Подвал мистера Тиллинга и другие истории (ЛП) - Ли Эдвард - Страница 26

Cоль.

Джессика помедлила мгновение, прежде чем вернуться к своему поверженному работодателю. Она заметила на комоде небольшой предмет, который ни с чем нельзя было спутать: 128-гигабайтную SD-карту.

Снаружи завыла сирена. Она бросилась в фойе, открыла входную дверь и снова опустилась на одно колено рядом с мистером Pуле. Нетерпеливая рука схватила аметист и мешочек, и он выдохнул:

- Cпасибо, Джессика...

Она схватила его за другую руку.

- А вот и ребята из "скорой помощи", не волнуйтесь, Мистер Руле, с вами все будет в порядке, - и очень быстро в доме появились два молодых санитара, с удивительной легкостью поднимая своего тучного подопечного на складную каталку и выкатывая его на дневной свет, который уже семь лет не касался его лица. Джессика побежала за ним. - Я запру дом и поеду за Bами в больницу, мистер Руле...

- Нет! - захрипел он. - Оставайся здесь! Я позвоню, если, если...

- Никаких "если", мистер Руле. Все будет хорошо. Скоро увидимся...

Каталку втащили в заднюю часть "скорой помощи", двери захлопнулись. Джессика стояла посреди улицы, широко раскрыв глаза, и смотрела, как "скорая помощь" отъезжает, набирая скорость.

Это пиздец какой-то, - подумала она. - И вот мою дойную корову увезла "скорая". И что мне делать, если он умрет?

* * *

Ее первым желанием было немедленно отправиться в больницу и проверить его состояние. Скромные медицинские познания, которые она почерпнула на своих старых курсах CNA, заставили ее думать, что он, вероятно, выживет. Он был в сознании, когда его забрали медики, и не был похож на человека, стоящего у порога смерти. Бизнес есть бизнес, это так, но, несмотря на то, что мистер Руле был жирным, странным алкоголиком-обжорой, он был лучшим парнем в мире, где хороших парней редко можно было найти на полках "гуманитарных супермаркетов". Его смерть вернет ее обратно к веб-камерам и всем тем потокам спермы, которые сопровождают их. Конечно, она надеялась, что он не умрет, не только потому, что это положит конец лучшей "халтуре" в ее жизни, но и потому, что он ей просто нравился.

Но по какой-то причине он не хотел, чтобы она выходила из дома.

Лучше послушаться. Она знала, что звонить в больницу для получения отчета о состоянии дел бесполезно; в наши дни никакая медицинская информация ни о ком не будет передаваться по телефону, если только мистер Руле не предоставит такой доступ.

Она лениво оглядела гостиную со всеми ее старыми книгами и реликвиями. Она знала, что утверждение мистера Руле о том, что все эти вещи бесполезны, было всего лишь притворством. Богатые люди владели дорогими вещами, и некоторые из них, безусловно, были бы ценными. Тем не менее, Джессика знала, что она не настолько дрянь, чтобы воровать.

Вот если мистер Руле умрет... Что ж, это несколько другое дело. И Бог знает, какие ценности у него в комнате...

Его комната.

Дверь в его спальню оставалась открытой. Осмелится ли она войти, чтобы быстро осмотреться? Мистер Pуле не мог возразить...

Не раздумывая, она вернулась в темную комнату. Открытая дверь давала почти достаточно света, но по мере того, как ее зрение привыкало, зернистость начала выдавать детали: высокие полки, стеклянные шкафы, неразборчивые картины в рамках. Огромная антикварная кровать. Очертания других дверей, несомненно, ванной и собственной кухни. В углу за письменным столом располагались широкие компьютерные мониторы, вероятно, рабочий стол мистера Руле и пост наблюдения за его предполагаемо скрытыми камерами, но все мониторы были выключены. На комоде стояла фотография в рамке 11"х14", и она взяла ее, чтобы повернуть к свету.

На нее накатила волна тошноты, она поморщилась, подавилась и положила фотографию на место. Блядь...

