Горацио Хорнблауэр. Рассказы (СИ) - Форестер Сесил Скотт - Страница 22

В рассказе Георг III дважды употребляет выражение «Прилежные мальчики получают гинеи». Хорнблауэр замечает: «Столь желаемая всеми и элегантная монета теперь, когда Англия вела войну со всем миром, полностью вышла из обращения из-за финансовых трудностей, которые испытывала страна». Действительно, в течение наполеоновских войн были периоды, когда Англия официально оставалась единственной страной, воевавшей с Францией, в то время как остальные европейские страны были либо аннексированы, либо вступали в союз с Наполеоном, либо были им запуганы. Однако, большую часть этой 20-летней борьбы Англия поддерживала финансами и живой силой те части Европы, которые боролись против французской тирании. Обширная торговая империя Джона Буля приносила гигантский доход, но значительная часть его расходовалась на поддержку потенциальных или действительных союзников и на оплату собственных военных действий. В 1797 году Английский банк ограничил хождение золота и серебра во внутренних расчетах, заменив его банкнотами. Это ограничение продолжало действовать до 1815 года.

С 1808 года британская военная активность на Иберийском полуострове стала требовать значительных сумм в звонкой монете. Доклады Веллингтона из Испании и Португалии заполнены доводами о необходимости денежных трат. В целом правительству хватало ума удовлетворять большинство его требований. В законе имелась лазейка, позволяющая вывозить гинеи для оплаты содержания британских войск за границей. Положение Веллингтона вынуждало его тратить эти деньги и на другие цели. Расходы по войне на Иберийском полуострове были главной причиной исчезновения гинеи из внутреннего обращения.

Во время войн с Францией и ее непостоянным союзником Испанией захваты испанских «золотых галеонов» и даже целых эскадр обеспечили британскому правительству потрясающее количество благородных металлов. Например, в октябре 1796 года было захвачено несколько испанских судов, следовавших из Америки, в трюмах которых находилось около тысячи ящиков вместимостью 3000 серебряных долларов каждый — всего три миллиона звонкой монетой. Для перевозки этой добычи из Плимута в Лондон понадобились шестьдесят три фургона. В 1804 году другой захваченный флот принес два миллиона фунтов стерлингов в серебряных долларах и золотых слитках. Примерно половина этой суммы была в долларах, что составило около четырех миллионов монет.

В 1797 году Английский банк из-за нехватки монет в обращении решил использовать захваченные испанские доллары. Часть из них была отправлена на монетный двор, где на изображение испанского короля (конкретно, на его шею) был нанесен штамп с бюстом Георга III. Штамп представлял собой небольшой овал, подобный тому, который ювелирные гильдии используют для маркировки серебряных изделий. Было выпущено более двух миллионов таких монет с объявленной официальной ценностью в 4 шиллинга и 9 пенсов. Так как на свободном рынке испанские доллары можно было приобрести дешевле, то вскоре появились монеты с фальшивым штампом Георга. Через семь месяцев проштампованные испанские монеты изъяли из обращения. Английская серебряная монета достоинством в пять шиллингов всегда была известна как крона (crown, то есть корона), отсюда объявленная стоимость 4 шиллинга 9 пенсов дала повод появлению выражения «две королевских головы не стоят короны» (two king’s heads not worth a crown).

В 1803 году выпуск таких проштампованных монет возобновился, а в 1804 году штамп был изменен на восьмиугольный большего размера. При этой попытке было выпущено полмиллиона монет, но опять возникли проблемы с фальшивомонетчиками, и их также изъяли из обращения. После этого монетный двор стал штамповать их полноразмерным пуансоном, при чем испанский дизайн монеты в большинстве случаев полностью затирался.

Тем не менее, проштампованные испанские монеты продолжали хождение в уменьшающемся количестве, а некоторая их часть, несомненно, была припрятана как редкостная диковина. В настоящее время они находятся в руках коллекционеров. Стоит заметить, что в рассказе король передает монету много лет спустя после того, как была выпущена последняя из них. Вполне возможно, что король держал эти монеты для раздачи как знак его благосклонности. Что, собственно, он и сделал в данном случае.

ОСТРИЕ И ЛЕЗВИЕ

Набросок рассказа

(перевод: Виктор В. Федин)

Время действия — 1819 год.

