Убийственно жив - Джеймс Питер - Страница 6

Оставалось несколько последних ударов для успешного прохождения всех девяти лунок. Справа была плотная купа деревьев, заросшая густой травой, где мяч без следа затеряется. Слева полный простор. Всегда лучше бить чуть-чуть левей лунки. Но сегодня он был так уверен в себе, что решил послать мяч по лужайке. Шагнул, взмахнул клюшкой, ударил. Мяч с чудесным и нежным шлепком высоко воспарил, мертво замер, пронзил дугой облака на кобальтовом небе и упал, не докатившись до лужайки на пол-ярда.

Близкий друг Гленн Мишон, больше смахивавший со своей длинной гривой темных волос на состарившуюся рок-звезду, чем на самого удачливого в Брайтоне агента по сделкам с недвижимостью, ухмыльнулся, покачав головой.

– Чего бы ты ни добивался, приятель, поделись со мной, – сказал он.

Брайан отступил в сторону, сунул в сумку клюшку, глядя, как партнер готовится к удару. Один из соперников, маленький дантист-ирландец в очках с толстыми стеклами и в шотландском берете, сделал долгий глоток из кожаной набедренной фляжки, которую предлагал всем по кругу, хотя было только без десяти одиннадцать. Другой хороший игрок, Иен Стайл, был в дорогих бермудах и в рубашке поло с эмблемой Хилтон-Хэд-Айленда.

Ни один из них не повторил его достижения.

Схватив свою тележку, он зашагал вперед, держась от остальных подальше, решив полностью сосредоточиться, не отвлекаясь на пустую болтовню. Если удастся успешно пройти девять первых лунок, всего с одной метки забросив мяч в лунку, получится невероятный результат: на четыре меньше пара.[5] Должно получиться!

Он чертовски близко к лунке.

Сорокадвухлетний Бишоп был чуть больше шести футов ростом, с сухим холодно-симпатичным лицом под аккуратно и гладко зачесанными назад темными волосами. Его часто считали похожим на киноактера Клайва Оуэна, что ему очень нравилось, комплимент питал недокормленное эго. Всегда подобающе, хоть и ярко одетый, он был этим утром в синей рубахе поло с открытым воротом от Армани, брюках из шотландки, безупречно начищенных двухцветных туфлях для гольфа, круглых темных очках от Дольче и Габаны.

У него, как правило, не имелось возможности тратить время по будням на гольф, но его недавно избрали членом комитета этого престижного клуба с перспективой стать председателем, и он поэтому считал необходимым присутствовать на всех клубных мероприятиях. Само по себе председательство не слишком много для него значило. Его манила только слава, связанная с титулом. Северный Брайтон – хорошее место для налаживания контактов, а многие инвесторы, связанные с ним делами, были членами гольф-клуба. Не менее важно – а может быть, даже важнее, – что это радовало Кэти, удовлетворяя ее светские амбиции.

Кэти как бы запечатлела в памяти некое руководство по светскому скалолазанию, пункты которого тикают друг за другом: вступление в гольф-клуб – тик; избрание в комитет – тик; членство в «Ротари-клубе»[6] – тик; президентство в местном отделении «Ротари» – тик; членство в Национальном комитете защиты детей от жестокого обращения – тик… А недавно она составила новый список, рассчитанный на десять лет вперед, убеждая его в необходимости заручиться сторонниками, которые однажды его выберут высоким шерифом или лордом-наместником[7] Восточного или Западного Суссекса.

Он остановился на почтительном расстоянии от первого из четырех мячей на дорожке, с некоторым самодовольством отметив, насколько его мяч впереди других. Приблизившись, оценил силу и точность удара. Мяч лежал меньше чем в десяти футах от лунки.

– Знатный удар, – признал ирландец, протягивая фляжку. Он отмел ее взмахом руки:

– Спасибо, Мэтт. Для меня слишком рано.

– Знаешь, что говорил Фрэнк Синатра? – спросил ирландец.

Бишоп отвлекся, обратив внимание на щеголеватого клубного секретаря, бывшего армейского офицера, который стоял перед зданием клуба вместе с двоими незнакомыми мужчинами и указывал пальцем в их сторону, и через секунду вымолвил:

– Нет… Что?

– Он говорил: «Мне жалко тех, кто не пьет, потому что, когда они по утрам просыпаются, день для них будет потерян».

