Неестественные причины - Джеймс Филлис Дороти - Страница 29

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛОНДОН

1

На следующее утро, после раннего одинокого завтрака, справившись по телефону у Реклесса о лондонском адресе Дигби Сетона и названии отеля, где останавливалась Элизабет Марли, Далглиш отправился в путь. Он не объяснил Реклессу, зачем ему нужны эти сведения, и тот сообщил их, ничего не спросив, только пожелал мистеру Далглишу приятной и успешной поездки. Далглиш ответил, что не слишком-то верит в ее приятность и успешность, но благодарит инспектора за помощь. Оба не скрывали иронии. Даже телефонный провод, казалось, вибрировал от их взаимной неприязни.

Беспокоить Джастина Брайса в такую рань было, конечно, жестоко, но Далглиш хотел взять у него фотографию пляжной компании. Хотя снимок сделали несколько лет назад, Сетоны, Оливер Лэгем и сам Брайс были на нем вполне узнаваемы.

Услышав стук в дверь, Брайс, пошатываясь, спустился вниз. Столь раннее вторжение, похоже, лишило его как разума, так и дара речи, и Далглишу стоило изрядных усилий втолковать ему, что от него нужно, и получить снимок. Отдав его, Брайс вдруг задался вопросом, следовало ли это делать. Когда Далглиш уже уходил, он с озабоченным видом засеменил вслед, скуля: «Адам, вы только не рассказывайте Оливеру, что я его вам дал. Он придет в ярость, если узнает о сотрудничестве с полицией. Боюсь, Оливер капельку вам не доверяет. Приходится взывать к вашей щепетильности».

Далглиш промычал нечто успокоительное и посоветовал пойти еще подремать, но он был слишком хорошо знаком с фокусами Джастина, чтобы принимать их за чистую монету. Позавтракав и набравшись сил для дневных передряг, он почти наверняка позвонит Селии Кэлтроп, чтобы по-соседски обменяться мыслями о том, чего можно теперь ждать от Адама Далглиша. К полудню весь Монксмир, и Оливер Лэтем в том числе, будет знать, что он уехал в Лондон, взяв с собой фотографию.

Дорога была не слишком утомительной. Он выбрал кратчайший маршрут и в полдвенадцатого уже въезжал в город. Он не предполагал, что вернется в Лондон так скоро. Смахивало на преждевременный конец безнадежно испорченного отпуска. Суеверно отгоняя эту мысль, он поборол искушение заехать в свою квартиру на Куинхайте с видом на Темзу и сразу направился к Уэст-Энду. Около полудня он остановил свой «купер-бри-столь» на Лексингтон-стрит и зашагал по направлению к Блумсбери и «Клубу мертвецов».

«Клуб мертвецов» представляет собой типично английское заведение, назначение которого, трудноопределимое хоть с какой-нибудь степенью точности, прекрасно понимают все посвященные. Он был основан в 1892 году неким адвокатом и служил местом встреч людей, интересующихся убийствами, а после смерти основателя по завещанию получил во владение его уютный дом на Тэ-висток-сквер. Состав клуба исключительно мужской – женщинам не разрешается становиться его членами и даже посещать его. Ядро клуба образуют писатели-детективщики, избираемые скорее по степени известности издателей, чем по тиражам изданий, один-два отставных офицера полиции, с десяток практикующих адвокатов, трое ушедших на покой судей, а также многие известные криминалисты-любители и судебные репортеры; прочие же члены – заурядные люди, способные аккуратно платить членские взносы и глубокомысленно рассуждать о степени вины Уильяма Уоллеса или о тонкостях линии защиты Маделайн Смит. Хотя ввиду сугубо мужского характера клуба за его пределами оказались лучшие писательницы детективного жанра, это никого не смущает; руководство убеждено, что их присутствие не оправдает расходов на сооружение дополнительных туалетов. Сказать по правде, водопровод и систему канализации в «Клубе мертвецов» не меняли с тех самых пор, как в 1900 году он переехал на Тэвисток-сквер; однако слух о том, что ванны приобрел еще Джордж Джозеф Смит, не более чем «утка». Приверженность старине проявляется тут во всем; само ограничение состава членов объясняется убежденностью в том, что убийство – не тема для обсуждения в присутствии женщин. И убийство, как таковое, предстает в «Клубе мертвецов» неким изящным раритетом, отделенным от обыденности временем или панцирем закона и не имеющим ничего общего с подлыми или отчаянными преступлениями, которые большей частью приходилось расследовать Далглишу. Убийство здесь ассоциируется с опрятной служанкой викторианской эпохи в чепце с лентами, подглядывающей в дверь спальни за тем, как Аделаида Барт-летт готовит мужу лекарство; с грациозной ручкой, протягивающей сквозь решетку эдинбургского полуподвала чашку какао, куда, может быть, подмешан мышьяк; с доктором Лэмсоном, потчующим гостей пирогом на предсмертном чаепитии своего богатого свойственника; с Лиззи Борден, жарким массачусетским летом крадущейся с топором в руке по тихому дому в Фолл-Ривер.

