Светлейший князь (СИ) - Шерр Михаил - Страница 9

— Отлично братцы, отлично. У нас достаточно крепких веревок и ремней. Крепите их на плотах крепче, — мужики с веревками тут же начали крепить их. — Где дедушка Фома?

— Здесь я, Григорий Иванович, здесь.

— Сколько мешков на каждом плоту? — спросил Григорий.

— Много, по сотне без малого.

— Думается мне надо разгрузить первый плот, — Григорий показал рукой, — он сильно на камень сел, ну и обвязать его надо дополнительно.

— Твоя правда, Григорий Иванович, сделаем.

Еще два часа ушло на подготовку к буксировке плотов вверх по течению Енисея. И вот наконец все готово. Почти сотня человек приготовились кто тянуть плоты, кто наоборот держать.

— Ну что Григорий Иванович, начинаем?

— Начинаем, дедушка Фома, — Григорий глубоко вдохнул. — Командуй.

Все напряженно смотрят на Григория и дедушку Фому. Вот он снимает с головы потрепанный картуз, чинно и неторопливо трижды креститься, повернувшись лицом на восток, кладет три земных поклона и неожиданно громко и звонко кричит:

— Давай!

Мужики на берегу начинают медленно и аккуратно выбирать ремни, закрепленные на крайнем, третьем плоту. Два десятка мужиков со специально вырубленными жердями изготовились у края второго плота.

Ремни натянулись, кажется сейчас зазвенят.

— Мужики, тол-кай! — закричал Григорий.

Жерди дружно уперлись в край плота. Плот дрогнул и медленно двинулся против течения к берегу. Через полчаса его аккуратно завели в специально выбранный речной залив инадежно привязали к деревьям на берегу.

Второй плот вывели намного быстрее и проще. Подошла очередь третьего. Предварительно половину мешков с него перегрузили на первые два. Мужики с жердями с опаской подошли к краю плота, который он наполз на каменную плиту порога. В нескольких метрах от них страшно грохочет и бурлит страшный порог Енисея. Для гарантии они связались друг с другом веревками, уповая на помощь товарищей, если сорвешься.

Грохот порога заглушает все голоса. Команда на плоту видит, что ремни начинают подниматься из воды и натягиваться. Они понимают, пора и упираясь жердями в каменную плиту, дружно пытаются столкнуть плот с плиты порога. Но тщетно, порог не хочет отдавать свою добычу!

Люди на берегу упорно продолжают тянуть ремни, кажется еще мгновение и плот начнет разваливаться на отдельные бревна, но в этот момент оп задрожал и медленно, очень медленно начал сползать с каменной плиты порога.

Григорий вместе со всеми тянул ремни на берегу Енисея. Заходящее солнце стало цеплять верхушки деревьев, когда третий плот причалили к берегу. Григорий в совершенном бессилии опустился на землю, его тошнило и было только одно желание — спать.

Григорий усилием воли поднялся на ноги.

— Так мужики, это не все. Человек пятьдесят, с лошадьми и топорами за мной.

Мужики дружно и быстро расчистили лесной завал, вытащили и погрузили на лошадей найденные Григорием китайские тюки. На берег Енисея лесная экспедиция вернулась в первых вечерних сумерках.

Сказать, что Григорий устал, это значит ничего не сказать. День великих потрясений и перемен для него лично, да еще и просто такие-то физические напряги. Прошлая жизнь, там в будущем, это какая-то сказка, какое-то кино. Хотя кино — это теперь тоже сказка. Короче это все было давно и неправда. А правда это то, что было сегодня и будет завтра, и послезавтра.

Сидя у костра, он пил теплый чай из каких-то душистых трав. Перед ним, на гладком камне на расстеленном чистом льняном полотенце, лежал нарезанный черный хлеб, стояли простая грубая глиняная тарелка с кусками жареного мяса и несколько вареных яиц. Отдельно в маленьком блюдце стояла соль.

Вместе с Григорием трапезничал дедушка Фома. Старик устал до безумия, но он не мог пойти спать. Ему надо было обязательно поговорить с Григорием.

Григорий чувствовал настроение Фомы и ему тоже надо было с ним поговорить.

— Какие ваши планы, дедушка Фома?

— Планы? — старик махнул рукой. — Да нет никаких планов. Шли куда глаза глядят, лишь бы убежать. Знаешь поди, что нас ожидало? — Григорий кивнул. — У меня, Григорий Иванович, вот от одного твоего вопроса в носу засвербило.

