Синдзи-кун. Тетралогия (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 71

— Я … пожалуй пойду, Иное-сан. В школу опаздываю. — говорю я, потихоньку пятясь к двери.

— Да, ступай, Синдзи-кун. Хорошего дня!

— И вам, Иное-сан. — прощаюсь я и выхожу на улицу под тихое «динь-динь» дверного колокольчика. Иду к школе, допиваю кофе и думаю. Думаю о том, что это не иначе самодеятельность нашей Мэри Поппинс, нашей умницы Акиры-сан. Небось решила что образ у нашей команды мрачный, надо бы привлечь общественное мнение и запустила вот это все. Наклейка на кассе была явно фабричного производства, кто-то же сделал этих паучков, заказал их и распространил. Я остановился возле небольшой закусочной, рядом с перекрестком. Так и есть. На пластиковом щите с рекламой якисобы и зеленого чая, в верхнем правом углу красовался паучок. Ну Акира, ну … затейница. Почему? Да потому что Майко такое и в голову не придет, а у Читосе (ей-то такая идея как раз на здрасьте) — у нее нет ресурсов. А у Акиры и ресурсы есть и головой она достаточно развитая, но вот работать в команде не умеет. Надо же предупреждать о таких вещах.

У ворот в школу стояла троица девушек с повязками. Одна из них держала в руке большой журнал, а другая — деревянный метр. Комитетчики. Ну, мне то боятся нечего, юбки у меня нет (слава богу. Думаю, что юбка Сумераги-тайчо однозначно не прошла бы проверку), пуговицы на месте, ботинки начищены — достойный и высокоморальный ученик.

— Учащийся! — глава комитета, высокая девушка с резкими чертами лица обращается ко мне и я замираю. Что не так? Недостаточно духовное лицо сделал? Мысли похотливые на лбу высветились?

— Имя, фамилия, класс!

— Эээ… а что случилось-то? — я попытался уточнить степень своей вины перед высокими моральными устоями нашей славной школы.

— Ты опоздал на две минуты! Имя! Фамилия! Класс! — отчеканила высокая девушка.

— Эй. Это каких-то две минуты. Нашли из-за чего тут панику разводить. — пожал плечами я: — чем дольше мы тут стоим, тем больше я опаздываю.

— Да ты знаешь, кто я такая? — высокая надменно вздернула подбородок: — я Хаяси Кэзуко! Председатель дисциплинарного комитета школы!

— Э… а ты знаешь, кто я такой? — я встал в такую же позу, готовясь дать стрекача.

— Не знаю! — отрубила Хаяси, председатель дисциплинарного комитета.

— Вот и хорошо! — крикнул я, срываясь в бег. Позади что-то закричали, но я уже вбежал в школу и резво завернул в коридор. Школа у нас большая, внешность неприметная и вообще. Пусть ищут.

— Ты чего по коридору бегаешь? Ну-ка в класс, урок скоро начнется. — Сатоми-сенсей попалась мне навстречу.

— Хай, сенсей. — быстрым шагом в класс, кивнуть головой всем, кто кивнул в ответ и наконец-то усесться на свое место. Сижу, а что-то в голове не дает покоя, зудит где-то на грани подсознания, что-то же я видел, что показалось мне странным.

— Класс, встать! — голос старосты. Мы встаем и в класс заходит Сатоми-сенсей, обводит всех взглядом, отдельно обозначив меня — нечего бегать по коридорам, я взяла тебя на заметку, кивает, произносит слова приветствия. Мы хором отвечаем, поклон и садимся. Сатоми-сенсей берет классный журнал, открывает его для переклички и тут я буквально примерзаю взглядом к ней. На обложке журнала красуется наклейка с паучком. Сумераги-тайчо.

Перемена. Все галдят и ходят по классу, общаются группками и обсуждают последние новости, перемывают косточки ближним, распространяют сплетни. На моей парте сидит Иошико и болтает ногами в опасной близости. Во всех смыслах. Иошико-тян хвастается новым брелком в ее коллекции. Она поднимает сумочку, в которую не то что учебник — тетрадка не поместится, вертит ее и находит среди вороха брелков маленького паучка.

— Смотри, Синдзи! — говорит она: — у меня теперь Сумераги-тайчо есть! Она — классная.

— Угу. — бурчу я: — куда уж класснее то.

— Да ты просто завидуешь, что у нее гарем есть, вот и все. — прищуривается Иошико.

