Властелин рек - Иутин Виктор - Страница 9

— Дядя Никита никогда не строил заговоры против тебя! — возразил Иван, чуть задрав подбородок.

— Возможно и так, — отвечал Иоанн. — Но и обладать властью, как и многие прочие, он так же стремился!

Царевич молчал, сведя к переносице брови.

— Чего так смотришь на меня? Думаешь, не ведаю, что он тебя с Шереметева дочерью свел?

— Что? — бледнея, вопросил Иван. Ухмыльнувшись, Иоанн кивнул.

— Я все знаю! Все! Никитка решил, что ежели на ней женит тебя, то будет единовластным твоим соправителем, когда меня не станет! Будь его воля, он бы и свою дочерь за тебя выдал! Проклятый род!

Иван чувствовал, как кровь гулко начинает стучать в голове. Он глядел на отца, не в силах что-либо ответить ему. Он видел, как сухие крючковатые пальцы Иоанна вцепились в посох, и этот резной скипетр, украшенный цветастыми крупными камнями, словно вобрал в себя то доброе и светлое, что Иван видел в отце только что, и царь тут же снова постарел, обрюзг, и вновь появилась страшная личина старческого, изможденного страданиями, лица.

— Он думает, ежели Насте родным братом приходится, то я его к ногтю не прижму? Уже не раз упреждал его, дабы не играл со мною!

— Он никогда не предавал тебя! — возразил Иван.

— Шереметевы напрочь все изменники! Федька Шереметев, дядя невесты твоей, предал крестоцелование и присягнул Баторию! А ты посмел взять ее в жены!

— Я выбрал Елену сам! Сам! — Иван говорил и не слышал своего голоса из-за гула все громче и чаще стучащей в голове крови, а у самого перед глазами стоял улыбающийся Федор Захарьин, зовущий проехаться мимо палат Шереметевых, и Никита Романович, называющий Елену своей дочерью, и взгляд Елены, игриво-застенчивый, с коим протягивала она ему кувшин с молоком в тот день… Неужели это все ложь?

— Не верю я тебе! И не верю всем им! — продолжал неистовствовать Иоанн и громко стукнул посохом о каменный пол. — Они теперь заставили меня отказаться от Нарвы! Заставили! Они хотят, дабы я проиграл эту войну! Они не исполняют мои приказы и обманывают меня! Изменники! Из-за них я даже не ведаю того, что происходит на войне! Псы! Они хотят гибели державы…

Перед глазами Ивана палата, и бояре, сидящие по лавкам, глядят на него бесстрастно и надменно… А за их спинами горящие деревни, трупы, льющаяся рекой кровь…

— Ты даже мне не веришь! Мне! — выпалил вдруг Иван, силясь отогнать навязчивые видения. — Я просил тебя дать мне войско, дабы я сам вышел биться против Батория! Ты сам не желаешь спасения державы своей! Ты сам ведешь ее к гибели, ибо не веришь никому, медлишь, боишься каждого шага!

— Замолчи! — прошипел Иоанн, съежившись в своем кресле.

— Ты медлишь, а мы уже потеряли Полоцк, Великие Луки, скоро потеряем Нарву и, возможно, Псков! Чего ты ждешь, отец? Ежели ты не можешь повести войска, дай их мне! Ты болен!

— Замолчи!! — исступленно выкрикнул Иоанн и бросил в сына свой посох, но царевич успел закрыться рукой, и скипетр, отбившись от его плеча, тяжело, со звоном упал на каменный пол. Иван убрал от лица руки и с болью взглянул на отца. В глазах его блеснули злые слезы.

— Убирайся, — опустошенно вымолвил Иоанн. Он уже не видел, как сын бросился прочь, услышал лишь, как тяжело грохнула кованая железная дверь. Свечи уже оплывали, и сокровищница постепенно укрывалась тьмой. Тень Анастасии, как и прочих, исчезла, оставив живых наедине с их невзгодами и болью. Иоанн видел, как тьма подступает к нему, поглотив уже лежащий на полу посох. Слабый свет лился из маленьких зарешеченных окон, но вскоре и он погас.

А Иван тем временем, пылая от гнева, несся вверх по лестницам, летел по переходам, расталкивая стражников и попадавшихся по пути слуг. Не в силах излить на отца скопившуюся злобу, он бросился отыгрываться на Елене, которая волей Захарьиных стала его женой, будучи с ними в сговоре. «Как суку на случку!» — думал он гневно.

— В монастырь пойдешь! Покажу я вам, как пользовать меня! — шипел он сквозь зубы, злясь уже и на Елену, и на Захарьиных, самых близких прежде ему людей. Ведь не о его счастье пеклись, устроив Ивану знакомство с будущей женой! Иван лишь орудие в грядущей придворной борьбе…

Боярыни кинулись врассыпную, когда он явился на женскую сторону дворца, чего не должен был делать. Едва отворил двери покоя жены, тут же увидел Елену на пороге, она тревожно и пристально глядела на него.

