Хранитель меча - Джеймс Лэйна Дин - Страница 32

— Ну, он не так уж часто падает, — заметил Дэви и быстро улыбнулся.

Наступила неловкая тишина, и Арлин почувствовал, что мальчику не сидится.

— Скажи мне еще одну вещь, прежде чем ты уйдешь. Что там, снаружи, все еще зима? Я несколько сбился со счета, а здесь нет окон, как ты заметил…

Юный герцог Госни кивнул:

— Да, снаружи все еще зима, и тебе следовало бы самому сходить и взглянуть на нее.

— Может быть, ты и прав, — негромко сказал Арлин. — Может быть…

Много лет прошло с тех пор, как она в последний раз покидала свою мирную маленькую долину и свой уютный домик, однако сейчас появилась опасность того, что вещи, которые обязаны были произойти, никогда не произойдут. Одним неразумным, импульсивным поступком Гэйлон Рейссон разрушил тысячу тысяч различных вариантов будущих событий.

Миск затолкала в кожаный мешок несколько предметов одежды, чувствуя на себе нежный взгляд карих глаз своего мужа, который следил за каждым ее движением.

— Позволь мне отправиться с тобой, — в который уже раз попросил он. — Стоит плохая погода, ты можешь замерзнуть.

— Ах, Гэрайльд Джексон Джимиссон, любовь моя.

Миск протянула руку и погладила его по щеке. Волосы Джими поседели, а лицо было изрезано глубокими морщинами, но он все равно казался очень сильным и полным жизни.

— Я взяла бы тебя с собой, если бы могла. Останься тут и жди, — Миск заглянула в его карие глаза. — Ты не забудешь, о чем я тебе просила?

Джими озабоченно сжал губы:

— Нет, конечно. Завтра ночью я должен выгнать в сад коров и телят и открыть птичник. Но зачем? Это не имеет никакого смысла, Миск. Совы похватают цыплят, да и как я буду делать сыр без молока?

— Не спрашивай меня, дорогой. В свое время ты все поймешь… —

Крошечная женщина взяла с кровати свой самый теплый плащ. — Лошадь готова?

Джими кивнул и вышел вслед за ней наружу. Стояло раннее и морозное утро, под ногами лежал глубокий снег, а на ставнях домика висели толстые сосульки. Легко, как ребенка, Джими поднял Миск и, посадив ее на спину худого мерина, помог ей расправить складки длинной домотканой юбки. Миск путешествовала без седла, однако она довольно ловко удерживалась на спине безразлично-спокойного животного.

— Ты пришлешь за мной, и я скоро приеду в Каслкип, — пообещал Джими.

— Конечно, милый, это будет очень скоро. Я всегда буду любить тебя.

Миск нежно поцеловала его в губы, желая навечно запечатлеть в своем сердце память о нем и об этом последнем поцелуе. Тронув поводья, она поехала через сад, направляясь на север.

Он поймет и простит ее. Завтра ночью Джими должен будет выгнать всю скотину из стойла, ибо коровам придется теперь самим о себе заботиться. К утру Джими будет мертв. Тоннели времени, по которым она путешествовала, снова и снова показывали ей одно и то же: иная Миск, живущая на иной линии времени, оставалась с мужем в крошечном домике в долине и при помощи настоев наперстянки отыскивала способ немного отрегулировать работу его большого и больного сердца, так что он оставался в живых. Но в этом случае она неминуемо обрекала его на страдания, на преждевременную старость и немочь. Нет. Уж лучше один миг боли, а за ним — счастливое забвение.

Миск должна была отправиться в Каслкип одна, ибо только там еще продолжала теплиться крошечная искорка надежды как-то исправить будущее. Она хотела оказаться там ради ребенка, который, может быть, никогда не будет зачат. Однако по-прежнему в ее власти было кое-что изменить, кое-что подправить, направить события в другое русло. Но времени оставалось мало.

Через столько прошедших столетий, после стольких неожиданных поворотов судьбы Миск отыскала-таки такой момент, где кончалось ее видение будущего. И хотя будущее этого мира — пусть неясно и смутно, но виделось ей и после упомянутого момента, — однако она больше не видела в нем ни себя, ни своего брата Сезрана. Их жизни все же где-то заканчивались.

