Мой босс - мой враг? (СИ) - Фарди Кира - Страница 45

— Степка, сынок, — тетя Зина заходится плачем, — не делай больно Жене. У неё приступ удушья начался.

— Что? Какой приступ? — брат подозрительно смотрит на нас.

— После той ночи началось. Задыхается и в обморок падает. Если помощь сразу не оказать, умереть может.

— Это правда? — желтый взгляд сверлит меня до печёнок.

Киваю в ответ, говорить уже не могу, только шарю рукой по брюкам, не могу найти карман. Тетка соображает быстрее: видела меня в таком состоянии. Теперь она отталкивает сына, лезет в мой карман и вытаскивает лекарство.

— Давай, дыши, — умоляет меня и трясущимися руками давит на кнопку спрея.

Степан внезапно поднимает меня и на руках несёт в комнату, осторожно кладёт на диван. Звериный взгляд меняется на тревожный.

— Ну, ты, Жека… как же так вышло? — поворачивается к матери и кричит на неё: — А ты почему молчала? И ведь ни слова…

— Тебе своих проблем хватало, вот и молчала.

Постепенно дыхание приходит в норму. Я сажусь, вытираю пот со лба и собираюсь с мыслями.

— Тетя Зина, Степан. Мне нужно с вами поговорить. Отпустите вы меня, умоляю, хотите, на колени перед вами встану. Степка, будь братом, а не козлом!

Говорю, а в памяти вспыхивает картинка, как тетка также умоляла меня в больничной палате, стоя на коленях. Жизнь сделала оборот, словно цикл замыкается. Бумеранг возвращается ко мне.

— Спятила, девка? — брат вскакивает и начинает маятником метаться по комнате. — Кто тебя держит?

— Ты же сам сказал, что я буду твоей, а у меня…

— Ну-ну, послушаем. Что там у тебя?

Он опять подлетает к дивану, и я вжимаюсь в спинку.

— У меня парень есть. Мы любим друг друга, пожениться хотим, — выпаливаю на одном вдохе, растягивать не могу.

— Женька, правда? — охает тетка. — Ну, ты и сучка! А как же Степан? Он же из-за тебя…

И уже нет тихой забитой женщины. Она с упреком смотрит на меня и тоже надвигается, как грозовая туча. Жалость к племяннице забыта, интересы сына ближе и дороже.

Поддержка в лице тетки, растворяется, словно ее и не было. А я так радовалась, думала: она изменилась, наконец поняла, что вырастила плохого, неблагодарного сына. Теперь передо мной стояли сплоченные враги.

Невольно смотрю на входную дверь: будет ли шанс дать отпор и сбежать?

— Тетя Зина, у меня своя жизнь, — говорю мягко, как с маленьким ребёнком. — Рядом с Тимуром я дышу свободно, приступов нет, не чувствую в нем опасности. Мне с ним легко. Он защитил меня пять лет назад, готов защищать и сейчас, но Степка…

— Чем мой сын опять тебе не угодил? И лицом вышел, и статью. А жизнь потрепала, так это не конец, молод ещё, выправится.

— Я его люблю, но… как старшего братишку.

— А кто говорит о любви? — тетка уже шипит, как змея, а ее сын ухмыляется. — Должок отдай и убирайся.

— К-какой должок? — от шока теряю голос, а сама лихорадочно вспоминаю, где прокололась. — У меня ничего нет, ни квартиры, ни денег.

— Зато есть красивое тело, — Степан придвигается ещё ближе, но мне спрятаться уже некуда.

Он небрежно берет меня за плечо и прижимает к спинке дивана. Максимально откидываюсь назад, чтобы этот человек не коснулся меня.

— Не трогай меня!

Но Степан меня не слышит. Он плотоядно улыбается, большим пальцем правой руки с силой проводит по губам. Кажется, что слизистая вдавится в зубы и останется там навсегда. Рот от боли раскрывается, палец проваливается внутрь, едет по зубам, по языку…

Я яростно сопротивляюсь, пытаюсь оторвать братца руками, пнуть ногами, отвращение настолько сильное, что тошнота поднимается из желудка.

— Пусти ее!

Спасает меня тетка. Она бросается к Степану и оттаскивает сына, а я бегу в туалет. Падаю на колени возле унитаза и дышу, дышу, успокаивая взбунтовавшееся тело.

— Я тебе противен? Отвечай, противен? — рычит сзади Степан. — А тот качок слаще мёда? Так, да?

— Да…

— Никогда не будешь с ним!

