Темное дело (сборник) - Ямалеев Рамиль Кимович - Страница 39

Я дернулся было на помощь, но в это время перед Петухом неожиданно вырос Туровский.

— Вот что, любезный, — произнес он с изрядной долей металла в голосе. — Вы мне начинаете надоедать. И, судя по всему, не только мне. Извольте пройти в свою каюту. Потом мы решим, что делать с вами.

— Что?! — недоуменно смотрел на него Петух. — Ты это мне? Ты соображаешь, кому ты это…

Закончить Туровский ему не дал.

— Соображаю, — спокойно проговорил он. И, не поворачивая головы и не повышая голоса, сказал только одно слово: — Яйцин!

Начальник охраны и безопасности моментально оказался около него.

— Я здесь, шеф.

Очень спокойно к, главное, тихо, распорядительный директор приказал:

— Проводи гостя в каюту. И последи, чтобы больше он никому не мешал. Его товарища — Геращенко, кажется? — попроси, чтобы он присмотрел за ним. Если же он откажется подчиниться, разрешаю использовать все методы, чтобы оградить пассажиров от обоих. Все понял?

— Все, шеф, — ухмыльнулся Яйцин и приказал Петуху: — Пошли, дорогой. Мы тебя сейчас бай-бай устраивать будем. Кому сказал — пошли?!

С едва заметной усмешкой Петух смотрел на Туровского.

— Дурак ты, Максим, — сказал он.

— Иди-иди, — процедил сквозь зубы Туровский.

Тот пожал плечами, развернулся и под неодобрительный гул находившихся в зале пошел прочь в сопровождении Левы Яйцина.

Туровский шумно вздохнул, вытер со лба выступивший пот, поднял голову и встретился взглядом… со мной. Я подмигнул ему и поднял большой палец. Он едва заметно мне улыбнулся, кивнул головой и как-то незаметно растворился в толпе.

По всей вероятности, он действительно хорошо знал свою работу, и появлялся в тех случаях, когда его присутствие было насущно необходимо. Короче, профессионал.

Я подошел к Рае и Стелле.

— Добрый вечер, — сказал я.

Раечка мне, можно сказать, улыбнулась, а Стелла только бросила быстрый недовольный взгляд и снова безразлично отвернулась, сказав только небрежно:

— Здравствуйте.

Общаться ей не хотелось, но я как никак журналист, и не такие бастионы крушил.

— Вы были просто великолепны.

— Спасибо.

Да, многословием она явно не страдает. Во всяком случае, с тобой, Лапшин.

— Я восхищался вами, — продолжал я вешать ей лапшу на уши в надежде растопить этот лед.

Она посмотрела на меня с сомнением, в котором читался едва угадываемый интерес: правду говорит известная личность или просто издевается.

Надеюсь, что глаза мои меня не выдали. Да они и не могли меня выдать. Она и вправду сейчас была мне симпатична, эта совершенно непонятная для меня Стелла.

— Че вы хотите? — неожиданно вульгарно спросила она.

Интересная штука жизнь. Получается, что я не ожидал, что проститутка будет вести себя как проститутка. Видно, на лице моем было написано смятение, потому что Стелла вдруг расхохоталась:

— А вы, оказывается, не такой уж и скучный, — проговорила она, закончив смеяться. — Ладно, уважаемый журналист. Я вам грубила, кажется. Вы уж простите меня. Недостаток воспитания, знаете ли.

Хлопая глазами и щедро улыбаясь, смотрела на нас Раечка, водя зрачками туда-сюда.

— Это вы меня простите, — непонятно за что, извинился я.

— Даже так? — теперь она смотрела на меня с неподдельным интересом. — Это за что же?

Я пожал плечами.

— Я просто действую по пословице, — объяснил я ей. — Если женщина не права — попроси у нее прошения. Французы иногда говорят умные вещи.

— И они правы, — кивнула Стелла. — Они правы во всем, что касается женщин. Ладно, Григорий Иванович. Вы ведь не просто так подошли, правда? Вы не похожи на тех мужчин, которые пристают к посторонним женщинам.

— Почему это? — неприятно поразился я. — Я что — произвожу впечатление добропорядочного бюргера?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — с легкой усмешкой смотрела на меня она. — Вы не будете никогда пользоваться услугами проститутки. Вот что я имею в виду. Вы ведь не будете это отрицать?

