Жемчуг Лутры - Джейкс Брайан - Страница 8

По прибытии в Рэдволл большая часть компании разошлась по своим спальням. Не собиравшиеся ложиться Мартин, Ролло и сам аббат вызвались подложить дров в камин в Большом Зале и собрать на стол то, что осталось от Весеннего Пира, чтобы угостить нежданных гостей.

Хват налил себе и тут же выпил полную кружку клубничной наливки, а затем приступил к ужину, решительно расправился с внушительным куском пирога, основательной порцией свежего салата и парой ломтей сыра. После чего он смахнул слезу умиления уголком своей белой туники и вздохнул:

— Ну и дела! Знатно, ребята, вы меня подкормили. Ущипните меня кто-нибудь, я хочу убедиться, что все это — не сон.

Сноп, оказавшийся действительно еще совсем юной совой, прервал расправу над морковно-грибным фланом и заметил:

— Брось придуриваться, лопоухий. Чтобы ты уснул, когда по соседству еда пропадает? Да никогда в жизни! Я-то видел, как морковка сама выдергивалась из земли и убегала куда глаза глядят, как только ты появлялся на краю поля.

Мартин с улыбкой послушал перебранку старых приятелей, а затем обратился к сидевшим рядом летописцу и аббату:

— Похоже, у брата Хиггли завтра будет одной головной болью меньше: с такими едоками ему не придется утром решать вопрос, куда девать остатки вчерашнего пира. А пока я попросил бы рассказать о том горностае, что побывал у нас в мое отсутствие. Начинай, Ролло.

Поглядывая время от времени в свои записи, Ролло-летописец поведал Мартину такую историю:

— Горностай по имени Седоглуп появился у стен аббатства где-то в середине осени. Выглядел он, как и все горностаи, — разбойник разбойником, но был при этом абсолютно безопасен: из-за страшной раны на голове он едва держался на ногах. Кто его так отделал — неизвестно. Скорее всего кто-нибудь из своих же. В общем, пожалели мы его: впустили, стали кормить, как могли лечили рану. Но до конца он так и не выздоровел, так и остался слабым, болезненным, да и с головой у него явно не все в порядке оказалось. Я как сейчас помню, что Седоглуп прятался по самым темным углам аббатства, боялся всего, даже тени пролетающей птицы, и все бормотал себе под нос: «Безумный Глаз найдет меня! Его когти дотянутся куда угодно. Какой же я дурак — позарился на „Слезы Океанов»! Ведь смерть ходит по пятам за всеми, кто к ним прикоснется. И поделом, поделом тебе, бестолочь! Вот доберется до тебя Безумный Глаз, попробуй-ка избежать его мести, куда там…»

Тут Мартин перебил летописца:

— Подожди-ка. Пока, на первый взгляд, все это полная белиберда. Хотя — как посмотреть… «Слезы Океанов», Безумный Глаз, когти, которые могут достать кого угодно за тридевять земель… Получается, что этому Безумному Глазу позарез нужны эти «слезы», где бы они ни оказались… Да, а почему все-таки этот Седоглуп оказался там, на камнях, да еще и с ложкой Фермальды?

— Помню-помню я этого плаксу, — вступил в разговор аббат. — Даже самые терпеливые обитатели Рэдволла устали от его беспонятного нытья и причитаний. Вскоре жалела его одна лишь старая Фермальда.

Мартин еще раз обтер рукавом старую ложку.

— Да, кто ж не помнит старушку Фермальду, — грустно улыбнувшись, сказал он. — Странная была белка. Вечно говорила стихами, что-то напевала, даже на вопросы отвечала в рифму. Говорят, такое с возрастом бывает. Но никому ее странности в тягость не были. Она придумала свой мир, где все про всё стихами говорят, но никого туда не тянула. Она даже жить перебралась куда-то на чердак, спускалась только иногда, всегда улыбалась, довольная такая. Кстати, может быть, там, на чердаке, и разгадка этой тайны найдется. Ладно, извини, Ролло, перебил я тебя.

