Грех Захарова (СИ) - Голд Лена - Страница 41

– Отойди от меня, – пытаюсь сказать как можно тверже, но получается так себе. Потому что мне уже дышать нечем. Воздух из помещения будто испарился. – Ты не слышишь?

– Слышу, как стучит твое сердце в такт моему, – хрипит прямо в губы. Берет меня за руку и прижимает к своей груди, где бешено бьется пульс. – Плевать, что ты отказалась стать моей женой. Еще есть время. Главное – ты рядом. Никуда от меня не денешься, Мирослава.

– Самодовольный кретин, – хочу оттолкнуть его, но он еще плотнее прижимается ко мне. Еще ближе наклоняется и чуть ли не касается губ своими.

Его рука оказывается на моем затылке, сжимает. А вторая гладит щеку, подбородок. Становится слишком жарко, а внизу живота щекотно. Кислорода катастрофически не хватает. Дышу часто и порывисто, пытаясь перевести дыхание.

Мне кажется вот-вот мое сердце выпрыгнет из груди. Каким бы он кретином ни был, все-таки во мне еще остались чувства к нему. Но я не подам виду. Он того не стоит. Снова воспользуется моей доверчивостью. Снова растопчет. Я не готова к такому подвигу. Во второй раз я себя в кучу собрать не смогу.

– Сколько ты еще будешь вот так… Упираться? Сердцу не прикажешь, Мира. Рано или поздно оно тебя подведет. Разве нет? – насмешливо шепчет в губы. – Я никогда не считал тебя шлюхой. Но знал, что ты упрямая особа. Самоуверенная. Правда, со временем узнал тебя с другой стороны. До последнего не хотел отпускать к брату, но… Как сказал раньше, сердцу не прикажешь, Мирослава. Лучше бы в тот день меня угробили – и я не вернулся домой, – касаясь губами нежной кожи щеки, скользит ниже – к шее.

– Да ты пьян! Отпусти! – хочу ускользнуть, однако он берет мои руки в плен. Сжав их одной своей, поднимает над головой. Второй ладонью касается живота. – Что, опять будешь насиловать?

Он резко останавливается. Подняв голову, заглядывает в мои глаза. Они сверкают. Там пробегает что-то непонятное.

– Ты дрожишь, – замечает мерзавец. – А потом говоришь, что насилую.

Мгновение – и он впивается в мои губы. Мало того, еще и язык подключает. Заставляет мой мозг отключиться напрочь.

– Отпусти, – выдернув руки из хватки, впиваюсь ногтями в его шею. Не жалею мерзавца. Плевать. Пусть не лапает. – Сукин ты сын!

– Прости меня, Мир. Прости, – хрипит он мне в губы, прижимаясь крепче. Я чувствую его желание, чувствую, как бешено барабанит сердце в груди. – Прости, мелкая.

Мелкая… Когда-то он меня так называл. Сначала не нравилось, но потом я привыкла. И даже сама хотела услышать от него это слово. Но сейчас… Как-то смешно…

Внутри кипит злость и ярость. Меня снова потряхивает от эмоций, но сейчас намного сильнее. На самом деле злюсь я не на него, а больше всего на саму себя. На свое тело, которое, несмотря на его звериные поступки, все равно тянется к нему. Хочет его. Так не должно быть…

– За что? – шиплю. – За что прощения просишь, извращенец? Отойди от меня. Немедленно.

Еще чуть-чуть – и я просто сдамся. Не дам отчет своим действиям. Совершенно. Потому что внизу живота скручивает. Щекотно и жарко. Чересчур! Не хочу тянуться к нему сама, не хочу, чтобы мы зашли далеко. Иначе назад дороги не будет… Он просто затащит меня в постель. А дальше… Даже думать страшно.

– За все, – шепчет на ухо, сжимая зубами мочку, чем вызывает волну мурашек по коже. – За все, что с тобой сделал. Прости, Мира.

Целует в макушку, висок, щеку. И глаза. Опускается ниже. Я сильнее впиваюсь ногтями в его плечи, когда его руки оказываются на моей талии.

– Я, как школьник, влюбился, – издав тихий, чуть хрипловатый смешок, он немного отстраняется. Становится очень холодно. Будто ветер со всех сторон дуть начинает. – Надеюсь, я не сдохну и увижу тот день, когда ты сама захочешь сломать эту непробиваемую стену между нами.

Я громко хмыкаю, поправляя взъерошенные волосы и одежду. Перевожу сбитое дыхание. Не дождешься… Я лучше на горло себе наступлю, чем сама буду тянуться к тебе за поцелуем. Гад!