— Угу. Завидую. — соглашаюсь. А что? Действительно, как тут Сумераги-тайчо, защитнице угнетенных и обиженных, содержательнице гаремов не позавидовать. У нее-то поди голова о таком не болит, она рраз — и защитила всех подряд, два — и гарем у нее. У нее! А я, так сказать стремная половинка супермена, тот чел, который редакции работал и статьи сам про себя писал. А его еще и дрючили там все отделом.

Вот никогда не понимал этот дуализм супергеройства — что за прикол в одной ипостаси быть сильным и уверенным, а в другой — каким-нибудь задроченным фриком? Какой-то перекос сознания получается. Значит он сперва такой — ой я такой слабый, даже девушку свою защитить не в состоянии, постой дорогая, а я убегу за угол, переоденусь в яркое трико и только тогда… Но это буду уже не я и если тебе вдруг хочется кому-нибудь отсосать в благодарность — то это к супермену. Я же слабак, ничтожество и … кстати, а почему ты еще со мной?

— А в гареме у нее две суперсильные магички. — сыпет соль на рану Иошико: — значит, одна, я слышала раньше на якудзу работала, но потом в ней совесть проснулась…

— Ну что вы говорите, Иошико-тайчо. — вмешивается стоящая рядом девчонка из ее свиты, та самая с пухленькими губками и волнистыми волосами, золотой волной спадающими на плечи. Она тоже гяру, по стилю и по образу жизни — активно жует жвачку и лопает — поп! — розовые пузыри. Иногда пузыри лопаются так, что немного розового остается на ее губах и она, ничтоже сумняшеся — облизывает их языком. Я смотрю на ее губы и думаю, что все мужики — козлы, а я, судя по всему, в авангарде козлиной армии. Так, сказать, генерал козлов. Потому что вокруг меня столько красивых девочек, как говорит Нанасэ-онээсан, а я тут на губки этой девочки засматриваюсь, да прикидываю мысленно, что именно она этими губками, да языком делать может. И в каких позициях… Эх… Надо где-нибудь журналы с сиськами прикупить, невозможно уже с этими гормонами.

— И вовсе не совесть проснулась. Огненная Сестра была якудза, но Сумераги-тайчо наваляла ей как следует и силой взяла прямо на поле брани! Ах… — Горячие Губки сложила руки и мечтательно посмотрела вдаль, ее глаза заволокла мечтательная поволока: — это так романтично!

— Да, изнасилование на поле боя — и как после такого не влюбиться. Просто лучший способ ухаживания за дамой. — сказал я, вложив во фразу весь имеющийся в наличии сарказм. Кажется, даже воробей за окном упал и сдох от такой концентрации. Но Горячие Губки даже не заметила.

— Именно. — сказала она: — и взаимная ненависть переросла в другое чувство. Кьяя!!! — она покраснела и зажмурилась. Вот молодец, сама себе придумала, сама же себя в краску вогнала. Такой вот девушке и партнер не нужен, всю гамму переживаний она в одного переживет.

— Вот дурочка романтичная. — констатировала Иошико, провожая взглядом спешно убегающую подружку: — не было так. Что за чушь еще. Вообще так не бывает. «Любовь из ненависти» между Огненной Сестрой и Сумераги-тайчо не возникла никакая. Это все ересь. Ты ее не слушай.

— А я и не слушаю. — обрадовался я тому факту, что хоть Иошико-чан не верит во всякие эти … романтические бредни. Она у нас спортсменка, человек в деталях знающий что такое пот, кровь и сила воли, что такое бой и как бывает трудно принять поражение и не злоупотребить победой. Она — воин в душе и знает, что на поле боя нет места этому вот всему…

— Да. — продолжила Иошико, перестала болтать ногами и подвинулась немного поближе: — Потому что роман у Сумераги-тайчо с Тигрицей!

— …! — вытаращил глаза я. Не ожидал от Иошико-тайчо, капитана команды тхэквондо и председателя одноименного клуба, серебряной медалистки региональных соревнований и талантливой спортсменки, что она — типичный шиппер.

— Это у них так было. — кивает Иошико, наклоняясь к самому моему уху: — поединок на заброшенном цементном заводе! Две воли, которые столкнулись в противоборстве! И финальный удар Сумераги-тайчо отбросил Тигрицу и отблески этого удара громом отозвались в городе! А говорили, будто взорвалось что-то…

— Газовое оборудование взорвалось. — так, по крайней мере объяснил происшествие городской департамент. Какое еще оборудование на заброшенном заводе? Совсем уже перестали стараться.