Камни последней стены - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 12

– Какая чушь, – поморщился Осипов. – Вы мыслите стандартными категориями прошлого. Зачем нам их убирать?

– Очевидно, смерть Нигбура несколько отличается от «стандартных категорий прошлого»? – иронически спросил Дронго.

– С вами невозможно разговаривать, – разозлился Осипов. – Нет, тысячу раз нет. Зачем нам нужно было сначала стрелять в Шилковского, а затем его спасать? Мы бы пристрелили его на месте. Но нам было важно узнать, кто и почему решил напасть на них. Нам важно было понять, кто был предателем в этой группе и кто знал о нашей акции. И все эти годы мы пытались узнать, но у нас ничего не получилось. Повторяю – мы этого не делали. И мы до сих пор не знаем, кто и почему напал на них.

В комнате наступило молчание.

– Я еще поработаю с документами, – сказал Дронго, – отосплюсь в самолете. Надеюсь, с Бутцманом все в порядке. Он еще жив?

– Не нужно так шутить, – парировал Георгий Самойлович. – Вы хотите познакомиться со своими сопровождающими?

– Нет. Завтра мы все равно познакомимся.

– Как хотите. До свидания.

Дронго поднялся и вышел из кабинета. Осипов долго смотрел ему вслед. Затем поднял трубку телефона и сказал:

– У нас могут быть проблемы. Нужно продумать наши варианты во всех подробностях.

Тель-Авив.

2 ноября 1999 года

Он приехал в Шереметьево-1 за час до посадки. Обычно он просил, чтобы ему заказали VIP-зал, чтобы по возможности избежать общения с другими пассажирами. Просторный зал аэропорта Шереметьево-1 напоминал еще о тех временах, когда через него проходили правительственные делегации, и поэтому в зале был установлен бюст Ленина. Дронго сидел на диване и читал газету, когда увидел, что к нему подходит молодая пара.

– Здравствуйте, – вежливо сказал молодой человек. – Мы, кажется, летим вместе.

Дронго убрал газету и посмотрел на подошедших. Высокий молодой человек, лет тридцати пяти. Открытое дружелюбное лицо, светлые волосы, добрая улыбка. Он был похож скорее на журналиста или научного работника, чем на громилу, способного обеспечить безопасность охраняемого лица. Рядом с ним стояла женщина. Ей было тоже не меньше тридцати пяти. Волевой подбородок, нос с небольшой горбинкой, красивые зеленые глаза, темные, коротко остриженные волосы. Дронго поднялся.

– Мне нужно представиться? – усмехнулся он, обращаясь к незнакомцам.

– Нет, – ответил молодой человек, – не нужно. Я Андрей Константинович, а это Лариса. Лариса Шадрина, соответственно моя жена.

– Очень приятно, – пробормотал Дронго, кивнув женщине, которая молча смотрела на него. – Садитесь, – показал он на диван рядом с собой. Они сняли плащи. Мужчина был в костюме. Женщина в платье чуть выше колен. У нее были ровные, красивые, чуть мускулистые ноги, какие бывают у спортсменок. Она села рядом с ним, достала сигареты. Потом взглянула на Дронго.

– Извините, – произнесла она низким резким голосом. – Вы, кажется, не курите?

Это были первые слова, которые он от нее услышал.

– Нет, – ответил Дронго, – но вы можете курить. Я терпеливый.

Она словно не слышала его слов. Поднялась, отошла в сторону и щелкнула зажигалкой.

– Тяжелая у вас «семейная жизнь», – пошутил Дронго, глядя на женщину и обращаясь к Андрею Константиновичу.

– Наверно, – улыбнулся тот. – Вообще-то в семье все должна решать женщина.

– Особенно в такой образцовой, как ваша, – кивнул Дронго. – Как ее зовут на самом деле? Если, конечно, вы не выдаете важную государственную тайну.

– Так и зовут, – ответил Андрей Константинович, – это ее настоящее имя. Мы – журналисты, отправляемся в Израиль готовить материалы для нашего радио.

– Не сомневаюсь, что вы привезете оттуда самый лучший репортаж, – буркнул Дронго, снова разворачивая газету.

Лариса докурила сигарету и вернулась. Усевшись на диван, она взяла другую газету и молча стала читать ее, так и не проронив ни слова до того момента, когда наконец объявили посадку. В салоне Дронго с удивлением обнаружил, что у его сопровождающих были билеты в салон эконом-класса. Поднявшись со своего места, он прошел во второй салон.