– Никогда не был поклонником Фрэнка Синатры, – заявил Бишоп, не сводя глаз с троих мужчин, решительно направлявшихся к ним. – Фривольный и сентиментальный зануда.

– Не надо быть поклонником Синатры, чтобы выпивать с удовольствием!

Проигнорировав снова предложенную ирландцем фляжку, он сосредоточился на выборе клюшки. То ли сделать изящный широкий удар, то ли попросту сразу загнать в лунку мяч. Годы тяжкого опыта говорили, что, когда везет, надо действовать осторожно и методично. На пересохшей августовской земле гораздо безопаснее бить старательно выбранной короткой клюшкой, хоть и стоя поодаль от лунки. Казалось, будто девственную траву вокруг брил парикмахер опасной бритвой, а не газонокосилкой. Она была гладкой, бархатной, как сукно бильярдного стола. Нынче утром вся зелень насмерть пересохла.

Он наблюдал за клубным секретарем в синем блейзере, серых фланелевых брюках, остановившимся на зеленой площадке перед лункой и указывавшим на него. С одной стороны от секретаря стоял высокий лысый чернокожий мужчина в темно-коричневом костюме, с другой – столь же высокий, но очень худой белый человек в плохо сидевшем синем костюме. Оба стояли неподвижно, смотрели, кивали. Интересно, кто это такие?

Ирландец громко выругался. Настала очередь Иена Стайла, который сделал хорошо рассчитанный удар клюшкой номер 9, и мяч остановился в нескольких дюймах от лунки. Гленн Мишон, партнер Бишопа, пустил мяч слишком высоко – он приземлился в добрых двенадцати футах от площадки.

Бишоп повертел в руках короткую клюшку, потом решил разыграть перед секретарем классическую картину, сунул ее в тележку и вытащил длинную клинообразную.

Принял стойку, отбросив на мяч длинную узкую тень, замахнулся, сделал шаг вперед и ударил. Клюшка слишком рано ударила по земле, начисто срезала дерн, он в отчаянии увидел, как мяч, скользнув, почти под прямым углом врезался в естественное препятствие.

Черт возьми.

Подняв тучу песка, он его вытащил, но до лунки все равно осталось добрых тридцать футов. Сильный удар подогнал мяч на три фута.

Партнеры заполнили карточки. Все-таки удалось пройти девять последних лунок на два меньше пара. Но в душе он сыпал проклятиями. Если бы сделал правильный выбор, удалось бы на четыре меньше.

Он потащил тележку к краю лужайки. Навстречу ему шагнул чернокожий мужчина.

– Мистер Бишоп? – уточнил он низким голосом. Тон твердый, уверенный.

– Да? – Он в раздражении остановился. И увидел предъявленное удостоверение офицера полиции.

– Сержант Брэнсон из уголовной полиции Брайтона. Мой коллега, констебль Николл. Можно вас на пару слов?

Чувствуя, как на небо надвинулась огромная туча, он спросил:

– В чем дело?

– Простите, сэр, – кажется, с искренним сожалением проговорил офицер, – лучше поговорить в другом месте.

Бишоп оглянулся на трех партнеров по гольфу, шагнул ближе к сержанту Брэнсону и тихо сказал, надеясь, что никто не услышит:

– Действительно не совсем подходящий момент. У меня турнир по гольфу. Нельзя отложить, пока я доиграю?

– Простите, сэр, – настаивал Брэнсон, – дело важное.

Клубный секретарь мельком бросил на него непонятный взгляд, после чего с большим интересом уставился на иссыхавшую траву у себя под ногами.

– Что такое? – спросил Бишоп.

– Мы должны кое-что сообщить вам о вашей жене, сэр. К сожалению, у нас плохие вести. Буду очень признателен, если вы на минутку пройдете вместе с нами в клуб.

– Что с моей женой?

Сержант кивнул на здание клуба:

– Предлагаю побеседовать наедине, сэр.

8

Софи Харрингтон бегло мысленно подсчитывала трупы. Семь на этой странице. Пролистала назад. Четырьмя страницами раньше одиннадцать. Добавим четыре после взрыва бомбы в машине на первой странице, три уложенные очередью из «узи» на девятой, шесть после крушения частного самолета на девятнадцатой, пятьдесят два в разбомбленном наркопритоне в Уиллсдене на двадцать восьмой. И теперь еще семь наркоманов с угнанной яхты в Карибском море. В целом восемьдесят три, а она дошла только до сорок первой страницы распечатки файла из ста тридцати шести страниц.