Крик поднимается к потолку. Мы с теткой замираем от страха. Звонок телефона разрывает зловещую тишину…

Мы смотрим на диван, откуда несутся звуки рингтона, и я срываюсь с места. Почти удаётся схватить сумочку, но брат меня опережает.

— Отдай! Немедленно отдай! — мой голос поднимается до визга.

— А ты отними, попробуй, — хмыкает Степан и задирает высоко руку.

Даже подпрыгивая, я не могу дотянуться до его пальцев. А он хохочет и ускользает. Несмотря на длинное тело, Степан хорошо двигается. Жизнь в тюрьме приучила к постоянной опасности за спиной, с которой надо в случае чего сразиться.

От обиды слёзы выступают на глазах, но страх куда-то исчезает, на тошноту уже не обращаю внимания. Только злость и ненависть к этой семье придаёт мне сил. Звонок замолкает, но через минуту раздаётся снова.

— Ах, не отдашь?

Я размахиваюсь и бью брата коленом в развилку между ног. Уж до этого места дотянуться могу. Тетка взвизгивает и вцепляется мне в волосы. Степан за мгновение до удара угадывает мой порыв и отпрыгивает, поэтому ему достаётся только пальцами на излете. Но и это вызывает боль. Брат сгибается пополам.

— Стерва! Змея! Пригрели гадюку называется, — колотит меня тетка.

Ее тычки в основном попадают на спину. Я вздрагиваю от каждого, но взгляд по-прежнему прикован к сумочке. А она болтается свободно на запястье у брата и манит, зовёт к себе.

— Вы сами виноваты, — огрызаюсь на тетку, выворачиваюсь и сжимаю ее руки. — Хватит! Отдайте мои вещи, и я больше никогда к вам не приду.

— А вот это выкуси! — Степан показывает мне кукиш, выскакивает на балкон и выбрасывает сумку.

— Ты что делаешь? — я пытаюсь протиснуться к перилам. — Люди, вызовите полицию, убивают! — кричу, просунув голову в распахнутую дверь.

Тетка хватает меня за талию и втягивает в комнату, Степан закрывает дверь на балкон.

— Мать, отпусти ее! — приказывает он и обувается.

— Ты куда?

— Сейчас приду. Вы пока поговорите.

Я смотрю шальными глазами на родственников, а в голове мечутся мысли в поисках идеи. Надо вернуть сумку, там карты, деньги и мобильник. Без них я не смогу отсюда уехать и не смогу позвонить.

Дверь хлопает, и только после этого тетя Зина отпускает меня.

— Зря ты так, Женя. Я же по-доброму к тебе, по-хорошему. Неблагодарная.

— Давайте не будем говорить о благодарности. Вы сами виноваты в своих бедах. Воспитали сына-бандита.

— Степка хорошим мальчиком рос.

— Хорошим? О Боже! Да он и в детстве мразью был.

Рассказываю ей, как драгоценный сыночек измывался над слабыми школьниками, избивал их и выманивал деньги.

— У каждого свой бизнес, — спокойно говорит тетка, нисколько ни удивившись. — Один шьёт, другой в магазине работает, третий рэкетом занимается. Работа.

— Какой кошмар! Вы даже не понимаете, насколько прогнила ваша душа.

— Мала ещё, чтобы меня судить!

Услышав звук ключа, поворачивающегося в замке, мы замолкаем и настораживаемся. Я мелкими шагами приближаюсь к выходу. Попробую выскользнуть, когда Степка войдёт.

Но он появляется не один. За спиной маячат ещё двое: невысокий крепыш, мышцы бугрятся на руках, и высокий и худощавый парень. Он одет во все чёрное, а на голове — мотоциклетный шлем. Через чёрное непроницаемое стекло я не могу разглядеть лицо гостя, но сердце сжимается только от одного его вида.

— Значит, это ты послал вчера байкера? — налетаю на брата с кулаками.

— А что, понравилось? Серега классно мотик водит! Хотелось твоего Захери нервишки пощекотать, — усмехается Степан.

— Ты совсем больной, братишка, — плачу уже навзрыд. — На всю голову. И это ты любовью называешь?

— Хватайте ее! — приказывает он, не обращая внимания на мои слова.

Враги налетают с трёх сторон и берут меня в кольцо. Тетка кружится за их спинами, иногда мелькает то лицо, то край халата, то седые волосы. Не понимаю, что происходит, но чувствую, как опять начинаю задыхаться.

— Лекарство, дайте ей лекарство! — слышу голос тетки, но он доносится словно из-под воды.