Темное дело (сборник) - Ямалеев Рамиль Кимович - Страница 72

— М-да, — сказал он, скептически поджимая губы. — Давно из крематория?

— Неужели так плохо выгляжу? — спросил я.

— Под венец я бы с тобой не пошел, — сообщил он.

— Аналогично.

— Краше в гроб кладут.

— Спасибо.

— Но надежда есть.

— В самом деле?

— Слабая.

— Хоть что-то…

— Я бы сказал, очень слабая.

— Лучше, чем ничего.

— Я бы даже сказал, почти что ничего, — такая она слабая, еле проглядывается.

— Слушай, Сюткин, — сказал я ему. — Мы что, так и будет будем здесь стоять? Где там твой восточный целитель?

— Должен же я тебя сначала приободрить, — возразил он.

— Считай, что уже. Мы идем?

Он кивнул.

— Пошли.

Почему я все так подробно рассказываю? Какое вам дело до того, как я доехал до этой станции, кого встретил, что говорил мне этот изверг с эстрадной фамилией Сюткин? Все просто. На самом деле я пытаюсь донести до вас свое состояние, и если у вас до сих пор не раскалывается от боли голова и не разрывается от жалости душа, значит вы недостаточно гуманны и в детстве мучили кошек, привязывая к их хвостам консервные банки. И не стоит на меня обижаться — вспомните, как обошелся я с Галочкой.

И вот теперь, если вы почувствовали мою головную боль как свою, оцените тот факт, что как только Шавкат пожал мне руку и посмотрел в глаза, я физически почувствовал, как перестают прокладывать в моем носу свои русла всякие сопливые течения. А головная боль стала уменьшаться с такой катастрофической быстротой, что в первые мгновения я испугался, что она вообще куда-то исчезла — человек быстро ко всему привыкает, и я уже серьезно побаивался, что голова моя вообще никогда не перестанет болеть. А она возьми — и перестань.

И он ведь ничего, по существу, не делал. Просто пожал руку и посмотрел в глаза. Ни за что бы не поверил, если бы кто-то рассказал. Ерунда какая-то.

Сам Шавкат так все объяснил:

— Костя мне уже все рассказал по телефону, — приглашая рукой присаживаться, проговорил он и сам сел. — Мне захотелось вас ошеломить с первой же минуты. Поэтому я собрался, сконцентрировал свою энергию, и, когда вы вошли, дал вам мощный посыл. Вот и весь секрет.

Это просто смешно. Сидит известный журналист-аналитик, эпатажник и фрондер в одном лице (это я) и серьезно слушает городского шамана. И не улыбается, не качает иронично головой. Что делается, а?

Голова-то не болит.

— Вы не сомневайтесь, — вещает тем временем Шавкат-шаман. — Голова у вас болеть будет. Часа через два боль возобновится.

— Ну слава Богу! — облегченно вздохнул я.

— Вы только постарайтесь уснуть, — попросил меня шаман. — А когда завтра проснетесь, будет легче. Головная боль существенно уменьшится, а нос перестанет течь совсем.

Прошу прощения за все эти подробности, но за что купил, за то и продаю.

— Спасибо, Шавкат, — сказал я, чтоб хоть что-нибудь сказать.

— Не стоит, — улыбнулся он. — Вы не торопитесь, Григорий Иванович?

Я подумал, что пора уходить. Но не смог найти подходящий предлог.

— Нет, — ответил я.

— Я тоже, — вставил Костя.

Шавкат вежливо ему улыбнулся и снова обратился ко мне.

— Григорий Иванович, — сказал он, и в голосе его явственно чувствовалась мягкая настойчивость. — У меня есть просьба.

— Конечно! — изобразил я на своем лице оживление.

Черт! Снял головную боль, и тут же лезет с просьбами. Больше всего на свете я ненавижу просьбы. Приказы я худо-бедно смогу не выполнить, а с просьбами дело обстоит похуже. После просьб, как правило что-то обещаешь, а за слова свои я привык отвечать.

Поэтому, кстати, я и не имею друзей. Ну, почти не имею. Подавляющему большинству моих знакомых я нужен не как Гришка Лапшин, хороший парень, а как Григорий Лапшин, известный, простите за нескромность, журналист. Костя Сюткин в худшем случае попросит меня закрыть рот, когда ему что-то не по вкусу. И это мне нравится.