— Знаю, есть опыт. Я, дедушка, вот почему спрашиваю. Среди вас есть те, кто хочет найти Беловодье. Так вот, дело обстоит так. Россия и православные остались там, за порогом. Впереди, — Григорий показал в сторону верховьев Енисея, — нет ни одного православного. Там вообще много мест где людей нет. Если подняться выше по Енисею, то он свернет влево в горы и там живут эти как их, — Григорий хотел сказать тувинцы, но вспомнил, что сейчас не двадцатый век, — урянхайцы. Они под пятой у Китая.

В горле у Григория запершило, он сделал пару глотков теплого напитка и затем продолжил.

— Недалеко отсюда в Енисей впадает река Ус. Так вот если подняться по ней вверх, то там есть долина, лучшего места для жизни здесь нет. Там можно выращивать хлеб, разводить скот, там хорошая охота и рыбалка. В горах есть золото и много еще чего. Это конечно не Минусинская впадина, которая за порогом вниз по Енисею, но там нет ни царских, ни китайских чиновников, — Григорий усмехнулся. — Почти Беловодье. И в той долине если что, легко можно обороняться от любого врага. Большую армию никто туда не пришлет. Вот, что я дедушка тебе хотел сказать.

— А ты, Григорий Иванович, кто такой, почему ты здешние места знаешь? — дедушка Фома хитро-вопросительно посмотрел на Григория.

— Я, дедушка Фома, хозяин здешних мест. Никто их лучше меня не знает, — Григорий про себя усмехнулся, это наверное было правдой. — Ты не смотри, что я молодо выгляжу, я в этих местах уже бывал. Я как ткацкий челнок, туда-сюда, туда-сюда.

— А товары китайские, это как так? — не унимался старик.

— Ты дедушка знаешь, что такое контрабанда? — дедушка Фома утвердительно кивнул. — Так вот её, контрабанду то есть, никто не отменял. Есть значит лихие люди в Китае. Это раз. Два, то, что это стародавняя торговая тропа, — Григорий устало прикрыл глаза. — Мне бы поспать, дедушка. Очень я притомился.

— Ты, Григорий Иванович, ложись, спи. А мы пока погутарим. Общество волнуется, сна ни у кого нет.

Через несколько минут Григорию принесли набитые сухой травой огромные мешки, два тряпичных одеяла и он мгновенно провалился в сон…

… Григорий проснулся с первыми лучами солнца. Открыв глаза, он увидел сидевшего напротив монаха, в черной очень потрепанной рясе и таком же черном и потрепанном клобуке. На левом запястье у него были четки, которые он перебирал пальцами обеих рук. Сидел он тоже на таком же огромном мешке, рядом с ним свернувшись калачиком спал дедушка Фома.

Увидев, что Григорий проснулся, монах слегка тронул дедушку Фому за плечо. Тот мгновенно проснулся и заговорил с Григорием как будто они только что вели беседу. Как говорится не здрасте тебе, не до свидания.

— Григорий Иванович, вот наш иеромонах, отец Филарет хочет с вами побеседовать.

Вид у дедушки Фомы был немного виноватый и Григорий улыбнулся, он мгновенно понял, почему монах хочет с ним побеседовать.

— Наверное в обществе возникли сомнения в моем происхождении, — Григорий решил, как говориться, сразу зайти с козырей, — и отец Филарет должен выяснить, не являюсь ли я колдуном или слугой нечистой силы, или более того— самим лукавым?

Отца Филарета слова Григория не смутили, даже более того, он просиял лицом, стремительно поднялся и с улыбкой, очень ласковои добро, обратился к Григорию:

— Григорий Иванович, пойдемте к Енисею, там нам лучше будет беседовать.

На берегу Енисея отец Филарет несколько минут молча смотрел на величественную даже здесь реку, потом резко повернулся к Григорию:

— У вас, Григорий Иванович, есть нательный крест?

Григорий молча снял самодельный крест и протянул монаху.

— Когда я убежал из острога у меня не было возможности где-либо взять крест и я при первой возможности вырезал его сам.

Григорий, в той жизни, когда жена заболела, выполнил её просьбу и принял крещение. Жена его была похоронена в Минусинске и сначала он просто выполнял её предсмертную просьбу, регулярно посещая храм, каждый раз бывая на её могиле. А после выхода на пенсию стал стремиться простоездить куда-нибудь в храм по всем праздникам. Вернувшиеся на малую родину, его ученики помогали ему и в этом.