Как приготовить дракона - Ярошинская Ольга - Страница 6

Затем Шлёп помыл полы во всей таверне, просто прокатившись по ней туда-сюда и не забыв о лестнице, и я сразу полюбила его всей душой.

Ну а после Шлёпа в моей жизни появился Виктор, и хоть его сложно назвать крестной феей, он умеет творить настоящие чудеса вроде водопровода.

Пока Шлёп, жмурясь, облизывал ботинки, я сходила к стойке и притащила поднос, который не побрезговал снести вниз дракон. Правда, Виктор не разрешал давать грязную посуду Шлёпу и говорил, что это негигиенично.

– Горшочек! – с восторгом пискнул Шлёп и засунул в горшок из-под картошки длинный язык, облизывая стенки начисто.

– Сполосну потом, – договорилась я со своей совестью и почесала Шлёпа за ушком.

Наощупь он был теплый, влажный и довольно плотный, словно помытое летним дождем яблоко.

– Ты только нашему гостю не показывайся, – попросила я. – Понимаешь? А то кто его знает, как отреагирует. Может, он не любит таких милых Шлёпиков с чудесными глазками.

Он вытаращил на меня глаза, ставшие размером с блюдце, и них отразилось мое лицо. Увы, самое обычное. Щеки бы поменьше, а глаза побольше, и хорошо бы еще родинку над губой, или ямочку на подбородке, или хоть аристократичную горбинку на носу. А так взгляду и зацепиться не за что.

– Мокренькая, – утешительно сообщил Шлёп, почувствовав мое настроение. – Хорошая.

– Пойду спать, – сказала я. – Оставишь ботинки здесь?

Шлеп пробулькал в ответ что-то непонятное, и я пошла в свою комнату, быстро помылась и, надев сорочку, юркнула в постель.

Гарри проявил ко мне вполне очевидный мужской интерес, но я особо не обольщалась. Ясно же, что он предложил бы это любой на моем месте… Вздрогнув, я подтянула одеяло до самого носа. А вдруг он учуял, что я и есть дева, блуда не ведающая? Что тогда? В голове мелькнула постыдная мысль, но быстро исчезла. Не стану я спать с мужчиной ни ради звезды, ни даже ради трех. Хотя, надо признать, герен куда красивее всех лоханцев вместе взятых.

Интересно все же, какого цвета у него глаза…

Вздохнув, я повернулась на другой бок, а потом, вскочив, подбежала к двери и задвинула засов.

ГЛАВА 4. Утро в Лоханках

– Сердце поэта пылает так жарко, прочь, дева нежная, прочь, – надрывно вопил кто-то под окном. – Что ты целуешь меня как дикарка в томную дивную ночь…

– Франтик! – сердито выкрикнула девушка, и Гарри узнал голос Кэти. – Я тебе сейчас такую жару устрою – мало не покажется! Я же тебе заплатила, чтоб не пел!

– То было вчера, – возразил певец, и струны его инструмента жалостливо тренькнули. – А за сегодня не уплачено.

Похоже, Кэти и правда ответственно относится к делу. Голос у Франтика был писклявый и дребезжащий, и Гарри и сам бы приплатил, только чтобы больше его не слышать.

– Сколько? – сурово спросила Кэти.

– Тебе не удастся заткнуть своим серебром певчую птичку, не посадишь меня в золотую клетку…

– Золотого ты точно от меня не увидишь, – согласилась Кэти.

– Но если дашь пять монет…

– Пять? – ахнула она. – Знаешь что, хочешь выть – вой. Ему давно вставать пора.

– Может, драконы до обеда спят, – не сдавался Франтик. – А я ему очень мешаю. Четыре монеты – и я ухожу.

– Обойдешься, – фыркнула Кэти. – Его на целый месяц сослали. Я так разорюсь.

Гарри откинул одеяло и потянулся. Выспался он отлично. Свежий деревенский воздух явно идет ему на пользу: голова свежая, в теле легкость, настроение боевое. Встав с кровати, Гарри подошел к окну и, открыв его, выглянул наружу.

Сама деревня выглядела уныло: крыши, огороды, коровы на лугу – ничего особенного. Зато под окнами стояла Кэти, и с утра она казалась еще симпатичней: рыжие косы уложены аккуратным бубликом, а на круглый вырез ее платья сверху открывалась приятная перспектива. Может, попросить ее принести завтрак наверх и продемонстрировать на практике, что книжки о драконах не врут?

