Алая сова Инсолье (СИ) - Лебедева Ива - Страница 1

Алая сова Инсолье

Глава 1

Попасть в другой мир, чтобы обрести зрение и встретить судьбу? Почему бы нет. Особенно если эта судьба - злющая, как не знаю кто, но такая красивая...

Глава 1

Инсолье

— Засим отступник приговаривается к очищению огнем. — Слова архиепископа, который не более чем несколько лун назад хвалил меня за усердие и послушание, раздались в зале суда как гром среди ясного неба. Толпа ахнула и загомонила. Откуда-то посыпались одобряющие ругательства, а где-то зарыдали женщины. Я же лишь горько усмехнулся, не сводя презирающего взгляда с заплывших жиром глазенок высшего духовенства.

— Поддерживаем, — согласно закивали золотые боровы, неспособные даже жрать без помощи слуг.

— Да будет очищена эта бедная заблудшая душа, — а вот этот голос, единственный из всех, вызвал у меня истинную волну ненависти. Жалеет она меня, святая идиотка. Шлюха церковная. Если всех остальных в этом зале я хотел просто убить, посадив на кол, то вот эту… эту хотелось сначала окунуть во все то дерьмо, что творится вне ее прекрасного храма. Мордой ткнуть во все человеческие грехи и пороки. И лишь потом сбросить труп в выгребную яму.

Ничего… осталось недолго. Во дворе уже сложили «очищающий» костер и даже полили его специальным благоухающим маслом. Чтобы зрители не чувствовали смрада от сжигаемой заживо плоти и им казалось, что благословенный огонь испепеляет лишь человеческие грехи, отправляя душу на небеса. Стадо.

Меня сдернули с помоста, пинками толкая к кострищу. Суд, ну конечно. Какой же это суд, если эти твари мне даже кляп изо рта не вытащили. А так называемой защитой выступала вот эта вот блаженная, одетая в красное бесформенное тряпье, как соломенная кукла на ярмарке. Да если бы не эта дебилка со своим судом, я бы уже сбежал! Но видимо, у мертвых богов были свои планы на мою жизнь.

— Сожалеешь, темное отродье? — Ну шатт, еще и этот поборник нравственных пыток и извращений. Хотя нет, не только нравственных. На себе испытал.

Я уставился на него как на умалишенного и демонстративно прикусил кляп окровавленными губами. За что снова по ним же и получил. Тварь, на тебе железные перчатки!

— Ничего, скоро ты перестанешь ерничать. Хотя ты прав, — тут он резким движением сдернул кожаный ремень кляпа, чуть не порвав мне рот, — верующие должны слышать твое раскаяние, когда огонь поглотит тебя.

Отлично, рот свободен. Главное — не показать своего ликования и лишь с «досадой» сплюнуть кровь на белые мраморные ступени храма.

— Это дурман-трава. Она притупит боль, — вдруг раздалось с другого бока ненавистным голосом. Клянусь, если я еще раз услышу этот противный щебет, то не сдержусь и весь план полетит гулям под хвост.

— Засунь ее себе в ***, алая сова. Поверь, тебе это скоро понадобится, судя по взглядам архиепископа на твою святую задницу, — не смог я промолчать, за что еще раз отхватил железной перчаткой от бывшего коллеги из ордена. — И тебе тоже. Он и мальчиками не брезгует, — получилось слишком хрипло, и меня не услышали. Ну, хоть что-то хорошее.

Мое практически безвольное тело наконец затащили на кострище и привязали к грубо обработанному столбу. Преодолевая боль, я еще раз заплывшими глазами оглядел весь собранный на этот площади сброд и, не выдержав, припадочно-счастливо рассмеялся. Ну что, сволочи? Все здесь? Все-е-е. И даже боров в макитре, отдавший приказ сжечь поместье отступников. И паладины в блестящих латах с алой совой на нагруднике — тот самый отряд. И шаттов красавчик с белым плюмажем на шлеме — командир, лично убивший всех некромантов в «яме греха». И она… храмовая идиотка, считающая себя избранницей Бога, с искренне-тупой скорбью в глазах. Вот ее я, пожалуй, оставлю в живых. Вообще не трону. Пусть почувствует… всю мою боль.

