Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович - Страница 67

— Котожрица! — звал он, проносясь между стеллажей. — Где ты?! Покажись, они, должно быть, уже ушли!

— Я здесь, — слабо откликнулась рыцарь.

Образ любви встретил его не в лучшей форме. Полосатый балахон был распорот на правом боку. Его пропитала кровь.

— О… Блин! Клянусь, фантазией! Тебя ранили?

Котожрица виновато улыбнулась. Отняв ладонь от сочащегося разреза, она вздрогнула и сказала:

— Я немного оплошала. Ничего страшного. На мне быстро заживет.

— Альфа с меня условную голову снимет, — ворчал Аппендикс, панически размышляя. — Сколько ты весишь?

— Что?

— У нас мало времени! Так сколько?

— Сорок…

— Сорок — что?

— …девять.

— Ну и пожрать же ты! — в сердцах крикнул Аппендикс. — Ладно, ладно, извини! Не плачь.

Он подышал ртом, и неожиданно ловко подхватил образ на руки. Крякнув, архивариус тяжело побежал к выходу.

— Ты с ума сошел! — завопила Котожрица. — Поставь меня!

— Нет времени на капризы! — прохрипел Аппендикс. — На достоинство и манеры, времени тоже нет. Его нет ни на что! Скоро тут все затопит!

Теперь тысячи миров услышали самое громкое «что?!» в жизни Котожрицы.

Они выскочил в коридор.

На ближайшей развилке Аппендикс увидел агентов невежества. Они утекали со всех ног. Кто-то тащил за собой баулы с хламом, кто-то, на ходу, проповедовал и молился, кто-то рубил мечом, чтобы расчистить путь. Шум стоял потрясающий. Кажется, никто не хотел оставаться в офисах, несмотря на указания голоса.

Каменный скрежет сменился осязаемым гулом. Пол мелко задрожал, возвещая. Чудовищная сила, словно кулак гиганта, била в стены, расходясь по коридору. Аппендикс понимал, что ирония, преследующая его жалкое существование, становиться просто оскорбительной. Спастись от пламени костра только для того, что бы через пару часов нестись по руслу надвигающегося потопа.

Влиться в поток спасающихся, оказалось несложно, но вот маневрировать и управлять своим движением оказалось труднее на порядок. Стараясь защитить Котожрицу, Аппендикс делал все возможное, что бы не попасть в середину толпы, где инквизиторы, не щадя, прорубали себе путь. Это не всегда удавалось, так что пара самозванцев через некоторое время оказались покрыты кровью с ног до головы.

Да за что же мне это? — уже без интереса спрашивал себя Аппендикс, в очередной раз ныряя под круговой удар зазубрившегося меча. Плоть мелких сущностей пузырилась под ногами, хрустели раздробленные кости. Но панические вопли заглушал рев несущейся воды.

Толпа вынесла измученного Архивариуса в новые помещения. Широкие, пыльные, заброшенные. Здесь, вроде бы, хранили старый реквизит и вышедшие из употребления символы. Чудаковатые статуи были завешаны полотнами, горы амулетов, оберегов и значков блестели в углах. Фантазийные астролябии крутились под потолком, изображая движение богов над землями смертных. Старые шкуры, которые они сбрасывали, перевоплощаясь, были развешены на стенах.

Стало дымно. Откуда-то спереди тянулся запах гари, жаренного мяса и угля. Аппендикс расслышал сухие хлопки, резкие, частые и угрожающее. Толпа почему-то замедлилась. Архивариус прорвался к краю и попытался рассмотреть, что происходит.

Оказалось, что вход в Пещеру был достижимо близок. Он врезался в архитектуру Администрации, вместе с острыми воротником обсидиановых глыб. Вход был велик и оборудован защитным механизмом: титанической дланью давно усопшего Громовержца, покрытой тысячью клемм, которые не давали ей умереть, подпитывая электричеством. Она довлела над входом, подвешенная за оттянутые участки плоти. Толстые кабели подрагивали, каждый раз, как с пальцев ее срывались ослепительные разряды. Офисная челядь сгорала, взрывалась, прах выстреливал в стороны, когда гигантское напряжение раздирало малодушных рабов бессилия.

Инквизиторы проходили свободно, но остальные — ужаснулись и подались назад.

Святая вода уже настигала. Она сверкала, наполненная благословением слабости, и очищала все на своем пути. До совершенной белизны.

