Деграданс (СИ) - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 22

Дружба…

Тонкие чувства…

Искусство жизни…

Искусство, как необратимый процесс…

Искусство, в котором не может существовать копий, все единственно…

Новая эстетика… Великий план… Витьке Шивцову на все наплевать, а вот Калинин допёр. И ведь не к Трем вокзалам пошел, скотина, к девкам, торгующим пирожками, а увел Ксюшу… Русалку нежную… Дуру, блин… У Калинина мозг цепкий. Умеет схватывать чужую мысль… Наверное, не вчера приценился… И на Ксюшу нацелился не вчера…

– Иван Исаакович!

– Что, Андрей? Новости?

– Пока ничего. Может, пора связаться с «Антитеррором»?

– Замолчи! Ты что! Нам еще хотя бы пару часов!

– Шивцов и Калинин опасны.

– В этой ситуации все опасны.

– Я говорю о связке…

– Андрей, ты что? Какая связка?

Главред энергично покрутил пальцами у виска.

– Есть террорист и есть смелый журналист, пытающийся спасти заложников. Где ты видишь тут связку? «Антитеррор» владеет той же информацией, что и мы. Так что, ничего нового мы выложить не можем. Все доступные материалы давно в Сети. Там сейчас черт знает что делается! Какое шоу, Андрей! На каждого заложника, небось, создан персональный сайт, у каждого толпа фанатов…

– Если мы не позвоним в «Антитеррор», Иван Исаакович, то автоматически подпадем под подозрение.

– Какое подозрение?

– В причастности к захвату галереи.

– Ну ты даешь! – засмеялся главред. Как-то фальшиво, но засмеялся. Ждал чего-то, суетился излишне. – Мы с тобой целый день из кабинета не выходили. Какое подозрение? У нас куча свидетелей! Секретарша, Жискин, вахтерша, посыльный. Даже капитан Петунин. Он ведь звонил, значит убедился, что мы на месте. А что касается твоих взглядов на Калинина… Это личное… Не станешь же спорить?

Наверное, главред знал о происходящем гораздо больше, чем можно было подумать, глядя в его честные глаза, но что-то, похоже, в загадочной затее не складывалось. В чем-то главред лукавил, чего-то не договаривал. Совсем недавно, вдруг вспомнил Ведаков, я уже говорил ему, что в галерее напряженка, там что-то не так идет. А он что ответил? «Все идет, как надо. Даже лучше ожидаемого». Как-то вот так он ответил мне. Я еще удивился, как это лучше ожидаемого? Ведь он именно так сказал… «…даже лучше ожидаемого». Странно… А когда я назвал слова Калинина бредом, Иван Исаакович глубокомысленно заметил: «К бреду прислушиваются внимательнее, чем к исповеди…» И перешел на рейтинг…

– Ты вот что, Андрей…

– Что? – Ведаков посмотрел на главреда.

– Ты голову над происходящим не ломай, все равно мы ничего не изменим. Ты начинай думать о книге. О сегодняшних событиях тебе придется писать. Дам тебе неделю, начинай прямо сейчас, чтобы не терять время. Твое имя будет на обложке. Калинину, как ты понимаешь, в ближайшие несколько дел будет не до книги. Он увлекся… Тут ты прав… Придется вытаскивать парня… Честная книга понадобится, понимаешь? Убедительная! Ты умеешь… Да и антураж какой, а? Художественная галерея… Мумии… Стрельба… Тут кто угодно свихнется, правда? – главред честно и быстро поморгал. – И обязательно название, бьющее по нервам… Ты лучше всех знаешь Шивцова, подбери… Что-нибудь такое… «Свихнувшийся ангел». А?… Сашка один с такой книгой не справится, тут нужны всякие ссылки, умная ретушь… Увязать с искусством, почему нет? – главред испытующе уставился на Ведакова. – Сам ведь болтал про Новую эстетику… Я все знаю…

– Иван Исаакович! Какая книга? В галерее заложники!

– А ты им можешь помочь? Нет! Вот и начинай писать. Врубайся в материал!

– Писать еще одну дерьмовую книжку?

– Денежную книжку, Андрей!

– Иван Исаакович! Да что вы в самом деле? Это же не кино!

– Не кино, говоришь? А в чем разница?

– Не хочу я ничего объяснять.

