мишка-а! — загулял по чаще Ритин зов.

— Догоняйте!

Фыркнув от удовольствия, от чудесного ощущения силы и ловкости, данного юностью, я оттолкнулся и помчал вперед, за Колмогоровым — синий лыжный костюм академика мелькал среди тонких белых стволов, маня скорым перекусом на утоптанной лужайке. А уж аппетит во мне ворочался лютый!

Пологий спуск я одолел махом — елочки, выстроившиеся, как в почетном карауле, слились в бело-зеленую ленту. Хорошо!

Костер запалили на старом огнище — почерневшие камни будто сами вылезли из-под снега, млея на солнце. Огонь нагонял сухой жар, закручивая дым косым вихрем, хотя распаренным лыжникам и лыжницам и без того было тепло.

Поваленных стволов, толстых и обкорнанных, хватило на всех. Наверное, еще летом их подкатили поближе к кострищу, складывая шестиугольником. А на плоской вершине валуна устроили табльдот — подстелили газеты, да и разложили нехитрые походные яства. Больше всего в меню было вареных яиц и нарезанной колбаски. Светлана выложила шматики сала, а Тимоша развернула тряпицу с пирожками. Колмогоров тут же подхватил один, мостясь рядом со мной.

— А чего вы ждете? — невнятно поинтересовался он, набив полон рот. — Налетай!

Налетели. Я малость промешкал — и пирожки кончились. Рита пихнулась мне в бок, протягивая половинку своего — съел из ее рук.

— Хороший… — нежно проворковала ненаглядная, гладя меня по голове в манере укротительницы тигров. — Хороший…

«Ежихи», сидевшие напротив, за прозрачными взвивами огня, дружно захихикали, строя мне глазки. Рита рефлекторно притиснула «укрощенного», и я поцеловал ее губы, вздрагивавшие в предощущении улыбки.

— Тебе не стыдно? — сбивчиво зашептала «укротительница». — Люди же кругом!

— Не-а!

— Какой ты пример подаешь девочкам?

— Благой! — убежденно сказал я, и «ежихи» закивали, мило краснея.

Исчерпав запас педагогического негодования, Рита привалилась ко мне, затихая.

— Миша, — Колмогоров сосредоточенно собирал бутерброд из хлебцев и колбасок, — вы с Фурсовым говорили?

— Перед самым Новым годом, — кивнул я. — Ректор сделает исключение — сдам экзамены экстерном.

— Ну, и правильно, — светило математики откусил от своей кулинарной конструкции. — Фижику вы жнаете на пять ш плюшом…

— Да я бы доучился, как все, но… Времени жалко! А сейчас с меня хоть какая-то польза. Вы не представляете, сколько у нас в стране головастых и рукастых! Надо только довести до ума их работу, связать с инженерами на заводах, покумекать, обмозговать… Да что говорить — я уже неделю своей машины не вижу! Спецы из «Ижавто» выклянчили, дюже им мой «автомат» полюбился…

— Это правильно… — крякнул Колмогоров, щурясь на солнце. — Да вы угощайтесь, Миша, угощайтесь… А то сметут! Вы только свои работы не задвигайте «на потом», ладно? Думаете, я забыл про графен? — он хитро подмигнул. — Риточка, вы его шпыняйте, чтоб науку двигал!

— Ладно! — рассмеялась девушка.

Я деланно улыбнулся, чуя раздрай в душе. Мне бы заняться чем-нибудь по-настоящему! Какой-нибудь… этой… хронодинамикой!

Что толку с моих «успехов» на физическом поприще? Ну, получу я диплом, зароюсь в какую-нибудь ха-арошую проблему, вроде графена, и что? Себя-то не обманешь! Буду «совершать прорывы в науке», пользуясь послезнанием: сдирать под копирку то, что в прошлой жизни открыли через годы. Защищу кандидатскую, придет очередь докторской. Увешаюсь регалиями с ног до головы, а в душе будет свербить: «Самозванец!» А вот физика времени…