А вот когда с просьбами ко мне обращаются почти незнакомые люди, наподобие этого Шавката, — не нравится.

Восточный целитель вкрадчиво проговорил:

— Видите ли, Григорий Иванович, я давно собираю мнения и высказывания о Президенте. Не могли бы вы написать на нескольких страницах свои впечатления о Борисе Николаевиче?

Что-то я не очень понимаю. Какой странный, я бы сказал, экстрасенс…

— В каком смысле — впечатления? — спросил я его. — Боюсь, у вас немного неверные сведения обо мне. Я никогда с ним не встречался. Может быть, вы перепутали? Моя фамилия Лапшин, а не Медведев.

— Я помню, — кивнул Шавкат, томно улыбаясь. — Но меня действительно интересует ваше мнение о Президенте. Согласитесь, моя просьба не заключает в себе ничего невозможного и, тем более, ничего криминального.

— Ну… — пожал я плечами.

Действительно, мало ли зачем ему это нужно? Может, он книгу пишет. «Взгляд на Президента с высоты астрального полета. Записки личного экстрасенса»… Звучит бредово, но в наше время возможно все.

Я снова пожал плечами.

— Что ж, можно попробовать.

Шавкат снова кивнул, на этот раз удовлетворенно.

— Спасибо, — проговорил он. — Как вы думаете, у Бориса Николаевича есть двойники?

— В каком смысле?

Видимо, перманентная головная боль повлияла на мои умственные способности удручающе. Мне трудно разговаривать с этим шаманом.

А он тем временем испытывающе смотрел на меня.

— Есть ли у Бориса Николаевича двойники? — повторил он достаточно терпеливо.

Мне стало скучно. Какой он, к черту, придворный экстрасенс? «Рубит капусту», как говорит мой сосед уголовник Коляша. А мои «впечатления», как он выражается, ему нужны для достоверности. Хотя…

— Откуда я знаю? — чуть резче, чем того требовала ситуация, сказал я. — Неужели вы верите в эти россказни?

Шавкат загадочно улыбнулся.

— Вера, — сказал дипломатично он, — вещь в высшей степени субъективная. Вы согласны?

По-моему, он сменил тему.

Нет, я сегодня явно не в форме.

— В каком смысле? — третий раз за последние несколько минут спросил я.

— Как ваша голова? — поинтересовался он.

— Спасибо, нормально, — ответил я машинально и понял, что с ней действительно все в порядке. Он мне что — зубы заговаривает таким образом? Метод лечения такой?

Я встал.

— Спасибо за помощь.

— Не за что, — сказал он. — Рад был познакомиться.

— Взаимно, — покривил я душой.

Он внимательно на меня посмотрел и медленно покачал головой.

— Григорий Иванович, — сказал он, — разрешите дать вам совет.

Я изобразил глубочайшее внимание.

— Да?

— Не лгите женщинам и экстрасенсам, — сказал он. — Они чувствуют неискренность. Так как насчет моей просьбы?

Вот пристал.

— Думаю, что ничего невыполнимого в ней нет, вы правы, — ответил я. — К концу недели вас устроит?

— Вполне.

— Вот и прекрасно.

Мы оба были воплощенная любезность. Интересно все-таки, почему я испытываю неприязнь к этому табибу?

Мы обменялись рукопожатиями, и я впервые посмотрел вокруг себя осознанным взглядом.

Офис Шавката производил впечатление, не признать это было глупо. Красивая мебель, подобранная со вкусом, была как бы скромна, но несомненно дорога и удобна. Скромное великолепие — так бы я это назвал. Приглушенный свет. Тихая, почти неслышная музыка. Мягкие кресла. Вкрадчивый голос хозяина. Будь я женщиной, я бы отдался.

Костя сидел в углу кабинета, в огромном кресле, и когда он встал, я испугался — за это время я успел забыть о его присутствии, хотя он все время находился здесь же.

Шавкат улыбнулся ему. Черт, такое впечатление, что он все время улыбается!

— До свидания, Костя, — сказал хозяин офиса Сюткину, — спасибо, что познакомили меня с Григорием Лапшиным.

— Да не за что, — проговорил Костя как-то машинально, и что-то в его голосе меня зацепило.

Я пригляделся к нему и понял, что он чем-то взволнован. Но при шамане ничего выяснять не стал.

— Спасибо, что помогли, — сказал я Шавкату. — Всего вам хорошего.