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе, – ответила Кэти, бросив на него взгляд. – Спускайтесь к завтраку.

Ее волосы под утренним солнцем горели золотом. Наощупь, верно, чистый шелк.

Вчерашние угрозы Виктора звучали вполне реально, но когда это драконы пасовали перед деревенскими мужиками?

– Герен Шпифонтейн, – торопливо произнес певец, оказавшийся тощим курчавым пареньком, и, сделав пару шагов, принял пафосную позу, которую явно отрепетировал заранее: одна нога вперед, рука в сторону, лютня, перевязанная алым бантом, прижата к груди. – Франциск Звенящий к вашим услугам. Я исполню вам песню «Когда сердце пылает». Слова Франциска Звенящего, музыка – Франци…

Кэти выписала ему оплеуху и рявкнула:

– Куда на грядку залез? Не видишь – редиска!

– Отстань! – рассердился парень. – Мы тут о творчестве говорим, о высоких материях, а ты со своей редиской!

– Я скоро спущусь, – пообещал Гарри и, закрыв окно, пошел в ванную.

Приведя себя в порядок и одевшись, он сбежал по лестнице, и к нему тут же бросился усатый мужик, который вчера встречал его с караваем.

– Герен Шпифонтейн! – усач сиял так, словно увидел родную маму после долгой разлуки. – Рад, очень рад, что вас к нам сослали. Не потому, что вас отправили в ссылку, конечно, нет, – торопливо исправился он. – Уверен, это недоразумение, ведь такой достойный человек не мог совершить преступления! Вас оболгали, оговорили…

– Да нет, все по делу, – возразил Гарри.

– Я городничий. Марен Кухт, – представился мужик и энергично потряс протянутую ему руку, обхватив ее обеими ладонями. – А это моя дочка Мэриан, – кивнул он на блондинку, стоящую рядом и меланхолично жующую булку. – Ее вы, конечно, помните. Как забыть такую красоту…

Мэриан глянула на Гарри коровьими глазами и, прикусив пухлую губу, томно вздохнула.

– Рен Кухт, – коротко кивнул он в знак приветствия, – рена. Очень приятно.

– Нам надо подписать кое-какие бумаги, – добавил городничий. – О вашем прибытии, расходах управы… Как вам условия пребывания? Все устраивает?

– Более чем, – заверил Гарри, поймав взгляд Кэти, которая вышла из кухни, и подвинулся к стойке.

– Прекрасно, прекрасно, – обрадовался городничий, не отставая от него ни на шаг. – Раньше ссыльных селили за чертой города, у самых Лоханок. Но я решил – что за дичь! Такой достойный человек – и в какую-то развалюху…

– Благодарю.

– Вы, конечно же, знаете, что наш город был назван в честь озер уникальной чистоты и красоты. Лоханки – дивное чудо природы. Моя дочь с радостью вам их покажет.

Мэриан снова томно вздохнула, так что ее грудь призывно колыхнулась.

– Благодарю, – повторил Гарри. – Надеюсь, бумаги и озера подождут. Я бы хотел позавтракать, разобрать вещи…

– Конечно-конечно, – заверил городничий. – Мэриан тоже как раз не успела позавтракать…

– Да? – басом удивилась та. – А котлетки?

– Что ж, значит, договорились, – сказал Гарри, выбрав более строгий тон. – Я загляну к вам, когда освобожусь. Кэйтлин покажет дорогу.

Городничий недовольно пригладил усы, глянув на Кэти, но после улыбнулся и, взяв под руку свою пышную дочь, пошел на выход. Из-за дверей выглянул певец, бренькнул по струнам лютни, но Кэти пригрозила ему кулаком, и он исчез.

– Итак, – сказал Гарри, садясь за стойку.

– Что итак? – переспросила Кэти, ставя перед ним тарелку с пышными блинами, политыми медом.

Ее саму словно медом полили, так бы и попробовал… Подцепив блин вилкой, Гарри задал вопрос, который не давал ему покоя:

– Скажите, Кэти, отчего вы согласились приютить ссыльного и так печетесь о его, то бишь моем, удобстве? Певец явно хочет поразить меня меткой рифмой в самое сердце, а городничий – сбыть с рук дочь. Но чего от меня хотите вы?

Гарри откусил блин, с интересом наблюдая за широкой гаммой чувств, отразившейся на хорошеньком личике Кэти: замешательство, смущение, решительность…

– Денег, – выпалила она, посмотрев ему прямо в глаза.

Гарри испустил вздох, полный демонстративного разочарования.