Эти странные австрийцы - Джеймс Луи - Страница 4

Австрийцы знают цену всем автомобилям — от дешевых до непристойно дорогих моделей. Вот почему владельцы «Лад» и пешеходы (которых и людьми-то трудно назвать) с готовностью судят о том, чего вы добились в жизни, по марке вашей немецкой машины.

Богатство и успех

У среднего австрийца к успеху и деньгам двойственное — и это еще мягко сказано — отношение. И причиной тому не только зависть, но и глубоко укоренившийся скепсис (зиждущийся на том, что каждый венский вагоновожатый воображает, будто ему известно, как управлять трамвайным депо). Если кто-то добился успеха, то его обычно первым делом спрашивают: «Кто тебя проталкивает?» Конечно, он может возразить, что достиг своего положения благодаря таланту и энергии. Но ему тут же поспешат сообщить, что кругом полно специалистов, не менее, а часто даже более пригодных для этой должности.

И это действительно так. В Австрии много высокообразованных специалистов, страна же невелика, так что здесь вряд ли найдется работа в управленческом звене для всех способных людей. Здесь то, «кого ты знаешь», столь же важно, как и то, «что ты знаешь». Следовательно, неудовлетворенное честолюбие является для значительной и весьма крикливой части местного населения хроническим заболеванием.

Скудные возможности карьерного роста вкупе с постоянной необходимостью защищать свой тыл привели в прошлом к тому, что в общественной жизни возобладал принцип «победителю достается всё», в результате чего среди простых смертных распространился цинизм. Многие стали считать, что в борьбе за должности и деньги все средства хороши. Возникло даже такое явление, как Amterkumulierung (занятие сразу нескольких должностей, и, соответственно, получение жалованья из нескольких мест). В результате разоблачения махинаций в политических кругах стало известно, что Национальный банк Австрии превратился в своеобразную кормушку, и на должности назначались люди определенных политических взглядов. Выяснилось также, что управляющий банком имел жалованье, по сравнению с которым зарплата главы Федерального резервного банка Нью-Йорка просто мелочь. Не один директор получал от банка щедрое вознаграждение за непонятно какую работу, а те, кого после произведенной реорганизации попросили забрать свои вещи из рабочих столов, не смогли даже вспомнить, где те стоят.

Народ, побывавший в двух мировых войнах в стане побежденных, прошедший через пекло гражданской войны, перенесший гиперинфляцию и несколько крахов фондового рынка (и всё при жизни трех поколений), можно простить за то, что он ведет себя несколько настороженно. История двадцатого века в какой-то мере объясняет, почему австрийцы с таким фанатичным упорством, превратившись в самых крупных в мире вкладчиков, до недавнего времени держали свои деньги на анонимных банковских счетах, по которым выплачивался до смешного низкий процент.

Так продолжалось до тех пор, пока в ЕС не отменили анонимные счета. Несмотря на минимальные проценты, анонимность, Spdrbuch (использовалось не имя, а пароль), давала среднему австрийцу возможность как натянуть нос властям, так и, следуя раз и навсегда принятому решению, держаться подальше от многообещающих, но рискованных затей.

Иммигранты

Живущих по соседству южных славян можно встретить в Австрии, как правило, только в качестве гастарбайтеров. Они оседают в Вене, где работают на стройках либо в сфере обслуживания. Иностранцы составляют около 16% населения Вены, где проживает одна пятая часть австрийцев. Больше всего (чуть ли не половина) среди гастарбайтеров югославов, затем идут турки и поляки. Многие работают в Австрии уже немало лет, и на страже их интересов стоит федерация работодателей.

Сомнения, оправданные или нет, относительно того, чем на самом деле занимаются в Австрии «иностранцы», льют воду на мельницу крайне правых политиков. Проводя кампанию устрашения, запугивая обывателей байками об этнической мафии, рассказывая о том, что чужеродцы торгуют на улицах наркотиками, и уверяя, что их присутствие способствует процветанию теневой экономики, они набирают политические очки и завоевывают голоса избирателей. Однако рядовые австрийцы против присутствия в стране гастарбайтеров, кажется, не возражают, во всяком случае, пока вставить окно им стоит вдвое дешевле, чем у рабочих-соотечественников.