Толпа, взвыв от страха, снова устремилась вперед. Гора пепла росла, словно пустынный бархан. Последние беженцы уже зарывались в нее, отчаявшись.

Инквизиторы, наблюдавшие за этим у входа, убедились, что никто больше не посягает на святая святых, а все их выжившие братья добрались до цели. Они еще поглядели по сторонам — Аппендикс вжался в стену, стараясь не привлекать внимания, — а потом зашагали внутрь.

Защитная длань была обесточена. Она обмякла и начала опускаться, чтобы надежно прикрыть вход.

— Сейчас, — сказала Котожрица. — Можем проскочить.

Аппендикс даже не подозревал, что способен на такие физические подвиги. Все, что было до этого, заставило архивариуса по-новому оценить свои возможности. Он сжал условные зубы и поверил в себя.

Добравшись до настила из пепла, он почти сразу уронил Котожрицу и потерял сознание.

— Котики-животики, — пробормотала та, стараясь не отключиться вслед за ним. — Как все кружиться…

Она взяла его за ногу и потащила, спотыкаясь о несгоревшие останки. Те еще шипели и дергались. Альфа, конечно, был прав. Она всегда готова была оказать помощь, но занозы в лапах и торчащий из мохнатой задницы дождик — вот, к чему она привыкла. Не к этому. Не к расчлененке.

Котожрица заплакала. Но не остановилась. Она упорно волокла архивариуса, потому что понимала, что только так они и могут выжить. Два слабых, не приспособленных к битвам, образа. По-очереди волоча друг друга к цели.

Это было ее ключевое открытие, которым она собиралась вооружиться до конца приключения. Каким бы он ни был.

Аппендикс, закашлялся.

— Давай ползи, — Котожрица тяжело опустилась на пятую точку.

— Да, да. Ты тоже. Не отставай.

Извиваясь как два засыпающих ужа, они погрузились в тень, отбрасываемую дланью. Та опустилась, и вода ударила в нее, с такой силой, что затрещали сухожилия. Между пальцев брызнули тугие струи. Но поток был остановлен.

Они лежали в кромешной тьме. Котожрица нащупала условную руку архивариуса. Тот шевельнулся, и стоном дал понять, что еще жив. Невозможно было понять, в безопасности ли они сейчас, но ужасная смерть от растирания в порошок им больше не грозила. Наверное.

— Спасибо, — тихо сказала девушка.

— Кха! Кхм-кхм-кха!

— Ты очень храбрый.

— Мне надо было сгореть на костре… Фантазия, как все болит. Ты в порядке? Какая уж тут храбрость? Нужно было перевязать тебя, а я так перепугался, что забыл обо всем на свете.

— Рана почти затянулась, — успокоила его Котожрица, поднимаясь. — Я же сказала, на мне быстро заживает.

Аппендикс завозился, принимая различные позы. Опершись о протянутую руку, он встал на условные ноги и ощупал посла.

— Ох, — пискнула та. — Эй!

Раздался звук пощечины.

— Действительно, — согласился архивариус. — Почти зажила. Удивительно. Извини за ягодицу, тут темно и я слегка дезориентирован.

— Ах, я такая доверчивая, — притворно запищала посол. — Я тебя прощаю.

Они посмеялись.

Взявшись, для надежности, за руки, солдаты позитива решили двигаться в темноту, надеясь, что со временем доберутся до источника света и смогут сориентироваться. Пол под ногами был неровным, приходилось высоко поднимать ноги, чтобы не споткнуться. Аппендикс старался идти чуть впереди, поэтому его чертыхания можно было накладывать на карту опасностей, что таились внизу. Кругом была тишина, ничто не указывало на присутствие инквизиции или Только Воздающего.

— Кажется, я начинаю видеть, — сказала рыцарь, озадаченно. — Я вижу тебя.

Архивариус обернулся, и вынужден был признать, что и он легко наблюдает Котожрицу. Это было загадочно, потому что тьма не отпускала их.

Раздался ужасный грохот, словно в мире хлопнула, открываясь, гигантская трещина. Пол заходил ходуном, и вдруг, молния, — вот что это было, — распорола темноту, осветив на мгновение что-то осмысленное. Формулы, законы, связи.

И снова тьма. В которой начали проступать языки пламени в глазницах давно забытых богов. Они раскрывали свои уродливые пасти, стараясь судорожно вырваться из тьмы, что породила их. Ненависть и одиночество терзали пропащих идолов.