У каждого клуба есть своя «изюминка». У «Клуба мертвецов» это – Планты. Если завсегдатай спрашивает: «Что с нами будет, если мы лишимся Плантов?» – то звучит это как «Что с нами будет, если на нас сбросят атомную бомбу?» Не то что эти вопросы вовсе лишены смысла, но заостряют на них внимание только люди с больным воображением. Судьба подарила мистеру Плату – можно подумать, из особой благосклонности к клубу – пять здоровых и ухватистых дочек. Три старшие – Роза, Лилия и Гортензия – уже замужем и регулярно приходят помогать; две младшие – Магнолия и Примула – работают официантками в столовой. Глава семейства исполняет должность управляющего, а его жена, по общему мнению, – одна из лучших поварих Лондона. Именно Планты поддерживают в клубе дух городского, фамильного гнезда, благополучие которого вверено семейству преданных сметливых и выдержанных слуг. Членов клуба, живших в свое время в таких домах, греет уютное чувство, что они вернулись в собственное.детство; прочие же остро ощущают, чего были лишены. Чудачества Плантов только делают их интереснее, не ставя под вопрос их деловитость, а это можно сказать лишь о немногих клубных служащих.

Хотя Далглиш и не был членом клуба, он иногда там обедал и с Плантом был знаком. Хорошо было и то, что по необъяснимому сродству душ Плант ему симпатизировал. Плант без возражений показал ему все, что он хотел увидеть, и ответил на все вопросы; Далглишу не было нужды слишком уж упирать на свой неофициальный статус. Сказано между ними было немного, но этого хватило чтобы они великолепно друг друга поняли. Плант провел Далглиша в маленькую спальню окном на улицу на первом этаже которую неизменно занимал Сетон, и пока Далглиш изучал комнату, он не спускал с него глаз. Если бы не привычка работать под чужими взглядами, Далглиша могло бы смутить столь пристальное наблюдение. Наружность у Планта была запоминающаяся. Рост – шесть футов три дюйма, плечи широкие, лицо бледное и мягкое, как замазка, левая скула по диагонали рассечена тонким шрамом. Эта полученная в юности отметина, результат заурядного падения с велосипеда на железные перила, так сильно напоминала дуэльный шрам, что Плант, не устоявший перед искушением усилить эффект, постоянно носил пенсне и стриг волосы ежиком – это делало его похожим на офицера-злодея из фильма про нацистов. Униформа была под стать такому образу: темно-синий шерстяной костюм с миниатюрными черепами на обоих лацканах – эта вульгарная и вычурная деталь, введенная в употребление в 1896 году основателем клуба, ныне, как и сам Плант, освящена временем и обычаем. Во всяком случае, члены клуба всегда несколько недоумевают, слыша замечания гостей по поводу странного вида Планта.

В спальне смотреть было почти не на что. Сквозь тонкие териленовые занавески пробивался тусклый свет октябрьского дня. Гардероб и комод были пусты. На стоявшем у окна небольшом письменном столе светлого дерева лежали только чистый блокнот и стопка писчей бумаги с эмблемой клуба. Узкая свежезастеленная кровать дожидалась нового жильца. Плант сказал:.

– Офицеры из суффолкского уголовного розыска забрали его пишущую машинку и одежду, сэр. Они искали бумаги, но не нашли ничего стоящего. Только пачку коричневых конвертов, листов пятьдесят чистой бумаги и пару листочков копирки – вот и все. Он ведь был аккуратист, сэр.