Летописец отложил свой свиток и пожал плечами, заметив:

— А особо-то больше и рассказывать нечего. Фермальда забрала Седоглупа к себе на чердак, поселила его где-то там, по соседству с собой; его потом порой неделями никто и не видел. Наверное, думал, что там безопаснее всего. Только, помню, как-то раз спускается Фермальда на кухню, еды взять, а накладывает в кастрюльку только на себя одну…

Тут вновь подал голос аббат:

— Точно-точно. Ролло, ты уж извини меня, но я тогда как раз был там, помогал Хиггли торт печь. Я и спрашиваю Фермальду: чего, мол, на гостя-то не рассчитываешь? Уж не голодом ли его морить собралась? А она посмотрела на меня и говорит: «Нет его». Я, конечно, помню, что у него за рана была и как он себя чувствовал. Вот и говорю ей тихонько, чтобы раньше времени никого не беспокоить: «В каком смысле — нет? Умер, что ли?» А она отвечает, да так, что поди разбери. Бубнит свои вирши, и всё.

Мартин подался вперед и, сгорая от любопытства, спросил:

— Отец-настоятель, а что она тогда сказала, вы не запомнили? Дьюррал откинулся на спинку стула, скрестил лапы на груди, засунув их в широкие рукава, и прикрыл глаза.

— Помню, конечно, — сказал он. — Сам не знаю почему, но стишки Фермальды всегда хорошо запоминались. А эти — так просто впечатались в память:

Наступила тишина. Из дальнего угла зала, откуда-то с лестницы, вдруг послышался какой-то шум. Мартин поднял лапу, призывая сохранять молчание, и, бесшумно ступая по полу, направился к лестнице. Следом за ним крался Ролло. Неожиданно, громко шаркая, их обогнал Хват. Заяц первым подошел к нижней ступеньке и поднял с нее два осколка фарфоровой тарелки.

— Тарелка упала, вот и все дела! — торжествующе объявил Хват. — Мы, зайцы, ребята решительные и соображаем побыстрее некоторых. Пока вы там себе невесть чего воображали, я уже тут как тут: все выяснил, во всем разобрался, вот так!

Мартин стремительно взбежал по лестнице, а Ролло раздраженно процедил зайцу сквозь зубы:

— Премного вам благодарны, господин Безмозглый Торопыга. Спасибо, что спугнули того, кто подслушивал нас с верхней площадки. Ваше шарканье за версту предупредило любого, кто там прятался, о том, что его раскрыли.

Горный заяц оскорблено всплеснул ушами и заявил:

— Ах вот как! Да если бы вы действовали хотя бы чуточку быстрее, хотя бы вполовину того, как действовал я, подозреваемый в подслушивании уже держал бы ответ перед вами!

Ролло крепче сжал кулаки и не сдавался:

— Что же ты, дважды быстрый, не схватил подозреваемого и даже не увидел, кто там прятался? Нет, ты еще и нам помешал выяснить, кто нас подслушивает, и сцапать его по-тихому!

Хват обезоруживающе улыбнулся рассердившемуся летописцу и похлопал его по плечу:

— Не беда, старина, все мы иногда ошибаемся. Может быть, в следующий раз ты воспользуешься моим советом и, действуя порезвее, сумеешь добиться своего.

С этими словами дерзкий заяц поспешил вернуться к столу, чтобы ни в коем случае не отстать от Снопа, уплетавшего ужин.

Мартин спустился в зал и, покачав головой, сообщил:

— Никого. Малыши спят. Может быть, кто-то из них оставил тарелку на верхней ступеньке лестницы, кто-то случайно сдвинул ее на самый край, вот она от сквозняка и соскользнула вниз.

Сова Сноп с важным видом заявил:

— Я вот что думаю. Сквозняк — дело такое, он еще и не то вытворяет. Если резко открыть амбарные ворота, он может и здоровую сову с лап сбить, если, конечно, врасплох застать или если устал и лапами плохо цепляешься. Вот такие дела.

Аббат Дьюррал положил лапы на плечи Мартину и Ролло.

— Сдается мне, что друг Сноп абсолютно прав, — с улыбкой сказал он. — И что нам всем сейчас нужно — так это дуновение ласкового бриза, который перенес бы нас наверх, в спальни. По-моему, нам давно пора отдохнуть.

Мартин с трудом удержался от того, чтобы зевнуть, и поспешил согласиться:

— Отличная мысль, отец-настоятель. Договорим утром, за завтраком. — Посмотрев на гостей, он сказал: — А вы, ребята, когда доедите, устраивайтесь пока здесь на матрасах, где сидят малыши. Места тут хватит, у камина тепло. А завтра мы что-нибудь придумаем.