– Извините, – сказал он, обращаясь к женщине, – может, мы поменяемся местами. Я сяду с вашим мужем, а вы пересядете на мое место.

Она взглянула на него. Зеленые глаза смотрели с несколько большим интересом. Она говорила, делая небольшие паузы, словно обдумывая каждое свое слово.

– Спасибо, – сказала она, – не нужно пересаживаться. Вам положено сидеть в бизнес-классе, а мы останемся здесь, на своих местах.

– Ваше ведомство могло бы купить всем нам билеты в первый класс, – пробормотал Дронго, – но обещаю вам, что не выйду из самолета до тех пор, пока мы не приземлимся в Тель-Авиве.

– Надеюсь, вы сдержите слово, – ровным голосом произнесла она.

Он вернулся на свое место. Один из знакомых онкологов однажды объяснил Дронго, что радиация в самолете превышает допустимый фон и, чтобы хоть как-то защититься от нее, нужно пить красное вино. А так как красное вино было практически единственным алкогольным напитком, который он употреблял, то он честно последовал рекомендациям врача и выпил несколько стаканов красного вина.

В Тель-Авиве было жарко и многолюдно. Один из самых охраняемых аэропортов мира был по-восточному шумным и многоголосым. Они быстро прошли пограничный и таможенный контроль. Для семейной пары журналистов Шадриных была заказана машина. Когда Дронго получил свой чемодан и направился к выходу, неожиданно за его спиной оказался Андрей.

– Лариса оформила машину, – пояснил он, – мы ждем вас на улице. Сразу отвезем в отель.

– Какой отель вы мне заказали?

– «Холидей Инн».

– Нужно было «Хилтон», – вздохнул Дронго.

– Почему «Хилтон»? – не понял Андрей.

– Меня ведь послали не просто так, – тихо пояснил Дронго. – Ваше руководство полагает, что за Бутцманом должно быть установлено наблюдение. И появление сотрудника внешней разведки рядом с домом Оливера Бутцмана будет выглядеть как своеобразный вызов вашей службы. Я же не должен вызывать раздражения ни у израильтян, ни у немцев, не говоря уже об американцах.

– Не понимаю, при чем тут «Хилтон»? – спросил Андрей.

– Во многих разведках мира знают, что я живу в отелях «Хилтон», уже много лет ношу обувь и ремни фирмы «Балли», употребляю парфюм «Фаренгейт». Я не считаю себя популярным эстрадным исполнителем, о котором пишут таблоиды, но мои привычки всем известны. Хотя в последние годы я иногда живу и в других отелях. Ладно, пусть будет «Холидей Инн». Это не столь принципиально.

Они вышли на улицу, и сразу рядом с ними затормозил «фиат», за рулем которого сидела Лариса. Андрей уселся рядом с ней на переднем сиденье, Дронго устроился сзади.

Почти все время они молчали. Андрей дремал, Дронго смотрел по сторонам. Он отметил, как уверенно женщина чувствовала себя за рулем. Она так же уверенно ориентировалась в дорожных указателях, безошибочно выбирая верный путь.

– Вы раньше бывали в Израиле? – понял Дронго.

Она взглянула на него в зеркало заднего обзора и ничего не ответила.

– Меня нервирует ваше молчание, – заметил Дронго. – Я не уверен, что молчание всегда золото. Либо вам нечего сказать, либо вы не хотите со мной разговаривать.

– Возможно, – коротко ответила Лариса, выруливая на дорогу.

– Что, возможно?

– Любая причина, какая вам нравится.

– Очень любезно с вашей стороны, – ответил Дронго.

– За нами следят, – неожиданно сказала она, глядя на идущую за ними машину.

– Что? – сразу проснулся Андрей.

– За нами следят, – подтвердила она. – Я заметила их от самого аэропорта.

– Одна машина? – спросил Андрей.

– Кажется, две. Они меняют друг друга, обгоняя нас или немного отставая.

– Я вам говорил про «Хилтон», – напомнил Дронго.

– Нужно было добираться на разных машинах, – нахмурился Андрей.

– Нет, – ответил Дронго, – так гораздо лучше. Если за нами следят, значит, они сразу бы вас вычислили. Мы прилетели на одном самолете, одним рейсом и остановились в одной и той же гостинице. Я думаю, в такие совпадения профессионалы не верят. Они проверили бы вашу службу на радио и все бы узнали. Поэтому лучше, что мы поехали вместе. Если это израильская контрразведка, то они поймут, что вы обеспечиваете мою безопасность.