При этом атмосфера баров и закусочных пропитана неприязнью к иностранцам. Посетители ворчат, что Tschuschen (презрительная кличка, данная представителям балканских народов) с их Tschuschen-Koffer (чемоданами Tschuschen, т. е. полиэтиленовыми сумками) стали привычным зрелищем на Sudbahnhof (Южном вокзале). И все же австрийцам приходится признать, что эти трудяги выполняют ту грязную работу, которой они сами чураются.

Приезжавшие в XIX веке в Вену чехи в основном становились каменщиками (их прозвали Ziegelbehm, т. е. «богемские каменщики»). Мнение местных жителей об их образе жизни отразилось в языке, в котором появились новые слова, например, tschechern, т. е. «пить по-чешски» (употреблять спиртные напитки в непомерных количествах), и tschecherl (так называли грязную ложку либо неряшливо ведущего себя за столом человека). Впрочем, именно у чехов австрийцы научились готовить свои знаменитые клецки. Совершенно безобидный император Фердинанд (как говорят, страдавший слабоумием), когда его отослали в Прагу, произнес фразу, породившую сомнения в его бесхитростности, а именно: «Я император, и я буду есть клецки». Несмотря на то, что дети иммигрантов заполонили все школьные дворы, Вена, как и встарь, исправно переваривает в своем чреве всё новые орды иностранцев. Благодаря полученному в Австрии образованию, славянские дети будут владеть двумя языками, и их потом станет невозможно отличить от венцев, которые когда-то уже прошли через то же самое и чьи фамилии включены теперь в телефонный справочник Вены. (Уже в 1787 году было заявлено, что ни одна венская семья «не в состоянии указать предков — исконных венцев более чем в трех поколениях».)

Гуго Винер, знаменитый артист кабаре, в своем скетче иллюстрирует процесс ассимиляции. Действие разворачивается в Бюро по делам иммигрантов. Двое чиновников беседуют с турком, обратившимся в их ведомство за продлением вида на жительство. При помощи тщательно продуманных жестов и на ломаном немецком они задают ему вопросы: женат ли он? есть ли у него работа? где он живет? Кто-то из сжалившихся посетителей хочет помочь им, но один из чиновников велит ему не лезть не в свое дело. Совершенно очевидно, что турок не понимает ни их жестов, которые только путают его, ни вопросов, построенных в нарушение всех правил синтаксиса.

Наконец появляется еще один чиновник и, не зная, что здесь происходит, быстро задает турку те же самые вопросы на чистом венском диалекте. К удивлению двух первых чиновников, турок также быстро и на довольно беглом немецком отвечает на них. «Бог ты мой! — восклицает один чиновник. — А мы-то, чтобы он лучше понял, пытались объясняться с ним по-турецки!»

Религия

В Австрии, как и в других католических странах, набожность сосуществует с богатством, причем всё устроено так, что христианские заповеди не мешают австрийцам преуспевать, а заботы о мирских интересах — оставаться добрыми христианами.

Напоминанием об их обязанностях перед церковью гражданам служит церковный налог. Его взимают по следующему принципу: вы платите до тех пор, пока не возьмете на себя труд (и весьма тяжелый) отказаться от него. Когда в среде налогоплательщиков засомневались в желательности и даже этичности подобной системы, церковных иерархов охватила паника. Замелькавшие на экранах телевизоров епископы принялись рассказывать своим прихожанам о том, какую полезную работу проводит церковь в сфере благотворительности и сохранения памятников культуры. Однако их совершенно справедливые возражения оказались не в силах уничтожить корень проблемы, т. е. растущую непопулярность института, не учитывающего мнения своей полумиллионной паствы, просившей о позволении принимать участие в выборе епископов, о рукоположении в священнический сан женщин, об отмене навязываемого священникам обета безбрачия и о «положительной оценке» церковью половой жизни.