Очевидно, это была безумная картина маслом, напомнившая ей знаменитые старинные картины и гравюры Иеронимуса Босха[16] и Густава Доре[17]: графические иллюстрации Ада. То, что Джессика уловила в этом единственном проблеске, было похоже на вакханалию низменного мирского вожделения, на панель триптиха, предлагающую вечные грехи плоти в каком-то глубоком усугублении погибели. Видение закружилось у нее в голове: понятия смешались. Это была пещера, или какой-то грот, освещенный факелами? Но то, что окружали стены пещеры, могло быть только клубом или таверной. Что за ёбнутая идея для картины, - пробормотала она про себя. Однако больше всего "ёбнутыми" были фигуры, населявшие это ужасное произведение искусства. Изможденные и ухмыляющиеся демоны толпились среди обнаженной толпы, по локоть засунув руки во влагалища, прямые кишки и разинутые рты. Другие громоздкие, похожие на скалы, существа без разбора отрывали головы, руки, ноги, груди когтистыми, размером с обеденную тарелку руками, цвета кожи слизня. Рога торчали из их похожих на плиты голов, их рты были забиты клыками, похожими на осколки зеркального стекла. Но нечеловеческие существа были не единственными участниками: двое мужчин, гнилых, но вполне себе живчиков, трахали "в два смычка" несчастную молодую женщину; Джессика только надеялась, что художник ошибся, изобразив ее скорее подростком, чем женщиной. Еще одна женщина, такая же молодая, была прикована к деревянному столу, ноги расставлены так широко, что бедра, должно быть, были сломаны. Ее лицо застыло, как в "Крике" Мунка[18].И она была безобразно беременна.

Но самым странным был причудливый элемент "таверны", где на заднем плане действительно была длинная барная стойка, за которой сидели проницательные клиенты, в основном люди, повернувшись на своих табуретах с коктейлями в руках, и наблюдая за отвратительным праздником, происходящим в центре заведения...

Джессика снова поперхнулась при этом воспоминании, у нее закружилась голова, и она, спотыкаясь, стала бродить по темным закоулкам спальни в поисках каких-нибудь следов виски мистера Руле. В конце концов, ее рука нащупала бутылку, и она, пошатываясь, вернулась на кухню.

- Блядь! Блядь! Бляяядь!!!

Она сделала большой глоток из бутылки, ее глаза расширились, затем она сглотнула. Изысканная жидкость обожгла ей горло и расцвела в животе. Как люди пьют это дерьмо? - возмущеннo подумала она, но мгновение спустя в ее голове вспыхнул столь необходимый шум.

Блядь. Кто мог нарисовать такую ужасную картину? Какой больной на всю голову художник мог додуматься до такой концепции для произведения искусства? И что еще хуже... Только по-настоящему извращенный человек захочет чего-то подобного...

Мистер Руле.

И было что-то еще, не так ли?

Она вернулась в темную спальню, мотивы ее были на автопилоте. Это было не для того, чтобы снова взглянуть на фотографию - Боже, нет! - это было ради SD-карты, которую она видела.

Мгновение спустя она уже держала карточку в руках и сидела перед большим экраном компьютера. Она вставила карточку в прорезь, открыла файл и уже никогда не была прежней...

* * *

В ярости она помчалась в больницу. У нее больше не было ни малейшего беспокойства о благополучии Руле, она только хотела встретиться с ним лицом к лицу. Ее больше не тошнило, потому что больше нечем было блевать.

Все было так просто: картина "таверна в аду" со всеми ее ужасными подробностями была создана из реальности, это была интерпретация образа в фотографию.

И эта "фотография" была "без рамки" на четырехчасовой SD-карте, которую она нашла на комоде Руле.

Она не могла наблюдать за всем происходящим, и сомневалась, что кто-то в здравом уме мог бы это сделать. Место на картине было реальным: таверна, или танцевальный клуб, или что там еще, расположенное в каком-то заброшенном хадейском гроте, освещенное факелами из горящей смолы. Весь плотский и загробный ужас картины развернулся перед глазами Джессики в разрешении High Def 1080p. Камера неторопливо бродила по пещере, будто это был глаз случайного наблюдателя. Одно злодеяние за другим, в течение нескольких часов, разворачивалось на экране, все, что она видела на зловонной картине и в сотни раз больше. Несколько зрителей, сидевших за стойкой, казалось, кивнули в сторону камеры, словно это был их знакомый. Среди них была изящно одетая пожилая пара, мужчины с тонзурами[19] и в мешковатых стихарях[20], женщина с кожей черной, как вулканическое стекло, с лысой головой, украшенной замысловатыми шрамами, с мочками ушей, закрученными в кольца, и шеей, вытянутой на полфута выше нормы, благодаря медным кольцам. Одна молодая современная пара непристойно целовалась и ласкала промежности друг друга; на них были одинаковые рубашки с надписью: "НЕЗАВИСИМЫЙ БАР", рядом с ними стоял человек в регалиях и шлеме римского легионера, около 100 года до н.э. Все восхищенно смотрели на ужасные зверства, происходящие на том, что должно было быть танцполом, некоторые с небрежностью мастурбировали.