— А кто здесь проститутки? — прикинулся я невинной овечкой, но сделал только хуже.

У нее, кажется, даже настроение испортилось.

— Григорий Иванович! — сказала она, и в голосе ее вновь появились ледяные нотки. — Если хотите говорить, то говорите. Только не надо принимать нас за полных идиоток. Это, в конце концов, невежливо.

Я был просто сражен, возразить ей мне было нечего. А когда в разговор вмешалась и Раечка, то я был просто раздавлен:

— Да, — сказала Раечка.

Я понял, что должен или разговаривать с ними как с нормальными умными людьми, или никак не разговаривать — вообще.

Я поднял руки и кивнул.

— Сдаюсь, — сказал я нормальным голосом.

Стелла внимательно смотрела на меня.

— Ну?

Я перешел к делу.

— Левит жаловался когда-нибудь на сердце в вашем присутствии? — поинтересовался я.

— В каком смысле? — не моргнув глазом, спросила меня она.

— Вы, надеюсь, правильно меня понимаете, — сказал я. — Вы сами освободили меня от необходимости изворачиваться. Таким образом вы обрекли себя на прямые мои вопросы. Разумеется, можете не отвечать, я же не следователь, в конце концов, но я хочу, чтоб вы знали одну очень важную вещь.

Я набрал в грудь воздуха. Они смотрели на меня, не отрывая глаз.

— На борту лодки происходят странные вещи, — продолжил я.

— Да уж, — не преминула вставить Стелла.

— Вот. И нужно разобраться, случайности ли все это, или кто-то так жестоко забавляется. Или у кого-то какой-то непонятный преступный умысел. В любом случае мы должны разобраться. В интеллектуальные способности Левы Яйцина, скажу честно, мне верится с трудом. Кто-то очень сильно хочет испортить нам настроение — это как минимум. И поэтому я прошу вас отвечать мне по возможности прямо и открыто. Договорились?

Стелла посмотрела на Раечку. Та таращилась на меня так, словно увидела по меньшей мере Филиппа Киркорова. Стелла усмехнулась и ответила:

— Договорились.

Что за время! Что за нравы! Что за проститутки!

— Итак, — кивнул я. — Повторяю вопрос: жаловался ли когда-нибудь Роман на сердце?

— Вы хотите спросить, были ли у него проблемы с сердцем во время секса? — спокойно спросила меня Стелла.

Мне стало чуточку не по себе, но только самую чуточку.

— Да.

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— И вы вообще никогда не слышали, что оно у него больное?

— Никогда.

Глупо, но я решил подстраховаться.

— Значит, он никогда вам об этом не говорил, и сами вы никогда ничего в этом духе за ним не замечали? — с настойчивостью, достойной лучшего применения, спрашивал я.

— Никогда.

— И можно сказать, что вы даже не понимаете, чего это он вдруг окочурился, да?

— Можно и так сказать, — спокойно смотрела на меня Стелла.

Не люблю выглядеть глупо. Но именно так, судя по всему, я и выглядел.

— Вы мне сейчас кого-то ужасно напоминаете, — проговорила вдруг Раечка, безмятежно вмешавшись в наш разговор.

Я обрадовался — нужно было как-то сменить направление нашего разговора со Стеллой, я действительно начал ощущать себя совершеннейшим глупцом.

— Да? — радостно повернулся я к ней. — И кого же, если не секрет?

— Не знаю, — с сомнением протянула она, глядя на меня во все глаза. И вдруг воскликнула: — Ой, вспомнила! Ну конечно! Яйцина!

— Что?! — расстроился я.

Стелла захохотала.

— Он тоже все время задает вопросы, — сообщила Раечка с чисто детской непосредственностью.

— Что вы хохочете? — упрекнул я Стеллу.

— Ох, простите, — еле-еле выговорила она, пытаясь успокоиться, — у Раечки не совсем привычная ассоциативная связь.

Мне стало совсем интересно. Проститутка, рассуждающая об ассоциативной связи, всегда, как минимум, интересна.

— Послушайте, какое у вас образование? — спросил я ее.

— Средненькое, — мотнула она головой. — Можно сказать, никому не нужное.

Я решил больше не спрашивать — не хочет говорить, не надо.