Попасться на крючок (ЛП) - Бейли Тесса - Страница 46

Сегодня вечером он сказал ей, что его метод действия заключается в том, чтобы уйти до того, как какая-нибудь женщина сможет его унизить. Ханна не собиралась этого допускать. Она могла показать после их ссоры, после обидных слов и откровений, и доказать, что их отношения устойчивы. Что он может быть частью чего-то более сильного, чем тяга к прошлому. Что она может смотреть ему в глаза, уважать его и заботиться о нём. Она может показать, и точка. Это было то, что она делала всё это время, возможно, подсознательно, и сейчас она не собиралась сходить с курса. Она надеялась, что оставит Фокса с верой, с возможностью большего.

Мужество и уверенность, чтобы попробовать ещё раз.

Взгляд Ханны упал на папку с морскими песнями, лежавшую на её кровати.

Да, завтра она будет сражаться, и не только в этом.

Глава 19

Фокс стоял у плиты с лопаточкой в руках, его взгляд был прикован к двери гостевой комнаты, каждая клеточка его тела была в состоянии повышенной готовности. Кто собирался выйти из этой двери? Или, что ещё важнее, какова её игра?

Прошлой ночью он почти не спал, прокручивая в памяти дорогу домой. Каждое её слово, смысл поцелуя возле квартиры. Во что, черт возьми, она играла? Он сказал ей, ясно как день, что они не собираются ложиться в постель вместе. Что ей следует держаться своего режиссёра, потому что ничего, кроме дружбы, между ними быть не может.

Почему же теперь все эти слова казались такими пустыми?

Наверное, потому что, если бы она вышла из комнаты для гостей в этот момент и поцеловала его, он упал бы на колени и заплакал от благодарности.

Я обернулся вокруг её мизинца.

Ему нужно было развязаться. Быстро.

Разве не так?

Вот он здесь, готовит ей блинчики, а извинения за непростительную вещь, которую он сказал ей прошлой ночью, теснятся в его горле. “Тогда хорошо, что мы не собираемся трахаться, потому что после этого ты будешь для меня просто очередным перепихоном.”

Господи, он не заслуживал жизни после такой лжи.

Или, что ещё лучше, он заслуживает того, чтобы жить с выражением её лица после этого и осознанием того, что он его туда поместил. Подонок. Как он посмел? Как он смеет говорить такую ядовитую херню этой девушке, которая, возможно, безразлична к нему?

Он долгое время старался избегать уничижительного выражения на лице женщины, когда она подразумевала, что он — проходной билет или бессмысленное развлечение. То самое, которое было у Мелинды все эти годы, когда она лежала в постели с его лучшим другом. Он никогда не думал о том, что увидит это выражение на лице Ханны — до прошлой ночи. До тех пор, пока он не признался ей во всём, и его прошлое почти вытолкнуло его из машины.

Если Ханна когда-нибудь посмотрит на него так, она с таким же успехом могла бы вырезать сердце прямо из его груди. Предательство Мелинды было бы смехотворным по сравнению с тем, что сделало бы с ним разочарование или отказ Ханны. Даже сама возможность этого заставила его нанести первый удар. Сказать что-то, чтобы оттолкнуть её и защитить себя в процессе.

Боже. Он причинил ей боль.

И она могла выразить эту боль, но… она простила его тем поцелуем.

Этот целеустремлённый, не терпящий возражений поцелуй.

Что вернуло его к текущему беспокойству. Кто выйдет из двери гостевой комнаты? Его лучшая подруга Ханна? Или Ханна с планом? Потому что тот поцелуй прошлой ночью, тот, который превратил его член в каменный монумент, имел под собой решимость. Она гладила его язык без всяких колебаний. Как будто она хотела, чтобы он знал, что она серьёзно. Она была готова. И это пугало его так же сильно, как и…

Дразнило надежду в его груди.

Опасная, глупая надежда, которая заставляла его задавать вопросы типа: А что если?

Что, если он просто опустит голову и смирится с отсутствием уважения со стороны своей команды? Взять на себя часть ответственности, которой он так старался избежать?

Потому что кто-то, достойный Ханны, должен быть ответственным. Не он. Ведь так? Просто… кто-то. Кто бы это ни был. У него не может быть квартиры, полностью лишённой характера и удобств. Он должен был иметь возможность двигаться вверх по карьерной лестнице. Например, пройти путь от шкипера до капитана. Но это был лишь пример, потому что он не имел в виду себя.

