Мой первый роман про... (СИ) - "Чинара" - Страница 22

— Мой. — тихо и бесцветно поправляет Слава. Окно открываю чуть шире.

— Чё?

— День Рождения. День — он, мой.

— Ой, опять из себя умную строишь? Была бы такой, работу бы лучше нашла или что-то кроме своих детских книжулек написала. Но фантазии и таланта ноль. — девушка мне эта не нравится. И чем дальше, тем меньше.

Давай писательница, посади малолетку на место. Заткни и назови мелкой сукой.

Но вместо этого Слава спокойно произносит:

— Ноль — это начало всего. Не так уж и плохо.

— Короче, отмечаем в следующее воскресенье в ресторане «Гуси и Лоси». Мама просила сказать, что можешь прийти не одна, — усмешка. — Но вряд ли у тебя появился ухажёр старая дева.

Рука сама тянется к двери, открывает её, а ноги вытаскивают меня из машины.

— Извините девушки, случайно услышал конец беседы. Конечно, мы с моей Славой придём вдвоём. Правда, дорогая?

Если порочная протеже и теряется, то лишь на долю секунды.

— Конечно, дорогой. — в ее глазах я вижу «большое спасибо», и члена колбасит от «дорогой».

— Это твой парень? — розово-волосая с открытым ртом смотрит на меня. — Ты не познакомишь?

— В другой раз. — быстро произносит писательница. Передаёт ей пакет с кормом и быстро возвращается к машине, около которой жду я, галантно открывая дверь.

Глава 22

Вселенная по странности моментально исполнила мое желание: «вот бы у меня прямо сейчас был парень!» — возникшее при любезном напоминании Ксюши о моей никчёмности во всех возможных областях и особенном упущении в делах личной жизни.

Поэтому, когда Георгий совершенно неожиданно решил подыграть мне, я растерялась не от поступка мужчины, а от того, насколько быстро осуществилась просьба.

Вселенная, а мы можем ещё пару раз повторить данный опыт, но уже в других областях?

— Спасибо. — быстро произношу, боясь от смущения запутаться в одном простом слове.

Мне были неожиданно приятны те пары минут, в которые он изображал моего молодого человека. Словно рыцарь, сияя доспехами, вышел из машины и, ласково улыбнувшись, сказал «мы, с моей Славой». Не исключено, что в свои двадцать пять я осталась неразумным подростком, раз от одного местоимения, да и то ненастоящего, может стать так тепло на душе и так сильно забиться сердце.

Сейчас же я смотрю в окно и наблюдаю счастливую парочку, медленно прогуливающуюся и держащуюся за руки. Парень ласково тянет девушку к себе и целует в макушку, нежно и трогательно. В обычном, казалось бы, жесте столько тепла, что я невольно им улыбаюсь, а реальность холодом сквозит внутри меня, облепляя пониманием, как должно быть жалко и глупо я выглядела со стороны.

Ведь стоит быть честной с собой и признать… единственная причина поступка Георгия — жалость. Худшее, чего можно хотеть от окружающих… Худшее, чего можно хотеть от него…

Стараясь прогнать горькие мысли, задаюсь вопросом… а слышал ли он весь наш разговор с Ксюшей или лишь конец, как и сказал…

Что ж, придется для дня рождения выдумать детективную историю «почему я пришла без того красавчика.» Но ничего, я умею сочинять…

— Не за что. — разгоняя мои рассуждения, произносит владелец Эры. — Только она не сказала, во сколько. Как узнаете, напишите. Заеду тогда за Вами в следующее воскресенье.

Как в замедленной съемке, я поворачиваюсь на Георгия, широко распахнув глаза. Не веря, подозревая себя в тугодумстве или тугоухости… Разглядываю мужчину, не моргая… кажется, долго разглядываю… То есть, он не только подыграл, но и действительно собирается со мной пойти на торжество… Но…но почему?

— Слава, — моя бесцеремонность воспринимается иначе. — Если Вы против, могу не сопровождать Вас.

— Нет! Нет! Я не против. — чересчур поспешно и эмоционально выдаю я. Ни одна героиня не должна так откровенно и заинтересованно себя вести. Моветон. — Просто не удобно Вас беспокоить…

— Я сам проявил инициативу. И потом, Вы же хотели отблагодарить за бутерброды. — усмехается. — Считаете, что совместный поход в «Гуси и Лоси», это Ваша благодарность.