Промороженный, выстуженный зимой замок наконец-то стал для него домом, хотя прошло уже больше месяца. Его полутемные, перепутанные коридоры больше не смущали его. Люди, которых он встречал в коридорах, были теперь знакомы и выглядели дружелюбно. Сегодня после обеда Дэви собирался пойти к Мартену, который ждал его возле огромных замковых кухонь. Лорд Нижнего Вейлса утверждал, что для занятий музыкой необходимы тепло и свет и что застывшие от холода пальцы ни за что не смогут правильно прикоснуться к струнам лютни. Так же как и к женщине.

Однако у герцога Госнийского были и другие причины, чтобы проводить свои музыкальные занятия в кухне. То и дело им перепадала какая-нибудь еда, а кухонная обслуга была благодарным и невзыскательным слушателем. Особенно это касалось одной прелестной девчонки, на которую, похоже, положил глаз Мартен. Во всех остальных частях замка слуги чувствовали себя все так же скованно и передвигались по коридорам боязливо и с оглядкой на покои Арлина и Гэйлона, хотя последнего можно было видеть редко, а первого — никогда. Зато возле теплых плит, среди посуды и разделочных досок слуги оживали, начинали трудиться во всю силу, сплетничая и хохоча.

Как ни странно, но Дэви вовсе не тянуло вернуться в гостиницу «Веселая Речка». Он чувствовал, что каким-то образом изменился, и удивлялся этим переменам. Вряд ли это было связано с возрастом — до его шестнадцатилетия оставалось еще добрых пять месяцев. Похоже, что и титул герцога тоже был ни при чем — Дэви знал, что настоящий герцог должен одеваться получше, чем он, и вовсе не обязан убираться в конюшне и вычищать стойла. И хотя слуги относились к нему не без уважения, однако Дэвин Госнийский все еще оставался сыном Хэбби-трактирщицы.

Настоящие и большие изменения произошли в том, как он воспринимал окружающий мир. За прошедшие несколько недель мир вокруг него увеличился, его границы раздвинулись, и Дэви понял, что, несмотря на всю внешнюю привлекательность герцогства, настоящее богатство заключается в знаниях и образовании.

Его мать научила его читать и делать простейшие вычисления. Для того чтобы управлять гостиницей, это было совершенно необходимо и вместе с тем — совершенно достаточно. Дэви никогда не приходилось читать ничего, кроме списков необходимых для гостиницы предметов, а считал он только количество медяков, причитающихся с клиента. У него никогда не было времени, чтобы заняться музыкой. Теперь же он получил доступ к мудрым книгам, каждая из которых была полна волшебными тайнами, и его окружали наставники, которые могли объяснить ему то, чего он не понимал.

Только одна вещь могла сделать его более счастливым, но в ней ему до поры было отказано. Гэйлон упорно не желал встречаться с молодым герцогом. Впрочем, он не встречался почти ни с кем. Король уединился в библиотеке на долгие три недели, принимая только вино и еду, да и то понемногу…

Дэви неожиданно почувствовал жару, а в глаза ему ударил свет ламп. Задумавшись, он, сам того не заметив, пришел в жаркую и влажную кухню, в которой кипела жизнь. Две молодые девушки с нагруженными подносами в руках быстро присели в реверансе и, двигаясь проворно и ловко, обогнули Дэви на пути к выходу. Над очагом поворачивалась истекающая жиром оленина, над другим жарилась дюжина цыплят. Эрин, пожилая женщина с крепкими мускулистыми руками, раскатывала на широкой доске густое тесто.

— Милорд! — позвал его Мартен. Он сидел на стуле неподалеку от плиты — не слишком далеко, но и не слишком близко. — Готовы ли вы к очередному уроку, во время которого речь у нас пойдет о том, что общего между математикой и музыкой?

Дэви поднял повыше свою побитую, ободранную лютню, и эрл рассмеялся. Несмотря на свою неказистую внешность, этот инструмент обладал почти волшебным чарующим звучанием, и королева настояла, чтобы лютня все время была у Дэви. По временам, когда Дэви упражнялся один в своих комнатах, у него выходили такие мелодии, которые заставляли его сердце сжиматься, словно от жалости и боли потерь, но никогда это не продолжалось слишком долго.