Хорнблауэр, кэптен со стажем службы в этом звании более трех лет, находится в запасе на половинном жаловании. Его деятельная натура, как всегда, требовала физических нагрузок, и он уже довольно продолжительное время брал уроки фехтования. Он пришел к пониманию, подкрепленному памятью о дюжине рукопашных схваток, того, что, при умелом использовании, удар острием предпочтительнее удару лезвием.

Англия в то время погружалась в глубины послевоенного экономического кризиса. Из-за ширящейся безработицы многие люди голодали, и, несмотря на жестокие законы (человека могли повесить за кражу в размере пяти шиллингов), преступления процветали.

Дело было в Портсмуте. Хорнблауэр был приглашен отужинать на флагманском корабле своего друга лорда Эксмута, которому посчастливилось получить командование в том скудном флоте, который Англия позволяла себе содержать в послевоенном мире.

Горацио приехал со своей супругой Барбарой и остановился в гостинице «Георг». Ближе к концу дня Барбара придирчиво проинспектировала его внешность, удостоверилась, что его цивильная одежда находится в порядке, что он не забыл одеть золотые часы и взять трость эбенового дерева с позолоченным набалдашником, и проводила его, чтобы — как и положено порядочной жене — провести в одиночестве скучный вечер.

Эксмут и Хорнблауэр, разумеется, приятно провели вечер, обсуждая положение государства и военно-морскую политику. Эксмут, радостно потирая руки, рассказывал Хорнблауэру о революции в методах вербовки матросов. Никаких ярких зазывающих плакатов, никаких вербовочных команд — голодающие матросы сами становятся в очередь, ожидая возможности быть зачисленными в состав королевского флота. Капитаны могли придирчиво подбирать экипажи.

После ужина Хорнблауэр, весь в фешенебельной одежде, с блестящей тростью, возвращался в гостиницу. Внезапно из темного закутка на него набросился какой-то бродяга — босой, в оборванной одежде и, судя по всему, голодный. В руке он держал ветку от какого-то дерева — свое единственное рабочее орудие. Угрожая Хорнблауэру этой импровизированной дубинкой, бродяга потребовал кошелек. Этот разбойник рисковал быть повешенным всего лишь за возможность поесть.

Либеральным чувствам Хорнблауэра проявить себя не было времени. Он среагировал мгновенно, и без малейших раздумий сделал выпад тростью. Острие одерживает верх над лезвием — конец трости ударил разбойника в щеку, и тот, наполовину оглушенный, завалился на спину. Хорнблауэр вывернул его руку, заставив уронить «дубинку». Разбойник оказался обезоруженным, и Хорнблауэр мог подозвать блюстителя порядка и отправить бродягу на верную смерть. Но он, разумеется, не мог так поступить. Вместо этого он вернулся на корабль Эксмута, ведя с собой бродягу.

«Милорд, не откажите мне еще в одной любезности. Не могли бы вы зачислить этого человека в состав своего экипажа?»

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Рассказ

(перевод: Константин Киричук)

Адмирал Флота лорд Горацио Хорнблауэр в одиночестве сидел со своим послеобеденным стаканчиком портвейна в столовой имения Смоллбридж и испытывал чувство величайшего комфорта. Дождевые капли тяжело барабанили в окна; бесконечный дождь лил несколько уже несколько дней, подчеркивая печальный рекорд этой весны — более дождливой не помнили и старожилы. Время от времени шум дождя усиливался — это резкие порывы ветра бросали тяжелые капли в оконное стекло. Фермеры и арендаторы будут жаловаться больше обычного, особенно теперь, когда перед ними вырисовывается печальная перспектива — потерять урожай еще до того, как он успеет созреть. Хорнблауэр ощутил прилив глубокого удовлетворения при мысли, что уж его-то доходы не зависят от капризов погоды. Как Адмирал Флота он уже никогда не будет терпеть нужду на половинном жалованье; льет дождь или светит солнце, царит мир или грохочет война, он всегда получит свои вполне приличные три тысячи фунтов в год, а вместе с еще тремя тысячами дохода от средств, вложенных в государственные ценные бумаги, ему уже не только никогда не придется не только бедствовать, но даже и беспокоиться о завтрашнем дне. Он может быть снисходительным к своим арендаторам; более того, он сможет подбросить своему сыну Ричарду еще пять сотен в год — учитывая, что молодому полковнику гвардии приходится часто сопровождать молодую королеву и посещать двор, можно представить какие длинные счета присылает Ричарду ежемесячно его портной.