Мысли поворачиваются на сто восемьдесят градусов и начинают нещадно скакать в голове, сливаясь и тараня друг друга. Щеки превратились в испорченный светофор, на котором импульсивно загорается только красный цвет. А мне определенно надо перестать писать романы, так как моя фантазия мчится на скоростных санях к следующему воскресенью и представляет, как мы с Георгием входим в ресторан рука об руку, не хуже той пары на улице, и зимне-ход идей не желает останавливаться на невинных прикосновениях… Права Юлька, когда говорит: «Тебе бы мужика, а-то вход в твой дворец зарастет непроглядным плющом». Думаю, плющ настолько распространился, что теперь травит мое сознание своими хотелками про рыцаря-садовника…

— Сводная сестра? — даже не представляя из каких фантазий меня вытаскивает, спрашивает сын владелицы Эры.

— Дочь мачехи. — нервно поправляю, пытаясь выкинуть навязчивую картинку поцелуя.

— Не заставляли перебирать рис и чечевицу? — он входит в заговор с плющом и поворачиваясь на меня, улыбается. И такой он приятный, когда вот такой…

— Нет. Только фасоль и горох.

Мимика на его лице сразу сменяется, и лето одним шагом превращается в лютую зиму. Хмурится:

— Ты, надеюсь, шутишь?

Как возможна столь быстрая перемена… и почему, несмотря на непроницаемость мужского лица и требовательный тон вопроса, он вдруг представляется самым прекрасным созданием… а я пытаюсь сдержать улыбку и усмирить сердце, допрыгнувшее до горла.

— Шучу. — удержать смешок не получается

— Хорошо. — черты лица на его лице вновь расслабляются. — И не против, что я на «ты»?

— Не против.

— Славно. Тогда и ты ко мне без «Вы».

По дороге в аэропорт, Георгию приходится остановиться в двух местах. Второе возникает в связи со звонком, раздавшимся в пути. Все остановки связаны с писателями, переводчиками, редакторами и книгами — дела Эры. Издательство небольшое, но странно, что он сам развозит…

— Моя мать считает, что курьер для топовых писателей — это не серьезно. А вот сын владелицы самое то. — произносит, возвращаясь в машину после второй остановки.

— У Риммы Константиновны… — отвечаю, пытаясь верно подобрать слова. — Большой опыт работы и уверена, она знает свое дело и, возможно, чувствует какие-то нюансы.

— Тебя завербовали максимально успешно. — смеется Георгий.

— Ничего подобного…

— Моя мать от тебя в восторге, ты не знала?

— От меня? — удивляюсь я, а ему, кажется, искренне нравится моя реакция. — Римма Константинона? Не-е-е-т. Точно. Вы… то есть, ты, наверное, не так понял. Она даже имени моего не знает и называет меня только «Милочка.

— Говорю же, ты на особом счету. И, кажется, я начинаю понимать почему. — от этих слов, тело вновь ощущает потребность в изображении красного светофора.

И всё в этот день было прекрасно, пока мы не сели в самолёт.

Он не позволил мне притронуться к моему маленькому чемодану и сам уложил наши вещи, заранее достав из своей сумки ноутбук. Спросил, не желаю ли я место у окна и с улыбкой мне его уступил.

Затем двери салона закрылись, а стюардесса по имени Вита проверила не забыли ли мы пристегнуть ремни. Самолет, качнувшись, начал движение и из динамиков зазвучал веселый голос капитан Игоря Лосева.

— Не боишься летать? — участливо поинтересовался Георгий.

— Нет. Мы один раз летали с папой в Сочи.

— Хорошо. А я подумываю почитать отрывок, который ты направила. Вчера не успел.

Не знаю, заметил ли он быстрое исчезновение всякого цвета с моего лица или то, как быстро и с какой надеждой метнулись мои глаза в сторону выхода.

Ждать ответа на отправленный отрывок или целую книгу — это пытка.

А сидеть рядом с очень красивым сыном владелицы Эры, который вдруг перестал смотреть на тебя, как на чудовище, превратился из холодного камня в героя, вторгся в поцелуйные фантазии, и знать, совершенно точно знать, что он читает написанную тобой историю с эротическими сценами. И сцена там не одна(!) — пытка, обильно приправленная чёрным юмором.