Первая леди для Президента - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 7

Смотрит на меня, а пальцы крутят стакан, слегка подрагивает верхняя губа, он тяжело дышит, или мне кажется, что его грудь вздымается сильнее и быстрее, а глаза темнеют и уже отливают иссиня-черным, как сумеречное небо. Мне нравится эта мрачная синева, она уже знакома и пугающа одновременно. Голодная, засасывающая бездна мужской нескрываемой похоти. Я помню этот взгляд, и я знаю, что за ним последует…и мое предательское тело наливается в ответ, извивается в ответ, дрожит и манит. Оно управляет мной, а не я им. Оно истосковалось, оно жаждет его рук, его губ, его плоти внутри. Оно жаждет всего, что он может мне дать, включая боль.

Сигарета тлеет между сильными пальцами…дымок поднимается к потолку. Когда я плавно изгибаюсь, заманивая его руками, встряхивая распущенными волосами, резко вскакивает со стула, тот с грохотом падает, и он, заломив мои руки за спину, роняет меня грудью на стол.

– Сука! – на выдохе, впиваясь обеими руками мне в волосы, – Сукааа, мать твою! Я тебя разорву!

Придавил изо всех сил к столу, раздвинул ноги, одну ногу подхватил под колено и, опираясь на столешницу, резким рывком в меня, заставляя завыть и выгнуться, тяжелая ладонь ложится шлепком на рот, затыкая мой крик удовольствия. И я сама не верю, что этот крик сорвался с моих губ от одного проникновения, от первого яростного толчка, от разрывающей наполненности.

– Заткнись…Тваарь…Продаж…на..я…, – каждый слог сильным толчком, до самой матки, так, что головка члена причиняет боль проникновением, трение по стенкам с адской силой. Но вопреки всему меня подбрасывает от едкого возбуждения и понимания, что он голоден, что его буквально колотит от бешеной похоти, и я ощущаю, как из меня сочится влага, и грубые бешеные толчки начинают сводить с ума, хочется сильнее, больнее, хочется так, чтоб перед глазами темнело, так, чтоб с каждым толчком выбивалась разлука и каменная стена между нами. И я знаю эту лихорадку, я знаю это нетерпение, знаю, какой он, когда его ведет, когда нам обоим сносит крышу.

Я помню, каким сумасшедшим он может быть, в какого дьявола превращается от страсти. Кусаю его пальцы так, чтоб до крови, и чтоб стиснул мне щеки ладонью, продолжая долбиться, как бешеный. Теперь он стонет, надсадно с рычанием, его вторая рука путается в моих волосах, он тянет мою голову назад, и его алчные, сухие и искусанные губы набрасываются на мой рот. И это не поцелуй, это еще одно проникновение, это овладевание всем моим существом, так, что язык буквально впечатывается в мой, толкается мне в горло, а зубы треплют мои губы, так же, как и я в ответ кусаю его, и мне хочется орать от привкуса нашей крови во рту. Но я могу только мычать ему в рот и глотать его стоны, пожирать горячее дыхание и едкие маты, срывающиеся между поцелуями.

Сжимает мою шею, не дает оторваться от своего рта и долбится быстрее, сильнее, яростней. Стол дергается, стучит о пол, как и мое тело о столешницу. Моя грудь трясется из стороны в сторону, и одна его рука ловит ее, сдавливает по очереди, выкручивая соски. Каждое касание – удар хлыста по содранному мясу, по самым костям, по иссохшимся от разлуки нервным окончаниям.

По мне градом льется пот, как и по его телу. Меня накрывает так сильно, что я снова пытаюсь кричать, и его рука накрывает мой рот снова, буквально вгоняя в него четыре пальца, которые я яростно прикусываю, закатывая глаза и сотрясаясь от ослепительного, едчайшего, как серная кислота, оргазма. Меня так сильно сжимает судорогами, что я буквально стискиваю его член, сдавливаю конвульсиями и слышу низкое грохотание-рычание, а внутри разливается его сперма, усиливая наслаждение, от которого пронизало электричеством каждый атом моего тела.

Секунды…долгие секунды общего слияния в одну дикую и адскую нирвану. Трясет обоих, оба всхлипываем, пытаясь отдышаться, и все еще впившиеся губами в губы друг друга. Прижимаясь лбами, взмокшие, задыхающиеся, обессиленные и на какие-то нано-мгновения честные до боли.

