Станешь моей? (СИ) - Чер Алекс - Страница 4

Да, вблизи он ничего. Такой весь при костюме, при терпком мужественном запахе, при горячих и нежных руках. Но не так чтобы «Ах!» и сердце вон.

«Или всё же „ах“»? – смотрю я в его глаза цвета морской волны. Правда именно взгляд этих красивых глаз, обрамлённых густыми загнутыми ресницами мне и не нравится. Что-то есть в нём опасное, злое, колючее. Особенно когда он, так и не поцеловав мою руку, получает в ладонь свой наушник.

Или я всё это себе выдумала, зная, на что он способен?

– Ева, – подсказываю я.

– Значит, Ева, – хмыкает он. – Символично. Добро пожаловать, Ева!

И второй раз хмыкает, когда, сказав приветственную речь, уже уходя, оборачивается на меня. Заинтересованно. И я бы сказала: довольно.

«Заметил? Вот и отлично!» – теперь хмыкаю я. Хотя первую Лоркину заповедь «Сначала присматриваться и ничем не выделяться» я уже нарушила.

А сразу после этого нас приглашают на завтрак.

В красивой столовой со шведским столом один из подручных оглашает для новеньких правила проживания. А я уясняю первые истины: здесь каждая сама за себя и готова на всё, но все из кожи вон лезут, чтобы в глазах Адама казаться лучше.

Ведь камеры снимают 24\7. И никто не знает, где они установлены. Ни задницу не почешешь, ни в носу не поковыряешься. Или скажем, уронишь с подноса сок, когда тебя «нечаянно» подтолкнут под локоть, а он там уже видел, уже поставил себе «минус», уже знает.

Правда, именно по напряжению и скованности в этом видео-пространстве, где не только Адам, тысячи его камер и сотни сотрудников, но и вся интернет-сеть наблюдает за тобой, и можно вычислить новеньких.

Старенькие как раз подталкивают друг друга локтями, что только что и сделала высокая темнокожая «модель», похожая на юную Тайру Бэнкс. Правда, далеко до того, как эта афроамериканка стала носить парики нового поколения Lace Wigs – тончайшую сетку с настоящими волосами, что приклеивается к коже головы. У нашей Тайры – жёсткие вьющиеся волосы торчат пружинами как у взорвавшегося матраса.

И видимо потому, что я видела, как она подтолкнула одну из девушек, что вместо завтрака теперь пошла переодевать платье, она и подсаживается ко мне.

– Привет! Я – Анита. Я тут седьмую неделю.

– Привет! А я Ева, приехала вчера, – представляемся мы как на встрече клуба анонимных алкоголиков.

– Как ощущения?

– Пока не очень, – пожимаю я плечами.

– Понимаю, камеры, – натянуто улыбается она. – Но это ничего, скоро привыкнешь, – берёт с моей тарелки ломтик жареной картошки и откусывает. – Здесь в столовой всего одна, – показывает она большим пальцем себе за спину, – поэтому не советую зевать и смотреть по сторонам, а то может показаться, что ты что-то не то увидела.

– Разве? Я ничего не видела, – пожимаю я плечами.

– Вот и правильно, – встаёт она и бросает откусанную картошку обратно на мою тарелку. – Не понимаю, как можно есть такую гадость.

– А я слышала Адаму нравятся девушки с хорошим аппетитом, – как раз замечаю я одну из участниц такой ужасающей худобы, что о её плечи можно уколоться, а локтями наделать дыр в столешнице.

– Не верь, – как бы невзначай толкает Анита мой стакан с соком, уходя.

«Вот сучка!» – подскакиваю я, спасаясь от растекающейся лужи.

– Анита, – сокрушённо качает головой худая девушка и, бросив свой поднос, помогает мне салфетками вытереть лужу. – Не обращай на неё внимания, – шепчет она. – Говорят, Адам отдаёт предпочтение таким диким кошечкам, опасным, царапучим. Вот она и старается. Не пойму только зачем пригласили меня. Наверно, для ассортимента, – пожимает острыми плечами и тяжело, обречённо вздыхает. – Он меня даже ни на одно личное свидание не пригласил. Я, кстати, Фэйт. Две недели на проекте.

– Ева. Приехала вчера, – повторяю я уже как мантру.

И пока мы с Фэйт перебираемся за чистый столик, в столовую вносят конверт и одну чайную розу.

В послании из конверта написаны имена девушек, что приглашены завтра с утра с Адамом на групповое свидание в аквапарк. И я, икнув, судорожно вспоминаю есть ли у меня купальник, когда слышу своё имя.