— Это правда? — с трудом унимая клокочущую внутри ярость, вопросил Иван.

— Что, свет мой? — вопросила Елена, вскинув соболиные брови.

— Дядя Никита уговорил тебя стать женою мне? Это правда? — сжимая кулаки, проговорил Иван. Нахмурившись, Елена отрицательно мотнула головой и протянула руки к лицу мужа, но он отпрянул от нее, едва не оттолкнув, и закричал:

— Прочь! Прочь от меня! Ты, как и они все, только во благо себе пользуетесь мной! Моей любовью!

— Ванечка, — широко открыв блестящие от слез глаза, молвила Елена.

— Никто никогда не любил меня! Все вы хотите только власти и богатств! Только их! — до хрипоты кричал Иван, трясясь. — Ты! Как ты могла? Ты!

Лицо его перекосилось от гнева, он бросился к супруге и схватил ее за подбородок.

— Я тебя… в монастырь! Как я ненавижу тебя! В монастырь!!

— Ваня… — молвила она тихо, и слезы текли у нее из глаз. — Ваня, я… понесла…

На Ивана слово вылили ушат холодной воды. Он отпустил ее лицо и отступил назад. Елена, утирая слезы, улыбнулась:

— Я хотела тебе сегодня сказать… Но ты был с государем…

Ярость отхлынула, и пришло страшное опустошение. Иван закрыл руками лицо и опустился на колени:

— Господи…

Елена несмело подступила к нему, снова опасливо протянула руки к его голове, но увидев, что он не думает противиться этому, обняла мужа. Он уткнулся ей в живот и зарыдал.

— Все неправда, Ванечка. Я ведь вправду люблю тебя! Ты муж мой! Я жена твоя. Я сына тебе рожу, слышишь, Ванечка? — говорила она, оглаживая трясущиеся плечи мужа.

Он обнял ее и молвил, всхлипывая:

— Прости меня. Прости…

— Бедный мой, — плача от умиления и жалости к Ивану, шептала Елена, утирая мужу слезы. После ссор с отцом он всегда приходил опустошенный и один раз даже слег с хворью от переживаний. Но теперь он был счастлив. Господь услышал его. Предыдущих жен Ивана отец из-за бесплодности отправлял в монастырь. Теперь же этому не бывать.

— Надобно государю сообщить, — предложила Елена. — Пошлешь к нему?

Она торопилась доказать Иоанну, что, несмотря на все оговоры, достойна быть женой царевича, ибо сейчас в чреве ее, возможно, будущее великой династии. И тогда уже интриги супротив нее будут бесполезны!

— Пошлешь? — повторила Елена.

— Как же я люблю тебя, — ответил шепотом царевич, все крепче прижимая ее к себе.

Тем же вечером Иоанн, придя в свои покои, вызвал Андрея Щелкалова. Государь сидел в одной нижней длинной рубахе, устало откинувшись в своем кресле. Посох, без коего ему уже тяжко было передвигаться, был прислонен рядом.

Щелкалов, обмокнув перо в чернила, в ожидании глядел на государя. Иоанн глянул мельком на него, отвернулся и, помолчав, молвил:

— Пиши! «Божьей милостью мы, смиренный Иоанн Васильевич, удостоились быть носителем крестоносной хоругви и креста Христова, Российского царства и иных многих государств и царств скипетродержателем, царь и великий князь всея Руси, по Божьему изволению, а не по многомятежному желанию человечества, — Стефану, Божьей милостью королю Польскому, князю Семиградскому и иных»…

Скрип пера прекратился, едва Иоанн закончил говорить. Подумав, он продолжил:

«…Прислал ты к нам гонца своего Криштофа Держка с грамотой; а в грамоте своей писал нам, что наши полномочные послы прибыли к тебе с нашей верительной грамотой, в которой мы просили тебя доверять их словам, сказанным от нашего имени. Ты пишешь, что они объявили тебе, что пришли со всеми необходимыми полномочиями, чтобы заключить христианский мир <…>. Твои же паны, как сообщают наши послы, говорили им от твоего имени, что ты с нами помиришься, только если мы уступим тебе всю Ливонскую землю до последней пяди, что Велиж, Усвят и Озерище — все это уже у тебя, а Луки Великие, Заволочье и Холм беспрекословно оставлены нами при отступлении и что мы должны разрушить город Себеж да еще уплатить тебе четыреста тысяч золотых червонцев за твой убыток, что ты снаряжался, отправляясь воевать наши земли. Мы никогда еще не встречали такой самоуверенности и недоумеваем: ведь нынче ты собираешься мириться, а твоя рада предъявляет такие безмерные требования — чего же они потребуют, прервав мирные переговоры? Твои паны попрекали наших послов, что они приехали торговать Ливонской землей. Так что же: если наши послы торгуют Ливонской землей, то это плохо, а если твои паны нами и нашими владениями играют и из гордости предлагают невозможное — это хорошо? Да это не торговля была, а переговоры.