Его губы трутся о мои. Всего лишь один раз, мимолетно, почти незаметно. А потом словно пришел в себя. Швырнул на стол, как ненужную тряпку, снова выпил и развалился на диване. Закрыл глаза одной рукой.

– Помойся.

Скомандовал, и я, шатаясь, пошла в ванну. Все тело болит, саднит… а внутри все еще подергивается отголосками оргазма истерзанная им плоть. Мне хочется что-то сказать, а я не могу. У меня вырезали возможность сказать ему, как скучала, как безумно хотела его увидеть и что я готова ждать его сколько угодно, и что для меня не имеет значения, что он теперь не тот, кем был…

Пусть говорит что угодно…пусть отталкивает меня, пусть гонит прочь, но он лжет. Он рад мне, он скучал, он голоден по мне. Я все это ощутила, когда взял так яростно, когда вонзился поцелуями в мой рот, когда кусал до крови мои губы и позволял кусать свои и выл, вбиваясь в меня. Как провел губами по моим губам после…Он делал так раньше. Вот это тыкание губы в губы после. Почти нежное. Почти, потому что нежность – это никогда не про него. Потому что нежность сдохла, когда мы впервые увидели друг друга.

Вода стекает вниз на пол, льется мне под ноги, а я трогаю свое собственное тело, свои изодранные губы, свои болезненные после его объятий груди, свои руки со следами его пальцев на плечах, на ребрах и бедрах. Вся заклейменная им, отмеченная, запятнанная так, что внутри все горит и орет от унизительного и болезненного счастья. Это он, со мной, во мне. ОН. Разве не этого я так хотела? И пусть как угодно сейчас, и пусть сейчас не как в мечтах. С ним всегда не мечты, а кошмары, но это НАШИ кошмары. Только вместе.

Мой палач, мою любовник, мой хозяин…отец моего сына и нерожденного, ушедшего на облака малыша. Мой настолько, что даже его запах кажется мне не просто родным, а до одержимости собственным. Мне кажется, я сама вся пахну так же, как и он.

Завернулась в казённое полотенце и вышла из ванной. Ноги все еще неуверенно ступают по полу, колени дрожат и подгибаются. Мне хочется сесть где-то рядом и просто смотреть на него. Пусть позволит мне впитать в себя его образ.

– Оделась и пошла вон!

Не верю своим ушам. Начинает трясти так, что я уже не могу сдержаться. Словно ударил наотмашь, словно проехался шипованным хлыстом прямо по ребрам, там, где трепыхается вырванное наружу сердце.

– Пе…

– ЗАТКНИСЬ! Вон пошла. Пусть дадут мне другую соску. Ты никчёмная. Никакая.

Даже не смотрит на меня, глаза так и закрыты рукой. Только вижу, как эта рука дрожит. Или…или мне кажется.

– Одно слово, и я тебя просто изувечу.

И я молчу…но не поэтому, а потому что знаю – мне нельзя говорить, и меня об этом предупредили. Слезы покатились по щекам, и я слышу, как он тяжело дышит, все тяжелее и тяжелее. Пока не стукнул кулаком по стене.

– На х*й заберите ее отсюда!

– Нет…

Пожалуйста, любимый…пожалуйста. Два дня, хотя бы минимальные двое суток. Почему? Почемуууу? Черт бы тебя побрал? Я же вижу… я же чувствую…почему!!!

– ЗАБРАТЬ НА ХЕР!

И дверь отворяется, меня уводят, а я не сдерживаю слез, я рыдаю навзрыд. Меня поддерживают за плечи. Кто-то дает стакан воды.

– Это хорошо, что так быстро. Могло быть и хуже. Радуйся.

Говорит мужской голос. Я не могу пить, меня буквально выворачивает от боли, от непонимания, от разочарования.

– Куда ее? Может…

– НЕТ! Приказано вызвать машину и увезти.

– Ясно. Странно. Хотя хер с ним, он всегда такой еб*утый! Черт его вечно знает, что в голову взбредет. Увозите.

Глава 5

Я все еще стояла с крепко зажмуренными глазами, вжавшись в стену спиной, когда захлопнулась железная дверь.

Послышались шаги, и я скорее угадала, чем увидела, что Максим стоит напротив меня. Еще несколько шагов, и он совсем рядом. Я медленно открыла глаза. Наши взгляды встретились, и тело пронизал ток, пригвоздив меня к полу.