Инстинкт женщины - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 61

Тяжело вздохнув, подошел к Перевалову.

— На следующей неделе вам переведут недостающие деньги, — сказал он банкиру. — И помните, что все контрольные пакеты акций должны быть закреплены за банком «Армада».

Когда Перевалов уехал, Кудлин поднялся к себе в кабинет и, попросив секретаря ни с кем его не соединять, заново начал просматривать все бумаги. Официально Кудлин не являлся вице-президентом банка, занимая скромную должность консультанта президента. Но все в банке знали, что даже первый вице-президент не пользовался таким авторитетом и властью, как консультант президента. Кудлин был из той породы людей, которых интересовала реальная власть и реальные деньги, а мишуру в виде постов и должностей они с удовольствием уступали другим.

Он закончил работать в девять часов вечера. Собирая свои бумаги, чтобы положить их в сейф, обнаружил на столе записку Фомичева. Ту, где он написал: «Не знаю». Тщательно разорвал ее и бросил обрывки бумаги в корзину для мусора.

Выйдя из кабинета и продолжая думать о разговоре с Галустяном, он вспомнил и эту записку. Проходя мимо кабинета Чернышевой, он с удивлением обнаружил, что она еще не уехала домой. Кудлин постучал и услышал ее голос:

— Войдите.

Он вошел в кабинет.

— Уже десятый час, — заметил Леонид Дмитриевич, — все давно уехали. Почему вы еще здесь?

— Мне сказали, что завтра мы летим в Лондон, а многие вещи я должна узнать сегодня. Поэтому я взяла список сотрудников банка и людей, с которыми Валентин Давидович обычно работает. Хочу запомнить все телефоны, которые ему могут понадобиться.

— Похвальное рвение, — пробормотал Кудлин. — В любом случае не задерживайтесь. И пусть водитель подождет вас внизу. В городе лучше не появляться одной в столь позднее время.

— Я отпустила водителя, — сообщила она. — У меня есть своя машина.

— Постарайтесь о ней забыть, — отрезал Кудлин. — В вашем положении нельзя сидеть за рулем «Жигулей». И оставьте завтра машину где-нибудь на стоянке. До свидания.

Кудлин вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь. Когда она завтра уедет, нужно попросить Фомичева сделать самый тщательный обыск в ее квартире, подумал он. Если генерал прав, то Рашковский может застрять за границей… Не зря эта записка. Кудлин внезапно принял решение отправиться на дачу, где оставался Рашковский.

Он приехал к нему поздно вечером. Рашковский работал в кабинете. Узнав, что приехал Кудлин, он спустился вниз, и они вышли во двор. С недавних пор все разговоры в доме были прекращены.

— Что-нибудь случилось? — спросил Рашковский.

— Хочу поговорить насчет твоего отъезда, — вздохнул Кудлин. — Мне очень не нравится ситуация, в которую мы попали. Очень не нравится, — повторил он.

— Мне тоже не нравится, — сказал Рашковский. — Ну и что? Уеду в Англию, устрою Анну и постараюсь вернуться.

— Нет, — сказал Кудлин. — Сегодня Фомичев случайно оговорился, сказав, что ты, возможно, пробудешь там месяц или больше.

— Это не ему решать, — жестко ответил Рашковский.

— Подожди, — попросил Кудлин, — не перебивай меня. Ты ведь знаешь Фомичева. Он всегда добросовестно служил нам за те деньги, которые ты ему платишь. Но я думаю, что сейчас он знает гораздо больше, чем мы. Видимо, ему объяснили, что ты должен уехать навсегда. Вообще отойти от дел. И это — единственная гарантия твоей жизни. Это как раз тот случай, когда обычными мерами ничего не решишь. Здесь не поможет ни Фомичев с его людьми, ни наши связи, ни наши «друзья».

Рашковский сделал несколько шагов в молчании. Он обдумывал ситуацию. Потом обернулся и спросил:

— Что ты конкретно предлагаешь?

— Ты все знаешь лучше меня, — пожал плечами Кудлин. — Твой вопрос уже давно стал политическим. Значит, нужно решать его другими методами. И ты прекрасно знаешь, какими. Другого выхода у нас нет. Нужно связаться с мистером Адамсом, выйти на зарубежных банкиров. На самые крупные банки. Нужно задействовать все, что у нас есть. И возможно, тогда мы получим шанс вернуться живыми в Москву.