– Не смей больше меня трогать!

– Не буду, – склонив голову набок, смотрит в глаза прищуренным взглядом. – А ты не отрицай… Никогда не говори, что ничего не чувствуешь ко мне.

– Чувствую, конечно же. Я не камень, Захаров, – опускаю ручку двери, открываю. Буквально вылетаю наружу. – Ненависть. Вот что я испытываю к тебе. А еще отвращение.

– М-м, – он достает из кармана мятую пачку сигарет, вынув губами одну, чиркает зажигалкой. – Поэтому ответила на поцелуй?

– Я не отвечала! – вырывается из горла машинально. – Что за бред? Прекрати! Не трогай меня больше! И не смей свой язык мне до горла засовывать! Дурак! Набитый!

Не знаю, что смешного в моих словах, но Захаров, запрокинув голову назад, громко смеется. Вызываю лифт и, скрестив руки на груди, жду. Захаров снова очень близко. Прямо позади. Я чувствую его запах. Благо, не трогает. Иначе в этот раз я закачу истерику. Ну достаточно играть со мной. Я ведь не железная!

– Мне всего два десятка лет, Захаров. Умирать не собираюсь. Отдай ключи. Ты пьяный, – встаю напротив, как только оказываемся на свежем воздухе. – Ну-у!

Он снова улыбается мне. Господи, почему спиртное так действует на него? Брат всегда ругался, матерился, когда был пьян. Даже бил. Помню, однажды… Это было зимой. Он из дома меня в одной ночнушке выгнал. За выпивкой послал. А этот оперативник ржет…

– Я выпил всего два стакана виски, Мира, – протягивает ключи от автомобиля. – От этого пьяными не становятся. И если ты думаешь, что я говорил тебе те слова не в себе, – многозначительный взгляд в глаза. – Ты ошибаешься. Я далеко не романтик. И признаваться в своих чувствах не очень люблю. Но тут прямо захотелось…

Голос хриплый, притягательный. Глаза действительно живые. Не похож он на пьяного, но его действия какие-то странные. Или я привыкла к серьезному и дебильному характеру Захарова. А когда он мягкий, то просто как-то непривычно. Даже удивительно.

– Не любишь признаваться, ага, – сажусь за руль, завожу двигатель. – Но в управлении всех заставляешь.

– Заставляю. Но не в любви признаваться, Мира. Это совсем другое.

Закатываю глаза. Вести диалог больше не хочу, поэтому, сосредоточив внимание на дороге, решаю не обращать на него внимания. А он даже не пытается со мной говорить. Включает радио, слушает какую-то музыку про любовь. Боже, меня уже начинает тошнить. Скорее бы до дома добраться.

– Завтра день рождения Эмиля. Ты же в курсе? – мы заходим в лифт. – Вечеринка будет. Работы нет. Будь готова к трем. Заеду, поедем туда. Бестужев обещал, что сам за нами «прилетит», если мы вдруг не окажемся среди гостей.

– А я обязательно должна с тобой туда… – договорить не получается, потому что встречаюсь с предупреждающим взглядом Захарова в отражении зеркала. – Ясно.

– Умница, – усмехается уголками рта. – Поедешь только со мной. Нас ждет великий день.

– Ты опять что-то запланировал? Хочешь меня куда-нибудь затащить и снова свой язык мне в горло засунуть, да? Извращенец…

– Нет, в следущий раз сама целовать будешь, – смеется он, не сводя с меня синих глаз, где полыхают хитрые огоньки. Нет, явно что-то задумал! – Пожелай мне спокойной ночи. Дома ты рот на замок закроешь. Снова. Не устала еще?

– Не-а, – тяну согласные. – Бесишься?

– Нет, почему же? Твоя упертость, упрямство… Все это заводит сильнее. Продолжай, мелкая, в том же духе. Мне все нравится.

ГЛАВА 34

Сказать, что я не спала всю ночь – это ничего не сказать. Как только закрывала глаза, мне казалось, что Захаров рядом. Будто дышит мне в затылок, обнимает огромными горячими ладонями, прижимает к себе. До сих пор я чувствую, как гудят мои губы. Они опухли так же, как глаза. Но вторые от недосыпа.

Несколько раз выходила из комнаты, шла в ванную, чтобы умыться. Привести себя в порядок. В чувства! Все тело горело, несмотря на то, что в доме есть кондиционер и было достаточно прохладно. Пришла к выводу, что это все он. Захаров. И его прикосновения, поцелуи, которые до сих пор не выходят из головы.