А вот розу – приглашение на личное свидание – получает… Фэйт.

– Сучка, – шипит Анита, проходя мимо нас.

Я минут десять уговариваю Фэйт хоть немного поесть, пока она в полной прострации, как мумия, моргает глазами. А потому толкаю в её безвольно открывающийся рот то, что она принесла на подносе: кусочек сыра такого размера, словно она вытащила его из мышеловки; что-то похожее на крошки от печенья и баночку йогурта. Среди «кукольного» набора её еды эта крошечная баночка выглядит как ведро, в которое я по личной инициативе насыпаю кукурузных хлопьев. И кормлю её болезную с ложки как маленькую не потому, что точно знаю: Адаму нравятся девушки, что не придерживаются никакой диеты. А потому, что этой бледной трепонеме действительно надо поесть, если она не хочет на своём первом свидании грохнуться в обморок.

Глава 4. Адам

«Что она делает? Что, чёрт побери, она делает?» – прилипаю я к монитору, глядя как эта Ева озадачила Эвана. Это же он, а не я пошёл знакомиться с новенькими. Он это любит: покрасоваться, пока «новобранцы» волнуются, чувствуют себя неуверенно, пребывают в лёгком шоке.

А если Эван кем-то заинтересуется всерьёз, мне уже к ней не подойти. Или он, или я – таков закон. Иначе разница между нами будет слишком очевидна. А он не будет рисковать своим шоу ради какой-то девчонки. Будет встречаться с ней до самого финала. И только всю «грязную работу» в конце может оставить мне.

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вот почему я этого не хочу? Что за глупости лезут в голову? Я же её даже не видел. Только через монитор. И она совсем не похожа на Вики. И чем дольше я за ней смотрю, тем убеждаюсь в этом сильнее. Но хуже всего, что я смотрю.

Смотрю, как она повздорила с этой сучкой Анитой. Я уж думал, когда Лорен уйдёт, новая стерва в шоу появится не скоро, ведь они стараются произвести на меня благоприятное впечатление, – зачем мне стерва-жена? – но ошибся. До Лорен этой Аните, конечно, далеко, но кровушки тоже, чую, выпьет немало.

Смотрю, как эта Ева кормит Фэйт из ложки, как птенца. И ведь невольно теплеет на душе от такой доброты и заботы.

– Она не Вики, не Вики! – выдыхаю я, откидываюсь к спинке стула и закрываю руками глаза.

Господи, как я устал! Взорвать бы к чертям собачьм этот остров. Вместе с домом отца, родовым имением, «Мёртвым городом» – аттракционом, что он построил, и всем этим богатством, и роскошью, что я всегда презирал.

Как презирал и отца, жестокого, властного, непреклонного. Отца, который мальчишку, с детства мечтавшего стать лётчиком, отдал на балет.

И плевать я хотел на его завещание, когда сбежал из дома. Когда зарабатывал тем, что, сцепив зубы, назло ему всё же освоил – танцами. Грязными танцами. Стриптизом. А потом ушёл в армию, и лётчиком всё же стал. И остался сверхсрочно, наёмником, даже когда налетал столько часов, что уже на пенсию можно было идти, а я не ходил даже в отпуск.

Но вонючие отцовские деньги я всё же взял. Уже не у отца, у Эвана.

Когда заболела Вики.

И мне было плевать на что я подписываюсь, плевать, что чуть не на брюхе пришлось ползать перед братом, чтобы он мне их дал. Тогда мне было на всё плевать. Главное, деньги я получил.

Но ещё больше стало плевать, когда их пришлось отрабатывать, как и чем – всё равно, потому что, несмотря на все усилия, Вики умерла.

Мою жизнь, как разбитую чашку уже не склеишь, но шоу должно продолжаться.

– Шоу должно продолжаться, – встаю я и иду натягивать на себя одежду, ту, что на сегодня приготовил мне Эван. Моё на этом шоу только имя. Всё остальное: условия, правила, жизнь – его.

У меня личное свидание с девушкой, которая сегодня выбывает. И с ней столько работы!

– Привет! – протягиваю я руку, чтобы помочь Фэйт выйти из лимузина.

– Привет, – еле слышно произносит она, чувствуя себя неловко в декольтированном платье, которое, конечно, намеренно так подобрали костюмеры Эвана, чтобы ещё больше подчеркнуть её безгрудость, худосочность и выпирающие лопатки.