— Я подумаю над твоими словами, — пообещал Рашковский. Он помолчал и спросил: — Что там с Чернышевой? Она входит в курс дела?

— До десяти вечера сидела сегодня на работе. Ты меня извини, Валентин, я никогда не лез к тебе со своими предложениями. Но, может быть, нам лучше оставить Чернышеву в Москве? Давай мы ее подготовим, а потом она прилетит к тебе. Может, так будет лучше?

— Лучше — для кого? — резко спросил Рашковский. — Я уже принял решение. Если у тебя есть конкретные подозрения — сообщи. А если нет, иди к черту.

— Ей будет трудно.

— Поэтому я выбрал психолога. Думаю, она справится. У тебя есть еще какие-нибудь гениальные предложения?

— Есть, — оглянулся по сторонам Кудлин, — деньги Перевалову мы перевели. Он сделал все, о чем мы его просили. Но Галустян не перевел своей суммы. Говорит, что слишком большая и он не может сразу найти таких денег.

— Что значит — не может? — У Рашковского начал дергаться левый глаз. Так бывало всегда, когда он особенно злился.

— Говорит, что ситуация немного изменилась и он в затруднении.

— Бежит с корабля, — прошептал Рашковский, — узнал о покушении и решил вовремя сбежать. Небось узнал и о моем отъезде.

— Может быть, — согласился Кудлин, — но «пиковая масть» ждет решения Галустяна. Остальные тоже не перевели полностью положенных сумм.

— Почему ты мне об этом не говорил? — спросил, задыхаясь от волнения, Рашковский. — Почему только сегодня, только сейчас… — Он чуть не перешел на крик, но сумел себя сдержать. — Тебя больше интересуют мои секретари, чем наша работа, — зло прошипел он.

— Меня интересует в первую очередь твоя безопасность, — обиделся Кудлин, — может, ты и меня станешь подозревать?

— Может быть, — сказал Рашковский. Он думал о чем-то своем. Кудлин напряженно ждал. — Галустян узнал, что я уезжаю, и решил не платить, — негромко сказал Рашковский. — Сдается, он решил, что у меня не хватит сил с ним справиться. Что я буду занят только проблемами своей дочери.

— Он не заплатил, — подтвердил Кудлин, ожидавший решения Рашковского, — хотя мы с ним конкретно договорились.

— Человек, который нарушает свое слово, перестает пользоваться уважением в нашей среде, — пробормотал Рашковский, — так мне всегда говорил отец. Значит, Галустян считает, что я битая карта. Понятно…

Кудлин видел, каких усилий стоит Рашковскому сдерживать свой гнев. И тем не менее тот держался. Затем вдруг поднял голову и громко рассмеялся. От неожиданности Леонид Дмитриевич вздрогнул.

— Был один такой замечательный грузин, — пояснил Рашковский, взглянув на своего заместителя ненавидящими глазами, — его до сих пор помнят и боятся не только в Грузии, но и во всем мире. Так вот он говорил: «Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы».

— Это не он говорил, — поправил Рашковского начитанный Кудлин. — Сталин вообще такого не говорил. Это за него придумал Рыбаков в своем романе «Дети Арбата».

— Значит, хорошо придумал, — сказал Рашковский, взглянув на Кудлина. — Ты меня понимаешь?

Леонид Дмитриевич все понял. Он надеялся, что Рашковский поручит ему решить эту проблему. Остаться в Москве и провести переговоры с Галустяном. Но Рашковский решил иначе…

— Сейчас не время, Валентин, — попытался отговорить друга от рискованного шага Кудлин. — Сейчас нельзя давать повода для начала войны.

— А кто сказал, что будет война? И вообще, при чем тут я? На меня тоже совершили нападение. Нужно воспользоваться ситуацией. Может, и на Галустяна напали те же негодяи, которые напали на мои автомобили? Такого разве быть не может? Скажи — не может? — последнюю фразу Рашковский почти прокричал.

— Может, — согласился Кудлин, — очень может быть, что на Галустяна тоже нападут. И вполне вероятно, что он погибнет.

— Завтра, — сказал Рашковский, — до моего отъезда. Ты меня понимаешь? Завтра, до моего отъезда.

— Нет, — возразил Кудлин, — не нужно устраивать показательной казни. Это будет признаком слабости.