Это был не он.

Фокс решительно кивнул и перевернул блинчик на сковородке, и прошло примерно 4,8 секунды, прежде чем его внимание снова переключилось на дверь, чтобы посмотреть, как под ней движутся тени. Как нелепо скучать по человеку, которого он видел только накануне вечером. С завтрашнего дня он будет на корабле в течение пяти дней. Если он скучает по ней после одной ночи разлуки, то 120 часов будут чертовски неудобными. Может быть, ему стоит потренироваться блокировать эмоции сейчас.

Ты не скучаешь по ней.

Он исследовал дрожь в груди.

Ну, это не сработало.

— Ханна, — позвал он, его голос звучал неестественно. — Завтрак.

Тени ненадолго остановились, потом снова начали двигаться. — Скоро буду.

Фокс выдохнул.

Отлично. Они собирались сделать вид, что прошлой ночи не было. Они собирались вести себя так, будто он не выплеснул неуверенность, которую питал большую часть своей жизни. Как будто он никогда не раскрывал, казалось бы, добродушные насмешки, которые он получал от команды. Они целовались раньше и преодолели это.

В этом случае всё будет по-другому.

Почему в груди всё сильнее клокотало?

Может быть… он не хотел, чтобы они это преодолели.

Когда Ханна вышла из спальни, лопаточка Фокса остановилась в воздухе, и он втянул в себя её вид, как пылесос.

Сегодня без пучка. Её волосы были уложены. Гладкие, как будто она использовала один из этих утюжков. И на ней было короткое, свободное оливково-зелёное платье вместо обычных джинсов. Серьги. Замшевые черные сапоги, доходившие до колен, отчего намёки на видимые бедра выглядели как десерт.

Я должен был подрочить.

Было достаточно сложно находиться рядом с Ханной в обычное время. Провести день с ней в Сиэтле, одетой так, чтобы к ней можно было легко добраться? Пытка. Он не сможет моргнуть, не увидев, как лодыжки в этих сапогах скрестились на его спине.

Запах гари вернул его в настоящее. Отлично. Он уничтожил блин. Превратил его в почти полностью чёрный, пока глазел на девушку, которая заставляла его задуматься о покупке подушек и оформления окон.

— Привет, — сказала она, поправляя одну из своих серёжек.

— Привет, — ответил он, подцепил пальцами подгоревший блин и выбросил его в мусорное ведро, наливая на сковороду свежее тесто. — Ты хорошо выглядишь.

И я бы хотел повалить тебя на диван и проглотить.

— Спасибо.

Фокс ненавидел напряжение, повисшее между ними. Оно было не к месту. Поэтому он искал способ развеять его. — До скольки ты не спала, составляя плейлист для дорожного путешествия?

— Слишком поздно, — без колебаний ответила она, поморщившись. — Хотя ты не можешь меня винить. Мы едем в студию звукозаписи в мировой столице гранжа. Я перевозбуждена. — Она опустилась на один из табуретов перед кухонным островом и подпёрла подбородок кулаком. — Прости, детка. Сегодня к вечеру тебе до смерти надоест Nirvana и Pearl Jam.

Это “детка” повисло в воздухе, как напалм, и он чуть не сжёг второй блин. Она продолжала листать свой телефон, как будто это ласковое слово никогда не сходило с её уст, а оно снова и снова пинало его в живот. Он и раньше называл её “детка”, но никогда так. Никогда просто так… через кухонный остров, средь бела дня, с запахом тёплого сиропа в воздухе. Это было по-домашнему уютно. Это заставляло его чувствовать себя половинкой пары.

Это был её план? Выйти сюда после его безобразного поведения прошлой ночью и… остаться? Не просто в его квартире, а с ним. Их связь нерушима. Непоколебима. Потому что тот факт, что она знала каждую его часть, внутри и снаружи, и она всё ещё сидела здесь… это имело эффект. Облегчение и благодарность, охватившие его, были огромны. Радость. И это причиняло ему физическую боль — не обнять её прямо сейчас. Называть её “детка”, прижимать её к себе по утрам. Спросить о её снах. Прошлой ночью в бинго он вжился в роль бойфренда, и это было даже пугающе приятно. Держать её за руку, смеяться и ослабить его бдительность.