Так приступим же к настоящей казни!

Алла

— Алла Анатольевна, задержитесь на минутку! — Директор нагнал меня уже в дверях.

— Да, Алексей Борисович? — В моем голосе скользнуло легкое нетерпение. Внутренние часы подсказывали, что до начала занятий с группой «Б» в детском центре слабовидящих всего тридцать семь минут. А мне еще надо успеть зайти в магазин, прежде чем спуститься в метро.

— Алла Анатольевна, большой рояль в концертном зале снова не в порядке. — Директор явно чувствовал себя виноватым. — Младшие классы остались без присмотра всего на полчаса, и вот… а у нас отчетный концерт в конце месяца, вы же знаете. Шпелер готовится к международному конкурсу, приедет комиссия…

— Завтра, Алексей Борисович, — пообещала я, улыбнувшись в его сторону. — Завтра приеду пораньше и настрою инструмент до начала занятий.

— Вы наше спасение! — облегченно выдохнул директор музыкальной школы номер один, самой престижной в нашем городе. — Просите взамен что хотите!

— С вашего позволения, я приберегу это желание на будущее. А сейчас извините, Алексей Борисович, мне надо…

— Да-да, конечно! — Движение воздуха и легкий шорох подсказали, что путь свободен. Даже эхолокацию не пришлось использовать. Хотя у меня уже давно это выходило на автомате.

Я потеряла зрение в девять лет. Возраст достаточный, чтобы еще помнить, что такое — видеть. И в то же время еще не настолько взрослый, чтобы смириться.

Мне очень повезло с родителями. Они не захотели смириться вместе со мной. И твердо пообещали, что я буду жить полной жизнью, не хуже тех детей, у которых с глазами все в порядке.

Чего мы только не перепробовали за следующие двадцать лет. И частная школа для слабовидящих за бешеные деньги. И нетрадиционные специалисты с их нетрадиционными методами — от откровенных шарлатанов до сумасшедших гениев.

По правде сказать, моя слепота дала мне какое-то ненормальное упорство в достижении цели — даже из общения с шарлатанами я умудрялась извлечь хоть что-то полезное. Так или иначе, научилась я действительно многому. Один метод эхолокации чего стоит.

«Щелкать» меня научил очередной гений. И он действительно оказался гением — слепой музыкант, лауреат каких-то там конкурсов. Он подарил мне метод, с помощью которого я даже на велосипеде могла ездить. А заодно подарил музыку. И профессию.

Сколько всего и разного мы перепробовали с этим чокнутым экспериментатором — вспомнить и страшно, и приятно. Гарольд Рудольфович очень радовался, что у него появилась готовая на все и такая упорная ученица. Даже книгу написал о наших открытиях и мое имя вывел на обложку наравне со своим. Этот человек стал мне вторым отцом… и открыл мир заново.

А воображение и химия мозга дополнили картинку. Я даже цвета научилась различать — прикосновением. Сложно объяснить, как это, но красный отличался от синего всем — температурой, ощущением под пальцами, откликом на особый щелчок гортанью…

Конечно, полноценного зрения этим не заменить. Хотя я даже обычные книги могу читать — все так же, на ощупь, различая разницу между черными буквами и белым листом бумаги. Но, конечно, это медленнее и труднее, чем глазами…

Можно чувствовать небо, его пустоту и простор, ощущать на лице солнечные лучи и тень бегущих туч. Можно помнить, какое оно синее. Но увидеть его без глаз все равно нельзя.

Чего бы я только не отдала за здоровые глаза…

Потому что без них, будь ты хоть самой крутой летучей мышью, умеющей ориентироваться в потоке людей и машин, ничто не защитит тебя от выскочившего на пешеходный переход бешеного мотоциклиста. Особенно если звук его мотора заглушит гудящий на переезде электровоз.

— Куда прешь, ду-у-ура! — чужой крик забил уши, напрочь отрезая для меня любую возможность сориентироваться. А потом был удар, такой силы, что показалось — я словно разлетелась на части. Одна упала на шершавый асфальт, а вторая все летела, летела… пока не врезалась во что-то.