– Тогда я объясню, дорогой товарищ Ведаков, – поморгал главред. – Кино, как, кстати, и сон, является всего лишь ирреальным отображением реальной жизни. Ты вот злишься, а зря. В этой твоей Новой эстетике что-то есть. Ты вообще мыслить умеешь, – усмехнулся главред. – И формулировки подбираешь уместные. Потому и доверяю тебе книгу. Громкую книгу. Ты же должен понимать, что искусство, даже жесткое, делает нас добрее. А? Зритель готов сопереживать любому герою как раз потому, что твердо знает: это всего лишь выдуманный персонаж, некий тип, сыгранный актером. Выдуманный герой не спрыгнет с экрана, не отхватит у тебя кусок, не станет завидовать, не даст тебе кулаком в лоб. Он даже не станет отнимать у тебя кошелек. Наоборот он всегда будет воевать с теми, кто обижает тебя в жизни. Садясь смотреть фильм, зритель заранее знает, что события, которые будут в фильме показаны, имеют мало общего с реальностью. Но они отвечают какому-то внутреннему ожиданию. У всех на самом деле чешутся кулаки. Да, в галерее сейчас не сладко… Да, там люди гибнут… Но каждую минуту кто-то гибнет в дорожных катастрофах – ты же не сходишь от этого с ума…

– Иван Исаакович…

– Да ты что такое упертый… – начал Главред, но осекся.

Экран пересекли внезапные полосы. Размазанная тьма, нечто невнятное. Изображение поплыло, метались какие-то бесформенные тени. Зато пошел звук. «Сидеть!..» Звук пощечины. «Спрячь когти, сучка!..» Оглушительный выстрел. Вопли, визг. «Заткнись, урод!..» Снова выстрел. Торжествующий вопль. «Устрой им, Витя, закат цивилизации!»

31

КАЛИНИН

19,01. Пятница

«Калинин на линии».

– А, Калинин. Передай трубку Шивцову.

«Витя… Тут капитан Петунин… Будешь разговаривать?»

Голос издалека: «А он нашел Христа?»

«Капитан, ты нашел Христа?»

– Ты сам-то понял, о чем спросил, придурок?

«Я-то понял. А ты?»

– Передай трубку Шивцову!

«Боишься признаться, да? Облом у тебя, капитан?»

32

КАЛИНИН

19,12. Пятница

«Психи! Психи!»

Шивцов хмуро посмотрел на Калинина:

«А что? Девка права, пожалуй».

И спросил:

«Дать тебе пистолет?»

«Мне? Зачем?»

«Оружие…»

«Я не привык к оружию».

«Мы ведь одна команда?»

«Одна. Это так. Но в искусстве».

«А разве ты не перевел искусство в другой разряд? – Шивцов в упор рассматривал Калинина. – Это категорию инвалидности трудно поменять, а искусство… Верти им, как хочешь… Трэш-реализм… Концепты… – Шивцов сплюнул. – Возьми пистолет, а то вдруг на тебя снова бросятся?»

Проверка?

Сунет мне пистолет без патронов?

А когда я наставлю пистолет на него, он даст мне по морде?

Ну нет, решил Калинин. Этого не будет. Какую-то лазейку всегда надо иметь. Человек с оружием и человек без оружия – разница между ними существенная.

«Ладно. Не парься».

Шивцов мрачно оглядел заложников:

«Ну, порешали? Кто первый?»

Перехватив взгляд Шивцова, парень в оранжевой футболке уткнулся лбом в колени и тонко, по-собачьи заскулил.

«Может, этот?» – кивнул Калинин.

«Мне по барабану, – Шивцов встал и положил обрез на плечо. – Мне все равно. Раз вы все сюда притащились, – сплюнул он, – значит, стоите друг друга. Аохеолог или бухгалтер, мне до лампочки. Тоже мне придумали, любоваться трупами. Будет вам теперь истинное искусство жизни… Не то, что у этого немца… У нас первый сорт, свежатинка…»

Ствол обреза медленно двигался.

Шивцов будто пересчитывал собравшихся.

Потом шагнул к бассейну и ухватил мужчину в оранжевой футболке за плечо. Ствол обреза уперся в побагровевший затылок.

«Готов?»

Калинин вел съемку.

Сколько чувств! Какие кадры!

Глаза парня на выкате. Очки на кончике вспотевшего носа, рот перекошен.

Калинин присел на корточки, вскочил, потом для удобства уперся коленом в бортик бассейна. Жалко, черт побери, что в руках у него только мобильник. Пусть классный, пусть супер, пусть со всеми функциями видеозаписи и с прямым выходом в Сеть, но все равно только мобильник. Сюда бы настоящую видеокамеру с шикарным цифровым форматом! Вот она, мечта жизни, репортаж со стволом у затылка! Пулитцеровская премия…